Евгений Шварц. Хроника жизни - Евгений Биневич

Евгений С. Калмановский не знал этих рассуждений Шварца о себе и мире вокруг, — они опубликованы уже после того, как его не стало. Но как точно он понял и почувствовал человеческую и писательскую природу Евгения Львовича. «Как я люблю в Шварце его счастливую непреклонность, — писал он. — Не жесткую, горделивую, а мягкую, деликатную, такую естественную. И совершенно неразлучную с ним… Наш двадцатый век мы знаем хорошо по собственному опыту. Наряду с другим прочим он переполнен выкрутасами сознания и поведения. Уверенная в себе грубость и довольная собой тупость выдавались за историческую силу и мощь; долговременная народная беда — за счастливый путь к звездам; мертвенности духа — за мудрое и точное знание реальности; мстительно наступательная наглость — за самородный талант. Рядом с крупными выкрутасами заводились мелкие, частные противожизненные изобретения в науке, искусстве, обычном житье. «Дойти до самой сути» всегда трудно. В наш век преданность такой цели приобрела героический смысл…

Та простота, что у Шварца, недостижима в суете, на бегу, на лету. Но если считать, что работаешь сразу на века, тоже не получится… По расхожему понятию, писатель всю дорогу пишет, должен писать высокохудожественные и разные сочинения. Разные вещи должны получаться, друг на друга не похожие. Дело все-таки в другом… У тех, кто живет жизнью настоящей, постоянно встречаешь сходства, совпадения разной степени очевидности или даже повторы разной степени тождественности. Ведь развертывается одна жизнь, проходит её один человек, не способный развалиться на отдельные произведения. Евгений Львович шел путем, только естественным для него, год за годом забираясь дальше и выше. «В наших возможностях единый ответ на критику, — учил он меня, — написать следующее сочинение лучше предыдущего». Чтобы написать лучше, не начать метаться туда и сюда в поисках удачи, надо знать свое направление и его держаться…» Уроки Шварца не прошли даром и для Евгения Соломоновича…

«Два клена»

Первой пьесой, осуществленной в этот жизненный период Шварца, стали «Два клена».

Но вначале был «Иван — Честной работник», которого Шварц, как мы помним, более десяти лет назад писал для художественной самодеятельности. Первое его действие происходило в лесу, куда герой забредал в поисках интересной работы. Там уже была баба Яга, «курьи ноги» её избы и Медведь, который был на службе у неё, но помог Ивану одолеть его хозяйку. Второе действие происходило в царстве Несмеяны. Конечно же, Иван её рассмешил, женился на царевне и стал жить-поживать, да добра наживать.

Пьеса — не лучшее произведение Шварца, но вполне законченное. Еще в семидесятые годы я пытался пристроить его на ленинградское телевидение. Не удалось. Дал текст своему сокурснику, ставшему главным режиссером Донецкого театра кукол. Он пьесу поставил и писал, что спектакль имел успех.

Напечатать «Ивана», как «литературный факт» в жизни Шварца удалось только в 1996 году в «Новом журнале» (Л, № 3).

Позже Шварц отбросил второе действие. Главной героиней сделал Василису Работницу, чьи сыновья Федор и Егорушка ушли из дома на поиски доли и счастья и которых баба Яга превратила в «каменных братьев». В более позднем варианте, хранящемся в ленинградской Театральной библиотеке, Яга превращает их уже в молодые клены. Им на выручку шла мать и младший её сын Иванушка. Она тоже вступала в войну с Ягой. Теперь хвалебную песенку курьим ножкам её избы вместо Ивана исполняла Василиса. На её сторону вставали Медведь, Мальчик-с-пальчик (это уже во втором и третьем действии), его друзья — кошка Мурка, пес Барбос, Скворец, и прочие хорошие, добрые герои сказок. А на сторону бабы Яги вставали царь Золотого царства и Змиулан Змиевич Осьмиглавый, сын Змея Горыныча. Такое нагромождение сказочных персонажей возникло, вероятно, потому, что Евгений Львович со времен «Тени» и «Снежной королевы» соскучился по ним, да и не был уверен, что в его жизни возникнет возможность сочинить ещё одну сказку с ними.

Через какое-то время он вернулся к «Василисе Работнице». «Написав «Василису Работницу», пьесу громоздкую и нескладную, я через год, перечитав её, понял, как нужно её строить, — записал Евгений Львович 8 октября 54 года, — и выбросив два акта из трех, написал более простую и построенную пьесу «Два клена»». Теперь всё действие происходило в лесу бабы Яги, которая глумилась над Василисой, а та, исполняя её капризы, при помощи ягиных слуг и должников — Медведя, Кота, Шарика и младшего сына Иванушки заставляла её расколдовать сыновей, запирала её в собственной избе, и куриные ножки уносили бабу Ягу в «царство» Василисы на «перевоспитание».

«Каменных братьев» — «Василису Работницу» Шварц писал для Московского ТЮЗа. И там пьеса была принята, но как-то долго к её постановке не приступали, будто чувствовали, что автор ещё приложит к пьесе свое перо. А может быть, не могли решить, как воплотить на сцене громадного Змея Горыныча. Ведь это не фильм, где можно показать все, что угодно, и не кукольный театр.

А вот, получив «Два клена», МТЮЗ сразу приступил к их постановке. Однако, 6 декабря Шварц записал: «С пьесой «Два клена» — смутное движение. Из Москвы письмо о том, что пьесу ещё не рассмотрели, а здесь, в Ленинграде, ТЮЗ ею заинтересовался. И я оживился. Я успел разглядеть, что пьесы мои так медленно рассматриваются не по враждебному или подозрительному ко мне отношению, а главным образом по безразличию. А в общем, конечно, я не хотел думать в это время, что никому не нужен, но иногда это лезло в голову. И эта червеобразная мысль внушала брезгливость и отвращение…».

Но были обеспокоены задержкой разрешения пьесы и в театре. Представительница его — Е. Л. Якушкина, выступая 17 декабря на «Совещании ТЮЗов», пыталась ускорить прохождение пьесы через цензурные препоны. «Сейчас ответственность за репертуар больше возлагается на театр, чем на Комитет, — говорила она. — И все же Комитет продолжает задерживать пьесы. Вот сказка Шварца «Два клена». Она подписана одним редактором, но дальше попала к следующему, который заявил, что у него много пьес, и сказка Шварца будет прочитана через месяц. Комитет часто дает разрешение на выпуск пьесы за неделю до выпуска спектакля».

Все в конце концов обошлось, и в марте пятьдесят четвертого года Шварц поехал в Москву.

— Генеральная репетиция 18 марта вызвала тот самый нездоровый, сонный отзыв всего моего существа, который я терпеть не могу. Я дважды на самом деле засыпал, да и только. Было человек полтораста зрителей-детей. Все девочки, ученицы третьего класса. «Реакции», как говорили на заседании художественного совета, были правильные, но то, что происходило на сцене, ни на что не было похоже… Я вместо того, чтобы придти в ярость, впал в безразличное состояние. Засыпал не только на репетиции, но и на художественном совете… А премьера состоялась только 9 апреля. Успех был, но не тот, который я люблю. Мне все время стыдно то за один, то за другой кусок спектакля. Возможно, что не я в этом виноват, но самому себе это не докажешь. Видимо, с ТЮЗом московским, несмотря на дружеские излияния с обеих сторон, мне больше не работать. Тем не менее, и успех, и атмосфера успеха имелись налицо, и даже в ресторан ВТО пошли мы небольшой компанией с Чуковскими и Рыссами, и Тусей, и Даней. И режиссером, и Якушкиной. И на следующий день я проснулся без горестных ощущений. Потому что, уезжая, ждал хорошего…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});