История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II - Коллектив авторов

В Нюрнберге (Германия) СССР, США, Англией и Францией был создан Международный военный трибунал. Он начал работу 20 ноября 1945 г. и закончил ее 1 октября 1946 г. вынесением смертного приговора двенадцати главным военным преступникам, включая Геринга, Риббентропа и главу штаба Вермахта Кейтеля. Главный обвинитель от СССР Роман Андреевич Руденко, выполняя кремлевскую инструкцию, требовал смертной казни для всех обвиняемых.

Историческая справка

Руденко и его помощники в Нюрнбергском трибунале работали в прокуратуре с 1929 г., т. е. были в полной мере частью репрессивной сталинской машины. Позже, отвечая на вопрос Н.С. Хрущева о сталинских репрессиях, почему невинно осужденные сами оговаривали себя, он усмехнулся: «Тут искусство тех, кто вел следствие, кто проводил суд. Видимо, доводили людей до такого состояния, что у них имелся единственный способ покончить со страданиями и издевательствами – признаться, а следующим шагом была смерть». – Вопросы истории. 1992. № 6/7. С. 88.

Сталин и его окружение могли торжествовать. Германский национал-социализм был не только повержен физически, но и объявлен вне закона, в то время как коммунистический СССР приобрел мировое признание. Западные журналисты наперебой старались получить у Сталина интервью. Всесоюзное общество культурных связей за рубежом (ВОКС), финансируемое советским правительством, имело к 1946 г. филиалы в 55 странах, тогда как в 1940 г. их было всего четыре. Число членов этих филиалов выросло с 800 человек до трех миллионов. В сентябре-октябре 1945 г. в Париже представители 67 млн организованных в профессиональные союзы рабочих из 56 стран создали Всемирную федерацию профсоюзов (ВФП) – организацию, находившуюся в значительной мере под советским и коммунистическим влиянием. Победы Красной армии побудили миллионы молодых людей по всему миру вступить в коммунистические партии.

Роспуск Коминтерна в 1943 г. и провозглашение «национальных путей» к построению «социализма» оказался удачным шагом по дезинформации. Зарубежным коммунистам теперь было легче утверждать, что они являются не «рукой Москвы», а «выразителями национальных интересов широких слоев трудящихся» своих стран. В мае 1946 г. отдел внешнеполитической информации ЦК ВКП(б), где осел аппарат упраздненного Коминтерна во главе с Георгием Димитровым, с торжеством рапортовал, что «международное коммунистическое движение» выросло до гигантских размеров. Компартия Франции насчитывала 1 млн человек, Итальянская компартия – 1,9 млн человек, в Бельгии и Греции было по 100 тыс. коммунистов, в Китае было 1,2 млн коммунистов, и даже в Великобритании и США, где коммунистические партии никогда не были массовыми, они выросли соответственно до 50 тыс. и 80 тыс. человек. Произошло массовое вступление в коммунистические партии в странах Восточной Европы. На первом месте стояла Чехословакия – 1,3 млн коммунистов. Среди них были не только оппортунисты и приспособленцы – вступало также много интеллектуалов и наивной студенческой молодежи, желавшей «строить социализм». (Годы спустя одни из них стали коммунистическими аппаратчиками, другие порвали с коммунизмом и стали его активными противниками).

Свидетельство очевидца:

Чешский писатель Милан Кундера, тогда школьник, стал убежденным коммунистом и вступил в Коммунистическую партию Чехословакии в 1948 г. В автобиографическом романе «Шутка» он описал владевшие им тогда чувства:

«Перед различными комиссиями я мог приводить десятки доводов, почему я стал коммунистом, но что больше всего в движении меня завораживало, даже пьянило – это был руль истории, в чьей близости (истинной или лишь мнимой) я оказался. Мы ведь и в самом деле решали судьбы людей и вещей; и именно в вузах: в профессорской среде мало было тогда коммунистов, и в первые годы вузами управляли почти одни студенты-коммунисты, решавшие вопросы профессорского состава, учебных программ и реформы преподавания. Опьянение, какое мы испытывали, обычно называют опьянением властью, но (при капле доброй воли) я мог бы выбрать и менее строгие слова: мы были испорчены историей; мы были опьянены тем, что, вспрыгнув на спину истории, оседлали ее; разумеется, со временем это превратилось по большей части в уродливое стремление к власти, но (так как все людские страсти неоднозначны) в этом таилась (а для нас, молодых, пожалуй, особенно) и вполне идеальная иллюзия, что именно мы открываем ту эпоху человечества, когда человек (любой человек)не окажется ни вне истории, ни под пятой истории, а будет вершить и творить ее».

Не только коммунисты, но тысячи интеллектуалов и студентов в колониальной и полуколониальной Азии, Африке и Латинской Америке, в том числе в Китае, Индии, Индонезии и Вьетнаме смотрели на Сталина как на непререкаемый авторитет. Победа СССР над нацистской Германией вызвала восторг и восхищение всех тех, кто ненавидел европейский колониализм и расизм и мечтал прийти к власти под флагом движений и партий «национального освобождения». Георгий Димитров писал летом 1945 г. в Политбюро о том, что существуют благоприятные условия для расширения коммунистического влияния в странах Ближнего Востока «в интересах нашего государства».

В то же время, уже весной 1945 г. трения между союзниками по антинацистской коалиции начали усиливаться. 22 апреля, на встрече с Молотовым, новый президент США Гарри Трумэн в жестких тонах предложил СССР соблюдать ялтинские соглашения в Восточной Европе, прежде всего в Польше. 12 мая американцы остановили поставки СССР по ленд-лизу, что сразу же выявило серьезную зависимость советской военной промышленности от западных поставок (позже они, сославшись на бюрократическую ошибку, возобновили их, рассчитывая на участие СССР в разгроме Японии). В мае британские военные доложили Черчиллю о плане «Операция «Немыслимое»», который предусматривал, в случае войны между СССР и западными союзниками, ряд чрезвычайных мер, включая вооружение немецких военнопленных.

Сталин, однако, считал, что необходимо как можно дольше сохранять союзнические отношения с США и Великобританией. Это, как был он уверен, облегчало СССР строительство послевоенной империи в Центральной Европе и на Балканах, а также в Северном Китае. На встрече с югославскими коммунистам 9 января 1945 г. Сталин поучал: «Общеизвестно правило, что если не можешь наступать – обороняйся, накопил силу – наступай. В отношении к буржуазным политикам нужно быть осторожными. Они, буржуазные деятели, очень обидчивы и мстительны. Свои чувства надо держать в руках; если чувства руководят – проиграете. В свое время Ленин не мечтал о таком соотношении сил, которого мы добились в этой войне. Нам это удалось: нами руководит не чувство, а рассудок, анализ, расчет».

Свидетельство очевидца:

Молотов вспоминал: «Сталин не раз говорил, что Россия выигрывает войны, но не умеет пользоваться плодами побед. Русские воюют замечательно, но не умеют заключать мир, их обходят, недодают. А то, что мы сделали в результате этой войны, я считаю, сделали прекрасно, укрепили Советское государство. Моя задача как министра иностранных дел была в том, чтобы нас не надули… Мы ни на кого не надеялись – только на собственные силы». – Ф. Чуев. Сто сорок бесед с Молотовым. С. 78, 82.

Сталин, несмотря на свою коммунистическую фразеологию, уже давно вел великодержавный курс. Он мыслил категориями начала ХХ в., категориями геополитики в духе Фридриха Ратцеля и Карла Хаусхофера. Только расширение жизненного пространства нужно было ему не для блага народа, а для удовлетворения собственного тщеславия. Сталин был маньяком властолюбия. Он не собирался помогать зарубежным коммунистическим партиям и движениям в странах, лежавших за пределами периметра «сферы влияния», которая была реальна для СССР.

Сталин категорически отверг в 1944–1945 гг. призывы болгарских и югославских коммунистов оказать помощь коммунистам Греции, которые начали гражданскую войну с правительством греческого короля (болгары заодно хотели захватить кусок греческой территории, а югославы зарились на Албанию и часть Македонии). Сталин ответил отказом, сказав про греческих коммунистов: «Они ошибочно считали, что Красная армия дойдет до Эгейского моря. Мы не можем послать войска в Грецию. Греки совершили глупость». В 1945 г. надо было переварить то, что уже дала Ялта. Сталин рассчитывал, что западные союзники оценят его сдержанность в Греции и других регионах. Тактика Сталина была в том, чтобы, опираясь на временный союз с США и Великобританией, получить полный и безраздельный контроль над сопредельными территориями и построить там просоветские режимы. Аппетиты в отношении Греции Сталин проявит чуть позже.

Свидетельство очевидца

Молотов вспоминал: «Нам надо было закрепить то, что завоевано. Из части Германии сделать свою, социалистическую Германию, а Чехословакия, Польша, Венгрия, Югославия – они же были в жидком состоянии, надо было везде наводить порядок. Прижимать капиталистические порядки». – Ф. Чуев. Сто сорок бесед с Молотовым. С. 86.