Отягощенные злом (сборник) - Аркадий и Борис Стругацкие

Он раскрыл синюю коробку, торжественно извлек из нее медаль на белой муаровой ленточке и принялся пришпиливать ее к груди Виктора. Молодой человек разразился вежливыми аплодисментами. Потом долговязый вручил Виктору удостоверение и коробку, пожал Виктору руку, отступил на шаг, полюбовался и тоже похлопал в ладоши. Виктор, чувствуя себя идиотом, тоже похлопал.

– А теперь это надо обмыть, – сказал долговязый.

Все сели. Долговязый разлил виски и взял себе стаканчик для карандашей.

– За кавалера «Трилистника»! – провозгласил он.

Все снова встали, обменялись улыбками, выпили и снова сели. Молодой человек в очках тут же взял газету и закрылся ею.

– Третья степень у вас, кажется, была, – сказал долговязый. – Теперь вам еще первую, и будете полным кавалером. Бесплатный проезд и все такое. За что третью схватили?

– Не помню, – сказал Виктор. – Было там что-то такое, убил, наверное, кого-нибудь… А, помню. Это за Китчиганский плацдарм.

– О! – сказал долговязый и снова разлил виски. – А я вот не воевал. Не успел.

– Вам повезло, – сказал Виктор. Они выпили. – Между нами говоря, не понимаю, за что мне дали эту штуку.

– Я же сказал: за особые услуги.

– За Суммана, что ли? – произнес Виктор, горестно усмехаясь.

– Бросьте! – сказал долговязый. – Вы же важная персона, вы же там, в кругах… – Он неопределенно помахал пальцем возле уха.

– В каких там кругах… – сказал Виктор.

– Знаем, знаем! – лукаво закричал долговязый. – Все знаем! Генерал Пферд, генерал Пукки, полковник Бамбарха… Вы – молодец.

– В первый раз слышу, – сказал Виктор нервно.

– Начал это дело полковник. Никто, сами понимаете, не возражал – еще бы! Ну, а потом генерал Пферд был на докладе у президента и сунул ему представление на вас. – Долговязый засмеялся. – Потеха, говорят, была. Старик заорал: «Какой Банев? Куплетист? Ни за что!» Но генерал ему эдак сурово: надо, ваше высокопревосходительство! В общем, обошлось. Старик растрогался, ладно, говорит, прощаю… Что там у вас с ним получилось?

– Да так, – неохотно сказал Виктор. – О литературе поспорили.

– Вы действительно пишете книжки? – спросил долговязый.

– Да. Как полковник Лоуренс.

– И прилично платят?

– Ком си, ком са.

– Надо будет и мне попробовать, – сказал долговязый. – Времени вот только свободного все нет. То одно, то другое…

– Да, времени нет, – согласился Виктор. При каждом движении медаль покачивалась и стучала по ребрам. От нее было ощущение, как от горчичника. Хотелось снять, и тогда сразу полегчает. – Вы знаете, я пойду, – сказал он, поднимаясь. – Время.

Долговязый тотчас вскочил.

– Конечно, – сказал он.

– До свидания.

– Честь имею, – сказал долговязый. Молодой человек в очках приспустил газету и поклонился.

Виктор вышел в коридор и сейчас же содрал с себя медаль. У него было сильное желание бросить ее в урну, но он удержался и сунул ее в карман. Он спустился вниз на кухню, взял бутылку джину, а когда шел обратно, портье окликнул его:

– Господин Банев, вам звонил господин бургомистр. В номере вас не было, и я…

– Что ему нужно? – угрюмо спросил Виктор.

– Он просил, чтобы вы ему немедленно позвонили. Вы сейчас к себе? Если он позвонит еще раз…

– Пошлите его в задницу, – сказал Виктор. – Я сейчас выключу у себя телефон, и если он будет звонить вам, то так и передайте: господин Банев, кавалер «Трилистника Второй Степени», посылает-де вас, господин бургомистр, в задницу.

Он заперся в номере, выключил телефон и еще зачем-то прикрыл его подушкой. Потом он сел за стол, налил джину и, не разбавляя, выпил залпом целый стакан. Джин обжег глотку и пищевод. Тогда он схватил ложку и стал жрать клубнику в сливках, не замечая вкуса, не замечая, что делает. Хватит, хватит с меня, думал он. Не нужно мне ничего, ни орденов, ни гонораров, ни подачек ваших, не нужно мне вашего внимания, ни злобы вашей, ни любви вашей, оставьте меня одного, я по горло сыт самим собой, и не впутывайте меня в ваши истории… Он охватил голову руками, чтобы не видеть перед собой бело-синего лица Павора и этих бесцветных безжалостных морд в одинаковых плащах. Генерал Пферд с вами, генерал Баттокс, генерал Аршманн с вашими орденоносными объятьями, и Зурзмансор с отклеивающимся ликом… Он все пытался понять, на что это похоже. Высосал еще полстакана и понял, что, корчась, прячется на дне траншеи, а под ним ворочается земля, целые геологические пласты, гигантские массы гранита, базальта, лавы выгибают друг друга, стеная от напряжения, вспучиваются, выпячиваются и между делом, походя, выдавливают его наверх, все выше, выжимают его из траншеи, выпирают над бруствером, а времена тяжелые, у властей приступ служебного рвения, намекнули кому-то, что плохо-де работаете, а он – вот он, над бруствером, голенький, глаза руками зажал, а весь на виду. Лечь бы на дно, думал он. Лечь бы на самое дно, чтобы не слышали и не видели. Лечь бы на дно, как подводная лодка, думал он, и кто-то подсказал ему: чтоб не могли запеленговать. Да-да, лечь бы на дно, как подводная лодка, чтоб не могли запеленговать. И никому не давать о себе знать. Нет меня, нет. Молчу. Разбирайтесь сами. Господи, почему я никак не могу сделаться циником?.. Лечь бы на дно, как подводная лодка, чтоб не могли запеленговать. Лечь бы на дно, как подводная лодка, твердил он, и позывных не передавать. Он уже почувствовал ритм, и сразу заработало: сыт я по горло, до подбородка… и не хочу ни пить, ни писать… Он налил джину и выпил. Я не хочу ни петь, ни писать… ох, надоело петь и писать… Где банджо, подумал он. Куда я сунул банджо? Он полез под кровать и вытащил банджо. А мне на вас плевать, подумал он. Ох, до какой степени мне наплевать! Лечь бы на дно, как подводная лодка, чтоб не могли запеленговать. Он ритмично бил по струнам, и в этом ритме сначала стол, потом вся комната, а потом весь мир пошел притопывать и поводить плечами. Все генералы и полковники, все мокрые люди с отваливающимися лицами, все департаменты безопасности, все президенты и Павор Сумман, которому выкручивали руки и били по морде… Сыт я по горло, до подбородка, даже от песен стал уставать… не стал уставать, уже устал, но «стал уставать» – это хорошо, а значит, это так и есть… лечь бы на дно, как подводная лодка, чтоб не могли запеленговать. Подводная лодка… горькая водка… а также молодка, а также наводка, а лагерь – не тетка… вот как, вот как…

В дверь уже давно стучали, все громче и громче, и Виктор, наконец, услышал, но не испугался, потому что это был не ТОТ стук. Обыкновенный радующий стук мирного человека, который злится, что ему не открывают. Виктор открыл дверь. Это был Голем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});