Том 7. Произведения 1863-1871 - Михаил Салтыков-Щедрин

Итоги

Первые четыре главы впервые — ОЗ, 1871, № 1, стр. 123–136; № 2 стр. 303–314; № 3, стр. 178–185; № 4, стр. 327–345 (вып. в свет соответственно 17 янв., 22 февр., 17 марта, 16 апр.). Без подписи. Пятую главу Салтыкову опубликовать не удалось (см. ниже).

Рукописи первых четырех глав неизвестны. Эти главы были перепечатаны во втором томе «Сочинений М. Е. Салтыкова (Н. Щедрина)», СПб. 1889, стр. 467–509. Первоначально Салтыков предполагал повторить здесь текст ОЗ[271]. Однако «Итоги» появились в «Сочинениях» с изменениями и сокращениями, которые могли быть сделаны только автором. Эта окончательная редакция и воспроизводится в настоящем издании. Приводим один из вариантов ОЗ:

К стр. 453, после абзаца «Утвердительный ответ в пользу выхода…»:

Для них приятно и не безвыгодно, что существуют пламенные люди, которые готовы усыплять общественное мнение картинами всероссийского прогресса; но в то же время самое слово «прогресс» настолько противно что они не желают даже одним упоминовением об нем заявить о своей солидарности с ним. Эта последняя обязанность всецело возлагается на прогрессистов, которые таким образом, сами того не сознавая, являются очень удобными орудиями и застрельщиками самых яростных консерваторов.

Пятая глава «Итогов», написанная в июле или начале августа 1871 г. (см. ниже), была уже отпечатана в августовской книжке ОЗ за 1871 г., но по представлении этой книжки журнала в цензуру обратила на себя внимание председателя С.-Петербургского цензурного комитета А Петрова. В донесении от 16 августа начальнику Главного управления по делам печати М. Р. Шидловскому он писал: «Преследовать судом за эту статью невозможно. По моему мнению, даже неудобно было бы мотивировать административное взыскание; но она обличает направление журнала»[272]. 31 августа 1871 г. Салтыков сообщил А. М. Жемчужникову: «Я в августовской книжке поместил статью совершенно спокойную по тону, в которой доказывал, что слово «анархия» употребляется в ненадлежащем смысле и что анархистами должны называться собственно те, которые ставят преграду прогрессу, — и должен был эту статью вырезать ввиду угроз для журнала».

Окончательный авторский текст пятой главы неизвестен. Сохранились лишь черновые автографы с отдельными перебеленными Салтыковым страницами. Два из них содержат текст двух более или менее полных редакций главы; два других представляют собою отрывки ее третьей редакции. Вторая редакция дает более распространенный по сравнению с первой редакцией текст — по объему она превышает первую в полтора раза. Во второй редакции развернуты многие важные положения статьи, — например, о «торжествующей анархии консерватизма», в текст введено прямое упоминание о Пьере Леру, и пр. Последовательность работы Салтыкова над пятой главой устанавливается путем анализа его правки в тексте и вставок на полях: в тексте второй редакции Салтыковым учтены вставки, сделанные им на полях рукописи первой редакции, в текст третьей редакции введены вставки с полей второй редакции, а перебеленные литы третьей редакции отражают последнюю стадию их черновика. На одном из сохранившихся листов третьей редакции помета Салтыкова: «Вместо этой страницы следует набирать вложенный поллист до конца, а потом перейти к следующей странице на обороте». Нельзя категорически утверждать, что эта неизвестная в полном виде редакция служила оригиналом для набора, так как отдельные страницы ее в процессе перебеливания превращены Салтыковым в черновик, но, вероятно, третья редакция была уже очень близка к наборной рукописи.

Текст второй редакции был опубликован впервые в сокращенном виде В. Кранихфельдом в газете «Киевская мысль», 1914, № 116, 28 апреля. Полностью тексты первой и второй редакций опубликованы Н. Яковлевым в сб.: «М. Е. Салтыков-Щедрин. Неизвестные страницы». Ред., предисловие и комментарии С. Борщевского, «Academia», М. — Л. 1931, стр. 281–325 и 533–537. При этом, однако, допущена ошибка в характеристике этапов авторской работы (первая редакция принята за вторую и наоборот). В настоящем издании принята последовательность первых двух редакций, установленная Б. М. Эйхенбаумом при публикации их в т. VII изд. 1933–1941. Там же были впервые опубликованы отрывки третьей редакции.

В настоящем издании за основной текст пятой главы принимается черновой автограф второй редакции (текст первой редакции и отрывки третьей см. в разделе «Из других редакций»). В автографе второй редакции имеется два больших вычерка: первый после абзаца «Посмотрим теперь…» (стр. 479) — вычеркнутый отрывок в несколько измененном виде был перенесен Салтыковым в начало статьи (стр. 473, абзац «В самом деле…»); второй вычеркнутый отрывок, с абзаца «Все это до такой степени справедливо…» по абзац «Eteignons les lumières et allumons le feu…» (стр. 482–483), восстановлен нами.

Начиная в 1871 г. новый публицистический цикл с обязывающим названием «Итоги», Салтыков хотел «исследовать» в нем общие результаты десятилетия реформ, начавшегося отменой крепостного права. «Крестьянская реформа» — это «исходный пункт», «к которому неизбежно должен восходить и по сю пору каждый, желающий изложить свои общие воззрения по экономическим и публицистическим вопросам», — отмечал В. И. Ленин в 1897 г.[273]. Осмысление и оценка всего пути России после 19 февраля 1861 г. ведется Салтыковым в широком историческом и философском плане, в соотнесении с событиями новейшей европейской истории и высокими критериями «справедливости для всех», выдвигаемыми утопическим социализмом. В «Итогах» изложены в этой связи важнейшие мысли Салтыкова о социалистическом идеале и историческом развитии общества, о франко-прусской войне и Парижской коммуне, о задачах литературы.

В связи с десятой годовщиной Манифеста и «Положений 19 февраля 1861 г.» большая часть консервативной и либеральной прессы («Моск. ведомости», «Русск. вестник», «СПб. ведомости», «Голос» и др.) выступила с новыми славословиями реформам 60-х годов[274] и упованиями на продолжение реформаторских усилий правительства. Прямо противоположной была оценка «десятилетия реформ» в демократической печати. Живучесть крепостничества, бесправие и обнищание масс, неудовлетворительность реформ «сверху» — постоянные темы разнообразных материалов, печатавшихся в 1871 г. в «Отеч. записках», — рецензий и «Внутренних хроник», статей и «провинциальных фельетонов»[275]. «Итоги» Салтыкова в этом ряду «юбилейных» выступлений журнала занимают центральное место.

В новом цикле Салтыков подводил итоги не только изменениям в русской жизни, но и эволюции в своей оценке их на протяжении пореформенных лет, отраженной уже частично в «Признаках времени» и в «Письмах о провинции». Высоко оценивая и теперь значение самого освобождения личности крестьянина от крепостной неволи, Салтыков более зорко схватывает в своем итоговом анализе глубинные социально-экономические тенденции пореформенного развития России, невероятно тяжелые и разорительные для крестьянства, и констатирует, что с точки зрения подлинного социального прогресса созданные реформой новые условия жизни, по существу, мало что изменили. Сатирическое определение «мундирное возрождение» (глава I) указывает на бюрократический характер проведения реформ 60-х годов, мизерность конечных результатов казенного «прогресса», уподобляемых усовершенствованиям «кантиков» и «погончиков» чиновничьих мундиров. С позиций «отрицания мундирного принципа вообще» Салтыков исследует далее многообразные стороны русской действительности после десяти лет реформ,

Отдельные факты, противоречащие «духу всеобщего обновления», обсуждались и на страницах либеральной и даже охранительной печати. Так, в 1871 г. широкое внимание общественности привлекли беззакония властей Пермской губернии, которые были выявлены сенаторской ревизией[276]. О результатах этой ревизии писалось до множестве корреспонденций и статей[277]. Однако во вскрытых в Пермской губернии «произволе полиции, бессудности суда и экономическом самоубийстве производительных сил»[278] либеральные публицисты видели только досадное исключение на светлом общероссийском фоне. Для Салтыкова же и пермские беззакония, и сам привычный «способ их устранения» — с помощью сенаторской ревизии — были принципиальным свидетельством сохранения дореформенной системы административно-полицейского произвола и практической бесконтрольности, полной необеспеченности интересов и прав личности управляемых[279].

Лишь немногие либеральные публицисты критиковали не отдельные частности, а общие результаты реформаторской деятельности правительства. Так, с большой серией серьезных статей «Десять лет реформ»[280] выступил известный общественный деятель 60-х годов А. А. Головачев, близкий знакомый Салтыкова еще по Твери (в 1862 г. он был привлечен Салтыковым к участию в проектировавшемся издании журнала «Русская правда»). Головачев отмечал половинчатость, «отрывочность» реформ, непоследовательность и противоречивость принципов, положенных в их основу. Он одушевлен просветительской идеей «уничтожения всех остатков» крепостного права. В рассуждениях Головачева, писавшего о «крепостнических замашках», «старых порядках даже в новых учреждениях», о сословных тенденциях в земстве, его бессилии перед администрацией, наконец, в требованиях законности и ее гарантий и т. п. ощущается влияние «Писем о провинции» и вообще публицистики Салтыкова этих лет, а также и непосредственного общения с ним. Но Головачев все же оставался в пределах «постепеновской», либеральной идеологии, ограниченной рамками апелляции к самодержавной власти. Эти мотивы исключительно «мирного прогресса, без борьбы и потрясений», явная направленность против «мнений несбыточных и утопических»[281], очевидно, и вызвали прямой иронический отклик Салтыкова на книгу Головачева в очерке «Зиждитель» цикла «Помпадуры и помпадурши» (1874; т. 8 наст. изд.). Но и раньше, еще до выхода статей Головачева отдельным изданием, в «Итогах» и затем в «Самодовольной современности» «отталкивание» от этих статей входит, несомненно, в полемический подтекст доказательств высокого значения «утопий» в историческом развитии.