Невеста каторжника, или Тайны Бастилии - Георг Борн

Ожидания Ришелье не оправдались – и на этот раз у короля не хватило духу отменить неожиданный и не очень понятный приказ маркизы. Он положил бумагу на столик и завел разговор с Ришелье о событиях при дворе.

Выходя из кабинета короля, Ришелье все еще надеялся, что король отменит этот странный приказ маркизы или просто не даст ему ходу, а бумага останется лежать на столе, и дело забудется само собой. Но маршал недооценивал могущества маркизы Помпадур.

Король давно не решался оставлять без внимания прихоти маркизы, даже если внутренне был не согласен с ней. Он незаметно для себя подпал под ее влияние, и, зная ум и ловкость своей подруги, без особых колебаний передал ей все бразды правления.

Когда Ришелье вышел, а через некоторое время и герцог Шуазель собрался уходить, король взял со стола свиток и протянул его Шуазелю:

– Передайте этот указ виконту Марильяку, герцог.

Так в эту минуту участь Марильяка, который еще и не подозревал о грозившей ему неотвратимой опасности, была решена окончательно.

Ирония судьбы состояла еще и в том, что в это самое мгновение виконт находился совсем неподалеку – в приемной, примыкавшей к королевскому кабинету.

Когда Шуазель показался в дверях, держа в руках свиток, Марильяк уставился на него с привычной полупрезрительной улыбкой. Шуазель направился прямо к нему, и это удивило виконта. Что надо этому герцогу, чего он от него хочет? Марильяк давно и твердо знал, что Шуазель не принадлежит к числу его явных или тайных сторонников.

Шуазель остановился в двух шагах и, протянув Марильяку свиток, негромко проговорил:

– Его величество поручил мне передать вам эту бумагу.

Марильяк поспешно выхватил свиток из рук герцога, даже не пытаясь скрыть охватившей его радости, – он был уверен, что в королевском указе наверняка что‑то приятное.

– Мне, собственно, уже известно содержание этой бумаги, герцог, – с нагловатой ухмылкой проговорил Марильяк. – А вам? И, если вам интересно, позвольте прочитать вам вслух.

С этими словами виконт развернул лист, бросил взгляд на строки и осекся… Что это такое? Что здесь нацарапано? Не бредит ли он? Перед его глазами все поплыло.

Шуазель заметил внезапную перемену, произошедшую с виконтом. Бледность, залившая лицо Марильяка, испугала герцога, и он, опасаясь, что тот вот–вот упадет в обморок, окликнул одного из камердинеров.

– Стул для господина виконта! – приказал он и быстрым шагом вышел из приемной.

Камердинер бросился исполнять приказание, но Марильяк уже опомнился и взял себя в руки.

Дьявольская улыбка пробежала по его искаженному яростью лицу. Он судорожно стискивал в кулаке бумагу, словно это было горло той, чья подпись змеилась под коротким указом, обрекшим его на вечное изгнание.

Камердинер, ничего не понимая, остановился в нескольких шагах, держа стул в вытянутых руках и испуганно глядя на разъяренного виконта.

Наконец Марильяк сорвался с места и бросился вон. Оказавшись в одной из смежных комнат, пустой в этот час, он дико расхохотался, швырнул бумагу на пол и принялся яростно топтать ее ногами.

– Это последний твой каприз, – прошипел он срывающимся голосом.

Бормоча под нос проклятия, Марильяк бросился вон. Он находился в состоянии, близком к помешательству, – слишком уж тяжелый удар был нанесен его самолюбию. Не разбирая дороги, он мчался по дворцовым анфиладам и коридорам, пока наконец не выбежал вон. Тотчас он поспешил к герцогу де Бофору, которого довольно быстро отыскал в Версале, куда тот приехал всего несколько минут назад.

«Страшись меня, Жанетта Пуассон, – яростно думал он на ходу. – Ты, которая осмелилась тронуть меня. Теперь участь твоя решена. Страшись меня! О, с каким удовольствием я убил бы тебя прямо сейчас, но подожди! Твое время все равно кончилось. Я ухожу. Ладно! Я ухожу! Но ты оставишь двор вместе со мной. Ты подписала мое изгнание, я подписываю – твое. Я – Марильяк. Твоя судьба решена! Я твой судия, Жанетта Пуассон, я, осужденный тобой! Ты и не подозреваешь, что часы твои сочтены. Ты и не подозреваешь, что твоя жизнь находится в руках того, кого ты осмелилась изгнать. Решено! Тебе конец. И вся Франция, нет, весь свет будут благодарны мне за это. Ты погибнешь, ты падешь вместе со мной. Только я‑то останусь жив, чтобы посмеяться над твоим гробом!»

Когда Марильяк вбежал в комнату, где герцог отдыхал после дороги, удобно расположившись в глубоком кресле, Бофор уставился на него с нескрываемым удивлением и явным неудовольствием.

– В своем ли вы уме? – рявкнул он. – Вы ворвались сюда, как сумасшедший! Кто вам позволил беспокоить меня? На кого вы похожи? – И наконец, слегка успокоившись, спросил: – Что с вами случилось?

– Карнавальная шутка нашего времени! – выкрикнул виконт, дико расхохотался и, внезапно оборвав смех, надсадным от бешенства голосом пообещал: – Я сведу счеты с Жанеттой Пуассон. Пробил час!

Герцог непонимающе смотрел на него.

– Что все это значит? Успокойтесь же, наконец! – требовательно проговорил он.

– Ловкая шутка, ваше сиятельство, – не слушая, продолжал Марильяк. – Если бы этот Шуазель не сказал мне, передавая бумагу, что это поручил ему король, если бы я не был уверен, что содержание бумаги другое, то я сумел бы отблагодарить его.

Герцог вскипел:

– Какая бумага? Что вы несете?

Марильяк неожиданно спокойно проговорил:

– Указ о моем изгнании.

– О вашем изгнании? – не веря собственным ушам, вскричал Бофор, и лицо его исказилось ужасной гримасой. – Вы изгнаны?! Кем?!

– Кем же другим, ваша светлость, как не Жанеттой Пуассон, дочерью мясника! – ответил Марильяк, снова разражаясь истерическим хохотом.

Герцог откинулся в кресле и почти спокойно проговорил:

– Это невозможно. Это немыслимо. Вы, вне всякого сомнения, ошиблись, виконт!

Марильяк, пытаясь взять себя в руки, – это давалось ему с трудом, – осипшим голосом выкрикнул:

– Она осмелилась это сделать! Больше того, она хотела просто насолить вам, герцог, и поэтому нанесла удар мне.

Бофор на мгновение задумался и решительно бросил:

– Этого не будет. Я говорю вам, Марильяк, что этого не будет!

Виконт пожал плечами, почти спокойно заметив:

– Но это уже произошло, ваша светлость. И думаю, что уже ничего изменить нельзя.

Герцог уперся кулаками в подлокотники кресла, медленно поднялся и, выпрямившись во весь рост, приказал:

– Идемте к королю!

Марильяк напомнил:

– Король сам прислал мне этот указ с Шуазелем.

Бофор упрямо повторил:

– Следуйте за мной! Я хочу собственными ушами услышать от короля подтверждение этого указа.