Любовь властелина - Альбер Коэн

Смерть евреям. Картонный нос мешал ему, этот запах клея и подвала был запахом одиночества, но все равно не снимал его, этот накладной нос, свою гордость. Загнан, он загнанный зверь, с безумными глазами, внезапно он превратился во французского офицера, которого эти, со стенами, собираются отправить на остров Дьявола, он стоит по стойке «смирно», за ним его батальон, перед ним полицейский офицер, полицейский офицер с длинными усами, воняющий чесноком, он срывает с него погоны, ломает его шпагу. Глядя на себя в зеркало, он кричит громким голосом, гнусавым из-за маскарадного носа, он кричит, что невиновен, что не предавал! Да здравствует Франция! — кричит он.

Может, пойти положить цветы к могиле неизвестного солдата, под Триумфальной аркой? Они будут смеяться над ним. В письме она попросила его открыть конверт только в случае, если он будет один. Конечно же один, какие еще варианты? Да, решено, он откроет, он посмотрит. Это пошлое счастье ему обеспечено. На несколько минут он забудет о своей судьбе. То, что в этом конверте, все же часть живой жизни, привилегия, предназначенная лишь ему. Да, он прокаженный, но у кого из счастливцев такая красивая, такая любящая женщина? Из любви, из желания его удержать она решилась, в отупении одиночества, эта дочь строгих пуристов решилась для него унизить себя непристойными фотографиями. Ну и хорошо, у него теперь есть цель в жизни, смотреть эти непристойные фотографии, любить их одну за другой, внимательно и пристально, любоваться ею и желать ее и не думать о Второзаконии. Да, любовь моя, будем унижаться вместе.

Нет, не стоит открывать пакет сразу. Сначала заказать хороший обед. Да. Горе делает человека бесчестным, человек так мстит горю. Отлично, превосходный обед, с шампанским. Поварам придется для него постараться. Непристойные фотографии подождут. Никто не нарушит его счастья. Не для него пение «Марсельезы» с братьями своими, не для него шотландские гвардейцы салютуют представителю Франции, зато у него есть непристойные фотографии. И у нас может быть счастье, как и у вас, господа.

Нет, не надо ужина, он не хочет есть, отвращение к пище. Скорее, немного счастья. Он сорвал печати, открыл конверт, закрыл глаза, взял одну наугад. Не смотреть сразу, подождать, подготовиться, сказать себе, что его ждет счастье. Он закрыл рукой фотографию, открыл глаза. Медленно убрал руку. Убрал руку. Ох, ужасно. Он поднял руку. Чтобы видеть только голову. Вот, голова аристократки, голова дочери тех самых людей, которые его не хотят. Достойная голова, приличная — но, стоит убрать руку, такой контраст. Теперь другие фотографии. Ариадна, пылкая и страстная монашка. Ариадна, маленькая девочка в короткой юбке, с голыми ногами, и при этом в ужасающей позе. А эта еще хуже. Очень хорошо, как ты опустился, Солаль. Бедная девочка, измученная одиночеством! Какой ужасный талант в ней породило это одиночество. Он до боли в глазах всматривался в фотографии, разложив их перед собой, желал их, желал весь свой гарем. Вот как хорошо, несчастье не мешает ему интересоваться чем-то, желать кого-то. Ох, а этот причесанный альбинос приходит домой и видит жену с детьми, и ему не нужны непристойные фотографии, чтоб быть счастливым. Он встал, порвал фотографии. А чем заняться теперь? Любовью! Да, он поедет сегодня же вечером, скорей собираться, складывать чемоданы, одеваться, ехать на вокзал!

Сдав багаж в камеру хранения, он бродил по бульвару Дидро, ожидая, когда подойдет поезд. Внезапно в тумане ночи, мерцающей размытыми огнями, он увидел их и узнал, они вышли из здания вокзала и пошли вереницей, по двое или по трое, одни в больших фетровых шляпах, слишком глубоко надвинутых и оттопыривающих уши, другие в плоских бархатных шапочках, отороченных мехом, все в долгополых черных пальто, старики с закрытыми зонтиками-тростями, и все — нагруженные чемоданами, сгорбленные, волочащие ноги, что-то страстно обсуждающие. Он узнал их, узнал своих любимых отцов и подданных, жалких и величественных, набожных и ортодоксальных, неколебимых и правоверных, с их черными бородами и висящими пейсами, цельных и абсолютных, таких чуждых и странных в своем изгнании, таких упорных в этой чуждости, презираемых и презирающих, безразличных к насмешкам, баснословно верных себе, упорно идущих своим путем, гордых своей правдой, презираемых и осмеиваемых, великих отцов своего народа, пришедших от Всевышнего и с Его Синая, носителей Его Закона.

Он приблизился, чтобы лучше их видеть, чтобы наслаждаться их видом, он шел за ними через ночные улицы, сгибая, как они, спину, понурив, как они, голову, как они, бросая вокруг себя быстрые кинжальные взгляды, шел за ними, за божиими горбунами, зачарованный их ровным шагом, горбатыми спинами, черными пальто, бородами, шел за божиими бородачами, влюбленный в свой народ и заполнивший им свое сердце, шел за волочащими ноги стариками в волочащихся пальто, вечно нагруженных багажом, шел и шептал, что прекрасны твои шатры, о, Иаков, прекрасны твои жилища, о, Израиль, шел за любимыми черными раввинами, отцами, сыновьями пророков, за своим избранным народом, заполняя им свое сердце, о, Израиль, его любовь.

Остановившись перед рестораном Кона, они немного посовещались и наконец решились, вошли, сели за столики, поставив чемоданы, для верности, под ноги. Он остался на улице и любовался ими через стекло и занавески, любовался своими скитальцами с тоскующими глазами, своими любимыми отцами и подданными, которые гладили бороды и сжимали в руках паспорта, ощущал их больные почки, их слабые желудки, видел их немного многословными, но живыми и бодрыми. Острыми взглядами они видят, угадывают и знают, их пальцы задумчиво теребят бороды, носы вычисляют, брови проверяют вычисления, опущенные веки выдают результат. Красные от полноты жизни под черными волосами, слишком красные, слишком мясистые, губы раздвигаются в рассеянной улыбке неврастенического знания, затем смыкаются, грустно кривятся, задумчиво сжимаются, размышляют, раздумывают, жуют, советуются, пока изумруды перекатываются в шелковых футлярах.

Не снимая головных уборов, ведь волосы — это нагота, дорогие ему бородачи теперь едят с замечательным аппетитом, низко склонившись над своими тарелками, серьезно питая себя холодной фаршированной рыбой, рубленой печенью, баклажанной икрой, фрикадельками, разложенными на колечках жареного лука. В глубине зала старик с бесконечной бородой, склонившись над Законом, более важным даже, чем сам Бог, читал, покачиваясь взад-вперед.

И тогда в темной ночи, под медленно падающим колючим холодным дождем, стоя перед стеклом и занавеской, их одинокий король тоже стал покачиваться, покачиваться в незабываемом ритме, и начал петь на древнем языке гимн Всевышнему, гимн, который Моисей и дети Израиля пропели Всевышнему, который освободил их от фараона, поверг египтян в пучину моря, и вода затопила повозки и всадников и все войско фараоново, и ни один не ускользнул, но дети Израиля пошли по морю аки посуху, и море поднялось стенами с двух сторон вокруг них, и они увидели на берегу мертвых египтян, и было это хорошо. Да благословен будет Господь, с кем сравнится святость и слава Его? Воспоем же Всевышнего, ибо он во славе своей лошадей и всадников в море поверг! Аллилуйя.

XCIV

Мы поужинали в нашей столовой на восемьдесят человек а теперь мы расположились в нашем бесполезном салоне расселись на безнадежно удобных шоколадных муссах я делаю вид что читаю чтобы не разговаривать с бедняжкой она подшивает простыни которые я украдкой распарываю чтобы у нее было занятие она мне сказала что это займет много времени может быть два часа потому что надо еще выдернуть старую нитку и потом она хочет все сделать аккуратно дорогая моя бедняжка она сказала маленькими стежками очень ровными чтобы нигде не торчало хорошо дорогая делайте свою безупречную работу бедняжка она должно быть не слишком сноровиста в шитье наконец у нее есть цель в жизни хотя бы на какое-то время запрещено переставать делать вид что читаешь под страхом беседы будем надеяться что сольный концерт для урчания в животе сегодня не состоится прости дорогая но все же признай что я делаю все возможное с самого приезда из Парижа очень симпатично получилось когда я недавно зашел к ней вечером чтоб пожелать спокойной ночи она читала я сказал ей ну же уже пора спать она тотчас же закрыла книгу она сказала «да» и это да ранило мое сердце это было «да» ангела тихое маленькое «да» поразительно детское такое послушное я растаял от любви растаял от жалости которая есть любовь дитя мое Ариадна она так громко плачет когда я сержусь так горюет веки ее краснеют и набухают от такого плача нос ее распухает от слез но стоит мне сказать ей что я сожалею она тотчас же меня прощает она совсем не злопамятна и чуть позже я слышу как она поет в своей комнате горе прошло какая жалость меня охватывает к моему ребенку как к ней быстро возвращается надежда как она готова к счастью дорогая твоя промежность внушает мне страх я боюсь когда ты голая нагибаешься за чем-нибудь с пола сегодня утром ты одна поехала за покупками и я был один дома я поцеловал твой красивый серый блейзер он часто висит прямо в коридоре я поцеловал даже подкладку я все тебе скажу не опасаясь потерять лицо потому что ты меня не слышишь увы да мне надо сохранять лицо чтобы ты гордилась мною гордилась что любишь меня но как-нибудь я все — таки признаюсь тебе расскажу тебе про подвал Зильберштейна я хотел долго быть с ними но они попросили меня чтобы я спас их тогда я на четвертый день ушел у меня ничего не вышло в столицах ни в Лондоне ни в Вашингтоне я потерпел поражение на заседании совета этой их Эл Эн[24] когда попросил у важных шутов принять моих немецких евреев они сказали что мой проект утопичен что если их всех принять в принявших странах поднимется волна антисемитизма короче из страха перед антисемитизмом они оставили их в руках палачей и тогда я стал обвинять их и напомнил им о любви к ближнему о великий Христос Тебя предали в результате скандал и я позорно изгнан как сказала Форбсиха отставка без предварительного извещения в интересах Лиги Наций как сообщалось в письме старика Чейни затем декрет о лишении гражданства и вот несколько дней назад моя идиотская попытка опротестовать декрет поражение жалкое утешение в виде ее фотографий бедная деточка выдумывала все эти позы а может вот эта ему понравится я голая перед зеркалом так он увидит меня с двух сторон левая рука поднята опирается на зеркало а правая между ними как бы хватая да ему понравится бедная деточка вставала перед автоматическим спусковым устройством быстро принимая эту злополучную позу и вот я решил вернуться к ней искать утешения в наших бедных телах но внезапно надежда да сперва поехать в Женеву убедить генерального шута вновь взять меня на службу моя кроткая швея подними глаза посмотри на кретина Солаля в Женеве который пишет письмо чтобы отдать его старику Чейни когда придет к нему на прием письмо на двадцати страницах где он рассказывает о своем несчастье нашей несчастной жизни длинное письмо чтобы он читал его передо мной письмо нужно было потому что он боялся забыть важные доводы когда заговорит потому что он был грустен и не уверен в себе не уверен что сможет его убедить разжалобить тогда как письмо можно тщательно подготовить дорогая посмотри на твоего доверчивого беднягу который с утра до ночи семь дней подряд готовил важное серьезное убедительное письмо семь дней семь ночей искал веские и трогающие душу доводы писал черновики начинал сначала потом печатал его на специально приобретенной машинке марки «Роял» такой кретин печатал двумя пальцами закрывался на ключ в комнате отеля готовил свой злосчастный главный удар да письмо напечатанное на машинке чтобы старику было легко читать чтобы легче было понять чтобы у него были все условия для жалости да печатал письмо двумя пальцами перед зеркалом для компании чтоб отражение составило компанию одинокому человеку безродному бродяге еврею да печатал письмо печально потея от напряжения поскольку не умеет печатать иногда поднимая голову и глядя на себя в зеркало и жалея этого беднягу да дорогая а напечатал между тем хороню без опечаток когда я делал опечатку я стирал такой специальной круглой тоненькой резинкой как настоящая машинистка эта резинка составляла мне компанию все семь дней я глядел на эту резинку и раздумывал она была моей сообщницей она помогала мне спастись я любил ее я знал наизусть что на ней написано стиральная резинка «Уэлдон Роберт» я стирал аккуратно чтобы не испортить не испачкать красивую бумагу да хотел сделать презентабельное письмо чтобы создать Чейни все условия несчастные говорят что любая малость может решить дело благодаря своему прилежанию я стал превосходной машинисткой короче хотел иметь все козыри на руках хотел ему понравиться своим волнующим безупречно исполненным письмом да постоянные несчастья оглупляют и вот в семь часов вечера время визита на виллу Чейни я тщательно побрился стыдясь ворвался чуть не силой протянул ему мое безупречное письмо он краем глаза прочел мое прочувствованное письмо он читал его так быстро поворачивая страницы что у меня заболела моя воспаленная еврейская печень да дорогая за какие-нибудь четыре-пять минут он прочел письмо которое мне стоило стольких дней и ночей он вернул мне его держа двумя пальцами как если бы оно было грязным мое прекрасное письмо такое красивое так чудесно напечатанное двумя пальцами и он сказал что ничего не может для меня сделать и тогда слушай тогда идиот достал из кармана другое письмо коротенькое приготовленное на случай неудачи чтобы прикрыть тыл в котором одинокий безумец осмелился предложить старику все свои деньги которые у него остались бедный кретин он еще обозначил сумму в долларах да все мои деньги если старик согласится назначить меня на любой пост даже самый низкий но чтобы приобщиться чтобы перестать быть прокаженным и вот неподкупный мультимиллионер Чейни с позором выдворил кретина я пошел по улицам волоча за собой свою беду желая увидеть дядюшку Салтиеля да вновь увидеть его жить с ним вместе но увы невозможно он будет так несчастен если узнает в каком я упадке не могу его расстраивать и вот остановившись у озера я разорвал оба письма два моих прекрасных создания мои большие надежды бросил обрывки в озеро и смотрел как их уносит течение улицы улицы улицы я думал освободить тебя от себя оставить тебе все мои доллары положить их для тебя в банк и поехать жить с ними в подвале я устал я ничего не ел пока печатал на машинке и вот я вошел в маленькое кафе я говорил с тобой перед чашкой кофе со сливками и тарелкой с рогаликами со слезами говорил с тобой тихо-тихо плача от горя что я довел тебя нашей любовью до одиночества нашей химически чистой любовью за столом слева от меня старик не заметил что я плачу маленький старик с носом в красную крапинку он пил белое вино затем вошел уличный разносчик газет с трагическим лицом и закричал покупайте «La Tribune» он кричал трагично важно деловито звенел мелочью в кармане он кричал специальное издание девальвация швейцарского франка это вызвало оживление они покупали газету те трое что сели за стол к угреватому старичку а потом и другие они стали обсуждать девальвацию одни были за другие против я подошел к ним подошел безродный и с жаром поддержал мысль что девальвация оздоровит страну старик со мной согласился он сказал вот именно все истинные граждане должны думать так же как этот господин он пожал мне руку потом они ушли спеша рассказать новость всем знакомым я тоже вышел на улицу я увидел что старик уже далеко я побежал чтобы догнать его но когда был уже близко от него пошел медленно мне стало стыдно что он заметит как я нуждаюсь в нем нуждаюсь в компании в братстве мы еще говорили о девальвации он сказал мне что жизнь подорожает но что делать прежде всего интересы страны я повторил что это оздоровит нашу страну так приятно было говорить нашу страну он представился Саллаз преподаватель на пенсии я постеснялся назвать мое имя заговорил о нашей дорогой швейцарской родине старик растрогался предложил выпить что — нибудь он сказал я угощаю один за всех все за одного мы зашли в пивную мы сели напротив толстого мужа с его толстой женой которые развернули салфетки и собирались приняться за обильные закуски они величественно сидели на стульях и достойно предвкушали предстоящий пир необычайно любезно улыбались мы со стариком чокнулись стаканами он спросил меня я сказал что я консул Швейцарии в Афинах я описал консульство швейцарский флаг на балконе в дни праздников ах вы не можете себе представить господин Саллаз как приятно вдали от родины смотреть на ее символ он спросил меня так же хорошо относятся к консулу Швейцарии как и к консулам больших стран я сказал еще лучше потому что мы честны нас все уважают он удовлетворенно хмыкнул и напыжился он сказал да черт побери швейцарцы не какие-нибудь разбойники как все эти балканские народы я чтобы его перещеголять сказал что в Швейцарии не разграбляют казну он предложил мне черную ядовитую сигару я выкурил ее из любви к Швейцарии не сочтите меня нескромным господин консул как ваше имя раз уж мы выпиваем вместе я имею право спросить моя фамилия Мотта а вы случайно не родственник генеральному советнику Мотта я его племянник тогда он посмотрел на меня с уважением с нежностью мне стало больно он допил свою половинку белого ну что же вы можете гордиться вашим дядей это личность генеральный советник Мотта это великий тессинец и великий швейцарец как говорится глава нашей дипломатии ах были бы все как он у нас а ведь правда вы похожи он предложил выпить еще за дружбу мы выпили я стал восхвалять свободные швейцарские учреждения их надежность и разумность вольные горы «Ран-де-Ваш»[25] а вы знаете господин Саллаз что Людовик XIV запретил во Франции петь «Ранц» под страхом пожизненного заключения да господин Саллаз когда наши солдаты на службе у французского короля слушали «Ран-де-Ваш» им приходилось дезертировать столь велика была их любовь к нашей родине так велика была их тоска по нашим горам по нашим альпийским лугам я не шутил я был на самом деле взволнован я думал о тебе дорогая когда ты тайно тихонько поешь песню гор и вот старик затянул «Ран-де-Ваш» я пел вместе с ним любители вкусно покушать к нам присоединились после мы запели французский гимн «тебе Швейцария родная вся кровь и жизнь детей твоих принадлежат» потом Саллаз встал покачиваясь он объявил любителям вкусно покушать что его друг племянник федерального советника Мотта главы политического департамента и вот все вокруг сбежались чтобы пожать мне руку все кричали да здравствует Мотта я благодарил я познал нежность себе подобных да слезы наворачивались на глаза потомка Аарона брата Моисея кстати господин Мотта не доставите ли вы мне удовольствие прийти ко мне завтра вечером на фондю будут все свои я согласился он дал мне свой адрес мы расстались сердечно рад был с вами познакомиться господин консул храни вас Бог и до завтра но я точно знал что не пойду слишком больно ужинать в кругу семьи этого человека злоупотребляя их доверием я боялся вернуться в отель и из страха зашел в другое кафе там тоже говорили о девальвации я сел возле них какой-то тощий пьяный в баскском берете сказал что это евреи устроили девальвацию и потом все эти большие магазины и единые цены это все жидовские происки это разрушает мелкую торговлю они жрут наш хлеб и вообще никто их не просил к нам приезжать по моему мнению надо бы их поприжать как в Германии вы понимаете что я хочу сказать но не перегибать палку потому что все же надо подумать о гуманности как мне радоваться улыбке маленького ребенка если из него вырастет взрослый со злыми зубами до предела социальный ненавистник евреев она тихая скромная ничего не требует счастлива шить для меня я люблю тебя люблю твою неуклюжесть твои неловкие детские движения Пруст какая извращенная привычка макать пирожное «Мадлен» в липовый отвар эти два сладковатых вкуса кошмарный вкус «Мадлен» перемешивается с еще более жутким вкусом липового цвета какая-то извращенная женственность выдает его так же как его безудержная истерическая лесть Ноальской по правде говоря он ею не восхищается он не может ею восхищаться он льстит ей из социальных соображений но ей я об этом не скажу это ее ранит она любит его фразочки мадемуазель Вентейль колокола Мартинвилля кувшинки Вивоны боярышник Мезеглиза и другие изысканности Лаура Лаура Лаура Лаура в этом шале в этом пансионе в горах дети быстро со мной познакомились быстро приняли меня я играл с ними через несколько дней она решила звать меня дядюшка красивая такая красивая ей было четырнадцать лет нет тринадцать уже оформились грудь и бедра ох красивая такая красивая такая уже женщина но грациозная как ребенок когда мы спускались со склона с поваленными деревьями я спросил не боится ли она и она сказала нет когда я с вами я ничего не боюсь только держите меня покрепче я прижал ее к себе и она сказала да о да она подняла на меня глаза в ее глазах была любовь на следующий день она вдруг сказала мне на «ты» знаешь я люблю тебя больше чем обычно любят дядюшек о тринадцатилетняя Лаура о игры с ней мы качались на доске чтоб быть напротив друг друга чтобы иметь возможность долго смотреть друг на друга так чтобы другие ничего не заподозрили но мы ни в чем не признавались друг другу стоя на доске которая поднималась и опускалась мы молча смотрели друг на друга не улыбаясь немые от любви серьезные от любви я видел что она красива она видела что я красив мы смотрели друг на друга пили друг друга но что вам за удовольствие так качаться больше часа спросила ее мать а когда ее мать ушла мы снова стали смотреть друг на друга она я серьезно мы играли с другими детьми в ручеек чтобы иметь возможность держаться за руки под предлогом игры в ручеек мы любили друг друга но не говорили об этом мы были чисты почти чисты после обеда она позвала меня играть в догонялки она ее младший братец и ее подруга Изабель которая приехала к ней на неделю погостить в шале Лаура о Лаура она любила когда я ловил ее она громко кричала от страха когда я хватал ее задыхалась прижималась ко мне один раз она прошептала ужас как хорошо вечером она сердилась на меня за то что я после обеда поймал Изабель ох ее взгляд когда мы возвращались домой опаздывая к ужину в темноте шли по лесу она сказала мне страшно обними меня я обнял ее за талию но она сняла руку с талии и положила себе на грудь и сильно прижала мою руку к своей груди она часто дышала сглатывая слюну каждый вечер после ужина когда она и ее младший братец говорили взрослым спокойной ночи она целовала всех-всех чтобы соблюсти приличия меня в последнюю очередь в щеку едва-едва так прилично опустив глаза от страха о этот чистый поцелуй мы ждали его весь ужин мы знали что он наступит и мы смотрели друг на друга весь ужин другие ни о чем не догадывались и в этот чудный миг поцелуя мы изображали равнодушие мне было двадцать ей было тринадцать Лаура Лаура наша любовь на одно лето мне было двадцать ей было тринадцать после завтрака она приходила и говорила дядюшка пойдем играть в сиесту пойдем быстрее на лужайку там наверху будем вместе спать это будет шикарно возьмем покрывало мне было двадцать ей было тринадцать мы ложились на траве под елью я она и ее маленький брат младшего брата брали тоже для того чтобы соблюсти приличия но мы об этом не говорили никогда ни в чем не признавались мне было двадцать ей было тринадцать ох эти сиесты на горе вокруг звенели и гудели насекомые лето мне было двадцать ей было тринадцать она всегда хотела накрыть покрывалом нас троих и украдкой она брала меня за руку и подносила ее к лицу и закрывала глаза чтобы спать чтобы притворяться что спит на моей руке ее горящие губы были неподвижны потому что она не осмеливалась поцеловать мою руку мне было двадцать ей было тринадцать или она с головой залезала под покрывало о эти покрывала нашей любви нашей великой любви на одно лето и она клала голову на мои колени якобы чтобы спать а потом она поднимала голову и смотрела на меня мне было двадцать ей было тринадцать и я любил ее я любил ее Лаура о Лаура о ребенок и женщина когда каникулы закончились утром она уезжала в маленькой кабинке фуникулера когда ее мама отошла взять билеты она сказала мне внезапно Лаура в носочках тринадцатилетняя Лаура сказала мне я знаю почему ты всегда хотел чтобы мы были с другими и не оставались вдвоем ты и я потому что ты боялся что мы будем делать всякие вещи я бы хотела чтобы мы делали всякие вещи я бы хотела чтобы мы были вместе вдвоем весь день всю ночь прощай Лаура тринадцати лет о моя любовь на одно лето моя великая любовь о мое детство в Кефалонии о Пасха первый вечер Пасхи господин мой отец наполняет первый кубок он читает благодарственную молитву в Твоей любви к нам Ты подарил нам этот праздник опресноков годовщину нашего освобождения воспоминание об исходе из Египта будь благословен Всевышний Который хранит Израиль я восхищался его голосом потом было омовение рук потом был кервель в уксусе затем разделяли хлеб без дрожжей мацу потом господин мой отец вел рассказ он поднимал блюдо и говорил вот хлеб что в нищете ели предки наши в стране Египет всяк кто голоден приди есть его с нами всяк кто нуждается приди праздновать Пасху с нами в этом году мы здесь в году грядущем мы в стране Израилевой в этом году мы рабы в году грядущем мы свободный народ и потом я как самый младший задавал предусмотренный ритуалом вопрос чем этот вечер отличается от других почему в другие дни мы едим хлеб на дрожжах а в этот вечер хлеб без дрожжей я очень волновался задавая этот вопрос господину моему отцу и вот он открывал хлеб без дрожжей и начинал объяснять глядя на меня и я краснел от гордости он говорил что мы были рабами фараона в Египте и Господь Всевышний нас вывел оттуда своим могуществом протянув длань указующую мои блуждания одинокого еврея по Женеве после неудачи с Чейни сперва кафе с девальвацией потом пивная с Саллазом потом кафе с баскским беретом поборником гуманизма потом третье кафе трое пролетариев за столом закончили игру в карты как же это все-таки мерзко вскричал проигравший бросив карты с наигранным возмущением он хотел выглядеть остроумным чтобы показать что ему наплевать на проигрыш что он выше этого и потом чтобы выглядеть веселым и не расстроенным он сказал выигравшему у тебя всегда туз а у меня дырявый картуз и тогда все засмеялись конечно же заметил самый старый из них выигрывать приятно это в природе человека но если мы проигрываем мы не плачем йес подтвердил проигравший он спокойно достал деньги и отдал выигравшему он сказал ох никогда не стоит переживать сказал это с серьезным естественным видом демонстрируя что не скрывает огорчения четвертый рыженький посоветовал выигравшему позвонить в банк заказать грузовичок для денег но никто не засмеялся потому что это был робкий парень и он пошутил без уверенности сильного человека потом я вышел и зашел в маленькое кафе с живой музыкой кафешантан зашел потому что мне понравилось название что поделаешь маленький занавес поднялся над маленькой сценой появился Дамиан Дамиан мастер мелодекламации было указано в программе бедный пузатенький Дамиан с длинными крашеными усами в слишком тесном фраке с цепочкой спускающейся из кармана белого жилета достойный Дамиан награжденный военным крестом он элегантно и внушительно потирал большие красные руки пока его объявляли потом запел стараясь тщательно выговаривать слова бедный неудачник старательный обязанный ежедневно мыть ноги он спел социальную песню против богатых которые купаются в роскоши а затем он сложил рот куриной гузкой но ни кусочка хлебушка моим бедным крошкам и вот он безнадежно поднял к вискам унизанные кольцами руки чтобы прокормить моих бедных деточек я стал воровать и он пошевелил пальцами в кольцах элегантным жестом вора песня закончилась он снова потирал руки пока маленький оркестрик играл вступление к следующей песне это было еще одно социальное обличение про сына богатого промышленника который соблазнил честную девушку из рабочих обласкал ее в этот момент Дамиан стал ласкать себе ягодицы опьяненный любовью и вот жирные пальцы Дамиана взлетели в воздух как легкий дым бедняжка потеряла голову при этом Дамиан коснулся рукой лба и прикрыл глаза а закончилось все сожалением по поводу девушек-матерей по поводу падших девушек да дорогая твое да меня пугает вслед за ним выступала огромная толстая певица-реалистка на ее руках было много белого жира она появилась смеясь чтобы выглядеть вольной и раскованной она оглядела присутствующих с широкой улыбкой чтобы показать что она уверена в своей публике чтобы завладеть ее вниманием она объявила с победоносным видом название песни «Сигарета вальс для курильщиков» затем она обратилась к пианисту шеф давай чтобы он начинал последний куплет посвященный последней сигарете свернутой приговоренным к смерти и горю его старой матери слушай Израиль Всевышний наш Господь Всевышний Един о Бог любовь моя как мне Тебя не хватает если я забуду тебя Иерусалим то пусть отсохнет моя правая рука после этого выступила Ямина восточная танцовщица ленточка на ее грудях скорее мешала им повиснуть чем что-то прикрывала мне было грустно я думал о тебе в зале две подружки Ямины аплодировали взмахивая руками но стараясь не очень шуметь во время антракта Ямина пропустила стаканчик с певицей-реалисткой она ей сказала я заплачу сколько угодно чтобы поставить действительно оригинальный танец в костюме с большими страусиными перьями и все такое ты понимаешь принесет успех то что мы обе блондинки я и Марсель потом улицы еще улицы потом стыдно заходить зал консумации внизу четыре несчастные сидят в рубашечках увидев меня встали нет я хочу быть один я дал им денег я выпил от тоски две другие рядом со мной сидели на коленях у двух солдат одна совсем старая шутила чтобы выглядеть моложе показала своему солдату язык ущипнула его за ухо нет это плата за вход это не подарок дамы могут рассчитывать только на щедрость клиента вы отдаете себе отчет что мы получаем только то что дают нам мужчины вы не хотите добавить для круглой суммы давайте не жадничайте будьте добры а мы потом окружим вас любовью мы две подружки-хрюшки очень даже искушенные увидите в Женеве она прочитала мне письмо желая меня позабавить письмо которое ее муж Дэм получил от своей матери она осмелилась мне прочитать его когда речь идет о том чтобы понравиться любимому они способны на все в письме говорилось о малыше Адемаре ван Оффеле который спросил у своей тетушки любит ли Бог слуг эта сцена навеяла мне другую в ней участвовали графиня де Сюрвиль и ее сын Патрис прекрасным летним утром в красном с золотом салоне фамильного дворца красивый девятилетний мальчик задумался о чем-то возле матери которая целомудренно склонилась над шитьем внезапно решившись он подходит к ней на цыпочках мамочка любимая скажите мне а Бог так же любит слуг как и нас людей из высшего общества мадам Сюрвиль опускает в ухоженные руки идеальное лицо задумывается надолго в тишине а малыш с белокурыми кудрями стоит на коленях весь дрожа устремив взгляд на одноглазую мать наконец выйдя из задумчивости графиня протягивает ему руки да дитя мое Бог любит слуг так же как нас отвечает она просто странно побледнев опустив глаза удар был мощным благородное дитя выдержало его и глазом не моргнув но когда он попытался улыбнуться матери можно было видеть слезы на его румяных щечках и тогда графиня обняла его и прижала к себе дитя дитя мое вы еще в преддверии взрослой жизни еще много вас ждет неприятных открытий но я уверена что вы сможете принять их с мужеством мужчины и патриота и христианина и достойного сына вашего дорогого отца павшего на поле брани да моя добрая мама отвечал Патрис внезапно поддавшись отчаянью сотрясаясь в рыданиях я благодарю вас еще что вы меня любите настолько что сказали мне правду и прошу прощения дорогая мамочка что сначала не подал виду какое жестокое чувство меня охватило при ваших словах признайтесь дорогая мамочка что пути Господни неисповедимы дорогое мое дитя объяснила мадам де Сюрвиль я охотно с вами соглашусь ведь низшие классы порой так разочаровывают своим отсутствием ума и душевной тонкости я согласен с вами мама живо ответил белокурый малыш я даже добавил бы что приземленность простых людей часто шокирует мою природную деликатность мой идеал это принц Уэльский а еще маршал Фош и только с помощью молитвы я смог преодолеть свое отчаянье у меня есть на кого равняться тонко заключил он и посмотрел на мать которая немного покраснела и воцарилась тишина казалось что мать и сын черпают новые силы в интенсивном размышлении маленький Патрис возведя глаза к небу казалось слушал небесный хор в котором как ему почудилось он различил голос дедули тоже погибшего на поле брани и вот поправив белокурую прядь он наконец просит у матери позволения заговорить и ждет со скромной улыбкой с робостью самого высокого качества а прерванная в своих благочестивых размышлениях мадам Сюрвиль вздрагивает подносит руку к сердцу у нее вырывается изящный приглушенный вскрик потом она кивает своим нежным лицом обрамленным локонами на английский манер любезная матушка меня тревожит еще более мучительный вопрос может это лукавый нашептывает мне их в ухо вы правда верите что Бог может любить только что приехавших во Францию эмигрантов спрашивает ребенок и его сердечко бьется так сильно что кажется выскочит из груди графиня Сюрвиль мгновение пытается собраться потом смотрит на сына своим единственным но сияющим глазом будем молиться говорит она просто и после того как долго обращает душу к Богу и получает ответ она встает так резко что у нее рассыпаются по плечам волосы и юбка слетает она остается в лифчике и длинных панталончиках с фестончиками да восклицает она торжественно и трубно ее щеки горят да Он любит эмигрантов и даже забастовщиков и зачинщиков забастовок которые все приехали из-за границы он любит также бездомных и безродных и даже евреев людей в концентрационных лагерях при этих словах Патрис одним прыжком бросается к матери истово целует ей руку мамочка вы святая кричит он они говорят еврейский разрушительный дух но что я могу если Люцифер ангел несущий огонь они сделали из него дьявола и что я могу в своей хламиде босой и с копьем в руке с копьем на которое садятся лунные совы и все птицы знакомств и волнений что я могу если левый глаз прикрыт но правый наоборот широко открыт и наблюдает что я могу если я вижу и знаю они говорят разрушительный дух но что я могу если их танцы на балах это коитусы в миниатюре они приманивают молоденьких самочек а мамаши глядят с умилением они говорят чистая радость танца но теперь почему всегда мужской пол с женским полом моральное удовлетворение добавляют они поскольку трутся друг о друга в пользу дорогих бедняков которые от этого миллионерами тем не менее не становятся и потом супруги возвращаются домой с супругами после того как прижимались к разным незнакомцам хорошенько с ними потерлись и поговорили на возвышенные темы все хорошо и им нисколько не стыдно это бал трех букв достаточно чтобы все оправдать о вонь заглушённая благоуханием они говорят разрушительный дух но что я могу сделать если силе которая есть в конечном итоге способность убивать они придали ореол величия и красоты о бабуинское уважение силы уважение это у кого-то выражается в любви к спорту в стремлении называть на «вы» это уж совсем бабуинская почесть называть на «вы» означает сказать могущественному что он как несколько сразу ты силен как несколько человек ты опасен как несколько человек в то время как я всего лишь один перед тобой который равен многим и ты можешь победить меня и потому я кланяюсь тебе и все эти поклоны и реверансы и восторженные приветствия нижестоящими вышестоящих что это если не раболепство и останки бабуинского приветствия вышестоящего которое представляет собой женственную позу на четырех лапах перед сильным они говорят разрушительный дух но что я могу сделать если их великие люди государственные деятели я видел их я мог их оценить о жалкая жизнь политиков им надо угождать толпам идиотов смешить их время от в