Бита за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу

Никто из оставшихся в живых восточнее Италии не отрицает, что подобное хвастовство оправдано в Македонии, и я — в отчаянии. Имеются сведения, что царь Митридат отправил сухопутную экспедицию против Фессалии и она уже проникла западнее Филипп, не встречая сопротивления. Мне больше известно о его деятельности в Греции, где понтийский агент по имени Аристион, захватив власть в Афинах, убеждает греков признать Митридата. Острова в Эгейском море — в руках понтийцев, их флот поражает своими размерами. Когда пал Делос, то еще двадцать тысяч наших людей были уничтожены.

Умоляю вас отнестись к моему письму как к намеренно краткому, не повествующему обо всем подробно. Вы обязаны сделать все, что только в ваших силах, чтобы не позволить этому дикарю Митридату сделаться царем Рима, — а такая опасность реально существует.

— Нам эта война не нужна, — сказал Луций Цезарь своему брату Катулу Цезарю.

— Нам, может, и не нужна, но она уже идет, — сверкнул глазами Гай Марий. — Война против Митридата! Я знал, что она должна была начаться. Поистине удивительно, что этого не случилось раньше.

— Луций Корнелий находится на пути в Рим, — сообщил цензор Публий Луций Красс. — Я вздохну с облегчением, когда он окажется здесь.

— Почему? — свирепо вопросил Марий. — Мы его не вызывали! Пусть заканчивает войну с Италией.

— Он старший консул, — ответил Катул Цезарь. — Сенат не может принимать далеко идущих решений в его отсутствие.

— Ха! — произнес Марий и вышел, ковыляя.

— Что это с ним? — недоуменно спросил принцепс Сената Флакк.

— А как ты считаешь, Луций Валерий? Он — старая боевая лошадь, почуявшая запах самой справедливой войны — войны с иноземцем, — отозвался Катул Цезарь.

— Но ведь он, конечно, не думает отправляться на эту войну, — сказал цензор Публий Красс. — Он слишком стар и болен.

— Нет, он не думает. Он просто-напросто туда отправится, — заключил Катул Цезарь.

* * *

Война в Италии была окончена. Хотя марсы формально никогда не признавали своего поражения, среди всех народов, которые выступили против Рима, они были разорены больше всех — едва ли хоть один взрослый марс мужского пола остался в живых. В феврале Квинт Поппедий Силон бежал в Самний и соединился с Мутилом в Эзернии. Он нашел Мутила жестоко израненным, в ужасном состоянии и вряд ли способным когда-нибудь вновь возглавить армию — у него была парализована нижняя половина тела.

— Я должен передать руководство Самнием тебе, Квинт Поппедий, — сказал Мутил.

— Нет, — вскричал Силон, — у меня нет твоего опыта руководства войсками, особенно самнитскими, и уж тем более я не обладаю твоим талантом полководца.

— Это еще не все. Мои самниты решили следовать за тобой.

— Неужели самниты действительно хотят продолжать войну?

— Да, но во имя Самния, а не Италии.

— Я понимаю. Однако ведь остался же хоть один самнит, способный повести их!

— Нет, Квинт Поппедий, это должен сделать ты.

— Ну что ж, очень хорошо, — вздохнул Силон.

Они не говорили вслух о том, что их надежды на независимость Италии рухнули. Не обсуждали они и то, что оба и так знали: если с Италией будет покончено, Самний не сможет победить.

В мае последняя повстанческая армия выступила из Эзернии под командованием Квинта Поппедия Силона. Она насчитывала тридцать тысяч пехотинцев и тысячу всадников и была усилена еще двадцатью тысячами вольноотпущенников. Большинство пехотинцев составляли раненые в предыдущих битвах, которые добрались до Эзернии — единственного безопасного места; Силон повел кавалерию за собой и прорвал кольцо римлян, сомкнувшееся вокруг города. Эта вылазка была неизбежной: Эзерния не могла долгое время кормить такое количество ртов.

Каждый выступивший в поход знал, что положение безвыходное, и никто не надеялся на победу. Самое большее, на что они могли рассчитывать, — это дорого продать свою жизнь. Но когда солдаты Силона взяли Бовиан и перебили там римский гарнизон, почувствовалось некоторое облегчение. Неужели оставался еще шанс? Метелл Пий и его армия расположились под Венузией на Аппиевой дороге, так что до Венузии путь был свободен.

И там же, под Венузией, состоялась последняя битва Италийской войны, завершившая странный круговорот событий, которые начались со смертью Марка Ливия Друза. На поле битвы под Венузией сошлись в единоборстве два человека, любившие Друза больше всего, — его друг Силон и его брат Мамерк. Пока самниты гибли тысячами, не в силах противостоять более опытным и сильным римлянам, Силон и Мамерк упорно сражались друг с другом. Наконец Силон упал. Мамерк стоял, глядя на марса со слезами на глазах и с поднятым мечом в руке, но все еще колебался.

— Прикончи меня, Мамерк, — задыхаясь, произнес Квинт Поппедий Силон, — ты должен отомстить мне за убийство Цепиона. Я не хочу идти в триумфальной процессии Поросенка.

— За Цепиона! — воскликнул Мамерк, пронзил Силона мечом и лишь затем безутешно оплакал его, Друза и горечь победы.

— Свершилось, — сказал Метелл Пий Поросенок Луцию Корнелию Сулле, который прибыл в Венузию, как только услышал шум битвы. — Венузия вчера сдалась.

— Нет, не свершилось, — мрачно отозвался Сулла, — это не может свершиться, пока Эзерния и Нола не покорены.

— А ты не подумал о том, — робко осмелился возразить Поросенок, — что, если мы снимем осаду Эзернии и Нолы, жизнь там войдет в нормальное русло?

— Уверен, что ты прав, — ответил Сулла, — и именно поэтому мы не снимем осаду с этих городов. Почему они должны выйти сухими из воды? Помпей Страбон не позволил этого Аскулу. Нет, Поросенок, Эзерния и Нола останутся в том положении, в котором они находятся сейчас. И если потребуется — вечно.

— Я слышал, Скатон мертв и пелигны сдались…

— Все правильно, — ухмыльнулся Сулла, — кроме того, что ты неверно это изложил. Помпей Страбон принял капитуляцию пелигнов. Скатон пал от его меча, не успев разделить ту же участь.

— Итак, это действительно конец! — воскликнул Метелл Пий.

— Нет, пока Эзерния и Нола не покорились.

* * *

Известия о резне римлян, латинян и италиков в провинции Азия Сулла получил в Капуе, городе, который он сделал своей базой. Он освободил Катула Цезаря, чтобы тот мог вернуться в Рим для заслуженного отдыха, но оставил себе его секретаря — высокоодаренного Марка Туллия Цицерона, находя его услуги настолько ценными, что в Катуле Цезаре не было необходимости.

Цицерон считал Суллу таким же чудовищем, как и Помпея, хотя и по иным причинам, и крайне сожалел об отсутствии Катула Цезаря.

— Луций Корнелий, — спросил Суллу молодой человек, — смогу ли я получить увольнение в конце года, хотя к тому времени срок моей службы составит неполных два года? Однако если рассмотреть все мое участие в кампании, эту цифру следовало бы увеличить в десять раз.

— Я подумаю, — ответил Сулла, который ценил Цицерона намного выше, чем в свое время Помпей. — В настоящий момент я не могу обойтись без тебя. Никто другой так много не знает об этих краях, как ты. Тем более что сейчас Квинт Лутаций отправился в Рим отдыхать.

«Впрочем, можно ли вообще говорить об отдыхе, — думал Сулла, мчась в Рим в повозке, запряженной четырьмя мулами. — Как только нам удается потушить один пожар, тут же вспыхивает другой. И это делает войну против Италии подобной двум тлеющим хворостинам».

Все старшие сенаторы сошлись в окрестностях Рима для сенатских слушаний о провинции Азия. Присутствовал даже Помпей Страбон. Примерно сто пятьдесят человек собрались в храме Беллоны, вне померия — священной границы Рима, на Марсовом поле.

— Итак, мы знаем, что Маний Аквилий мертв. Вероятно, это означает, что оба его уполномоченных также мертвы, — говорил Сулла в Сенате доверительным тоном. — Тем не менее следует также полагать, что Гай Кассий бежал, хотя мы ничего о нем не слышали. Чего я не могу понять, так это того, почему мы не имеем ни малейших известий от Квинта Оппия из Киликии. Наверное, эта провинция тоже потеряна. Плохо дело, когда Рим, чтобы получать подобные известия, вынужден полагаться на изгнанников.

— Из этого следует, что Митридат наносит молниеносные удары, — сказал Катул Цезарь, хмуря брови.

— Или же, — вступил в разговор Марий, — что-то нечисто с нашими официальными уполномоченными.

Ответных реплик не последовало, и все задумались. Преданность общему делу объединяла членов Сената, но они не могли быть едины, когда среди них появлялся кто-то не равный им по положению. И все знали, что таковыми являлись Гай Кассий и трое уполномоченных.

— Тогда Квинт Оппий по меньшей мере должен был установить с нами связь, — вновь заговорил Сулла, выразив общее мнение. — Он человек чести и не мог оставить Рим в неизвестности дольше, чем следовало. Я думаю, мы должны смириться с мыслью, что Киликия тоже потеряна.