Святитель Григорий Богослов. Книга 2. Стихотворения. Письма. Завещание - Григорий Богослов

Если это было для вас тяжело, то оно прошло. Простите мне эту обиду. Поставьте над собою другого, который будет угоден народу, а мне отдайте пустыню, сельскую жизнь и Бога. Тяжело, если буду лишен бесед, собраний, торжеств и этих окрыляющих рукоплесканий, лишен ближних и друзей, почестей, красоты города, величия, блеска, повсюду поражающего тех, которые смотрят на это и не проникают внутрь. Но не так тяжело, как возмущаться и очерняться мятежами и волнениями, какие в обществе, и приноровлениями к обычаям народа. Они ищут не иереев, но риторов; не строителей душ, но хранителей имуществ; не жрецов чистых, но сильных предстателей. Скажу нечто и в их оправдание: я обучил их этому, я, который всем бых вся, не знаю только, да спасу ли всех или да погублю (1 Кор. 9:22)»[581]

Даже и в том особенном виде духовного красноречия, который ни по предмету своему, ни по своим задачам и целям, ни по условиям места, времени и обстановки своего произнесения не имеет ничего общего с элементами сатиры – разумеем надгробные слова, – даже и здесь святой отец не изменяет своему обычному характеристическому складу речи, и здесь примешивается к общему элегическому тону та же сатирическая черта, которая отличает все лучшие, оригинальные произведения его. Примером может служить, положим, следующее место из надгробного слова Василию Великому. Предметом сатиры здесь послужила страсть афинских юношей к софистам.

«С каким участием охотники до рысаков и любители сильных ощущений смотрят на состязующихся на конском ристалище? Они подпрыгивают, восклицают, бросают вверх землю, сидя на месте, как будто правят конями, бьют по воздуху пальцами, как бичами, запрягают и перепрягают коней, хотя все это нимало от них не зависит. Они охотно меняются между собою ездоками, конями, конюшнями, распорядителями зрелищ; и кто же это? Часто бедняки и нищие, у которых нет и на день достаточного пропитания. Совершенно такую же страсть питают в себе афинские юноши к своим учителям и к соискателям их славы. Они заботятся, чтобы и у них было больше товарищей и учители чрез них обогащались. И что весьма странно и жалко, наперед уже захвачены города, пути, пристани, вершины гор, равнины, пустыни, каждый уголок Аттики и прочей Греции, даже большая часть самых жителей, потому что и их считают поделенными по своим скопищам»[582]

В письмах Григория, из которых более двух третей написаны в духе его же собственных теоретических правил или требований для письма [583], сатирическое направление сказывается чаще всего в оттенке легкого юмора и блеске остроумия, без заметных следов третьего существенного элемента сатиры – негодования. Если там, в проповедях, под влиянием «волнений своего отеческого сердца и терзания чувств своих» [584], под влиянием«γέλωτα έν δακρύοις» («смеха сквозь слезы») [585], Григорий приглашает «разделить с ним негодование» [586], то здесь, в письмах, он требует как одного из существенных качеств письма«приятности» (ή χάρις). «А требованию этому удовлетворим, если будем писать не вовсе сухо и жестко, не без украшений, не без искусства и, как говорится, не дочиста обстриженно, то есть когда письмо не лишено поговорок, пословиц, изречений, также острот и замысловатых выражений, потому что всем этим сообщается речи усладительность»[587].

К таким же «не дочиста обстриженным» образцам, богатым и пословицами, и остротами, и замысловатыми выражениями, блещущими местами неподражаемой игрой мыслей, то есть искусством автора совмещать в одном образе, в одном выражении два-три смысла, но так, что каждый из них ясен сам по себе и переливается своим особливым светом, – следует отнести в особенности письма под № 2, 4, 5, 10, 11, 12, 51, 114, 178, 190, 191, 233.

Гораздо больше простора и свободы, а вместе с этим и больше естественности сатирический талант поэта нашел для себя в стихотворениях.

В собственном смысле сатирическими произведениями (а не произведениями только сатирического направления) из всего обширного отдела дидактической поэзии святого Григория могут быть названы только три в самом начале этого отдела упомянутые стихотворения: 1) «На женщин-модниц» [№ 29. «На женщин, которые любят наряды»]; 2) «Максиму» [№ 41] и 3) «К епископам» [№ 13]. Но кроме этих трех, бесспорно, лучших опытов сатиры есть у святого отца несколько стихотворений, которые по своим характерным свойствам, определяющим видовые отличия поэтического произведения, принадлежат также к разряду сатирических произведений, хотя по объему и степени выражения этих свойств и не представляют цельного типического характера своего вида – цельной чистой формы сатиры. К таким, с точки зрения теории поэзии, смешанным, но со значительным преобладанием сатирического элемента произведениям мы относим следующие стихотворения: «На гневливость» [588] [№ 25]; два стихотворения под заглавием «На человека, высокого родом и худого по нравственности» [589] [№ 26 и № 27]; «На богатолюбцев» [590] [№ 28]; «О различиях в жизни и против лжеиереев» [591] [№ 17]; «На лицемерных монахов» [592] [№ 44].

По роду и характеру самых пороков, странностей житейских и заблуждений человеческих, являющихся предметом содержания сатирических стихотворений святого Григория Богослова, последние могут быть разделены на два разряда. Стихотворения, в которых изображаются и осмеиваются странности и пороки более или менее повторяющиеся в целом человечестве и в известной мере относящиеся к каждой эпохе, можно подвести под категорию сатиры общей. Другие, в которых осмеиваются и изобличаются пороки и заблуждения только современников поэта, и которые, следовательно, более или менее характеризуют именно его эпоху, его век, мы отнесем к сатире частной. Вместе с содержанием, а отчасти и в зависимости от него, сатирические стихотворения того и другого рода различаются между собой и по тону изложения. В стихотворениях, приближающихся к типу общей сатиры, – к ним мы относим: «На гневливость», «На человека, высокого родом и худого по нравственности» (оба стихотворения), «На богатолюбцев» и сатиру «На женщин-модниц» – преобладает шутливо-юмористический тон. Напротив, стихотворения, относящиеся к сатире другого рода, частной, – под ними разумеем: «О различиях в жизни и против лжеиереев», «На лицемерных монахов», «К епископам», «Максиму» – носят на себе резко обличительный характер. Источником сатирических стихотворений первой группы служит простое, полное столько же остроумия, подчас довольно колкого, сколько и спокойного добродушия, осмеяние общественных странностей и пороков, предосудительных с нравственной точки зрения вообще. Сатиры второй группы изливаются прямо из пламенного и грозного негодования на лиц, презирающих самую святыню, попирающих одинаково законы религии, постановления Церкви, как и требования внутреннего нравственного чувства, возмущающегося злонамеренным нарушением и оскорблением прав ближнего. Во всей своей неумолимой едкости они являются настоящим бичом пороков и зла, не преследуемого правосудием, но заслуживающего этого преследования. Беспощадно обнажая утонченные сети коварства, своеволие, властолюбие и невежество лиц, стоящих во главе общества или Церкви, святотатственно стремящихся к захвату этого высокого положения, вскрывая их внутренне-душевные язвы, глубокие и отвратительные, но не совсем заметные для стороннего наблюдателя, в ярких красках изображая всю низость их нравственного падения, святой отец выводит оскорбителей религии и добродетели на суд всех современников и потомства. Не одинаково отсюда и впечатление на читателя тех и других обличительных стихотворений. Сатиры первой группы производят впечатление веселой, приятной, остроумной и шутливой беседы человека, отличающегося неистощимым запасом наблюдательности, глубоким знанием жизни, света и в особенности сердца человеческого, и вместе с тем обладающего редким искусством представлять в смешном виде все то, что несогласно с правилами и понятиями чистой нравственности. Простосердечие, которым дышит эта беседа, легко примиряет читателя с колкостью остроумия и местами резкостью выражения сатирика; чувствуешь, что автор говорит от сердца, по опыту, и, обличая людские слабости, предлагает нравоучение. Сатиры частные можно назвать негодованием пламенной души, исполненной необыкновенной любви к правде и добродетели, но преследующей во имя этой высшей правды только пороки и порочных без всякого отрадно-успокоительного просвета на хорошие стороны изображаемых лиц. Сатирик видит и бичует здесь одно безобразие, выражает и поселяет в душе читателя одно презрение. Стиль этих сатир, дышащий пламенем чувства, поднимается до высоких нот истинно трагического тона. Обратимся к содержанию.

Содержание стихотворения «На гневливость» довольно точно соответствует вопросам, которыми задается поэт в 32-й строфе его: «Что такое недуг этот (гневливость)? От чего бывает он? И как от него оберегаться?»