Белогвардейщина - Валерий Шамбаров

Постепенно активизировалась и вполне легальная, эсеровская оппозиция, которую возглавил председатель губернской земской управы П. П. Скоморохов. Вместо единения антибольшевистских сил партия эсеров, наоборот, в критический момент раскололась на непримиримых противников: правое, оборонческое крыло, колеблющийся туда-сюда центр и левых - чем дальше, тем сильнее склонявшихся к пораженческой линии. К последним принадлежал и Скоморохов. Человек энергичный, волевой, самоуверенный, он сумел подмять под себя земство, увлечь личным авторитетом значительную часть "центра" эсеровской партии. Во время августовской реконструкции власти Скоморохов и его соратники вошли в состав Северного правительства, где пытались гнуть свою линию. Но поскольку в правительстве все же взяли верх умеренные тенденции, они объявили его "еще более контрреволюционным", чем прежнее, и сложили свои полномочия, требуя отставки и от остальных членов правительства. Их не послушали, и Скоморохов во главе земства начал яростные нападки на власть, пользуясь любыми поводами. Как выяснилось впоследствии, эти действия сочетались и с подпольной работой.

На всех земских и эсеровских заседаниях критика экономических, финансовых, хозяйственных вопросов неизменно перескакивала на политику, и в нужный момент Скоморохов все настойчивее выдвигал лейтмотив "Нужно мириться, так как генералы на всех фронтах загубили революцию".

И упорно подчеркивал мысль, что "даже большевики лучше, и если с ними вовремя заключить мир, то и переход власти к ним совершится безболезненно, без всяких репрессий с их стороны". А ведь на этих собраниях присутствовали солдаты, принадлежащие к партии эсеров, и через них подобные разъяснения проникали на фронт, разъедая его, как ржавчина...

Катастрофу, подкрадывающуюся к Архангельску, можно было почувствовать по ряду факторов. Резко усилилась большевистская пропаганда. Северную область буквально засыпали прокламациями. Поскольку и правительство тут было "левым", в контрреволюционности его не обвиняли, зато пугали солдат: "Неужели вы серьезно предполагаете продолжать борьбу с нами? Ведь мы можем вас в любой момент сбросить с вашего пятачка пинком ноги в море". Призывали "прекратить бессмысленную бойню", вязать и выдавать офицеров. К офицерам же был другой подход. Им писали:

"Опомнитесь, перестаньте быть наймитами своего и иностранного капитала... Вас бросили французы в Одессе, чехи в Сибири, англичане в Архангельске".

И следовало приглашение переходить в Красную армию с описанием райских условий службы в ней - за подписями бывших генералов и офицеров. Большевистские агенты действовали и через легальные эсеровские газеты, орудовали даже в правительственном Северном бюро печати - периодически в его витринах появлялись плакаты с воззваниями Ленина и Троцкого, снабженные "фиговыми листочками", вроде редакционной фразы "Вот так они собираются завоевать мир".

Белогвардейцы получили и мощный удар, откуда не ждали. В печати появились заграничные телеграммы о снятии экономической блокады и торговле с Совдепией. Проекты эти были заведомо нереальными, поскольку торговля должна была осуществляться через кооперативный Центросоюз. Предполагалось, что кооперативы будут обладать чуть ли не правом экстерриториальности и иметь дело с народом, а не властями. Но многие граждане усвоили из этих сообщений только одно - раз снимается блокада и начинается торговля мировых держав с Совдепией, дальнейшая борьба Северного фронта ни к чему. Местные кооператоры, уже вообразив себя "экстерриториальными" и считая грядущие прибыли, ринулись поддерживать левого Скоморохова, а он усиленно обрабатывал их и представителей земства на предмет мира с коммунистами.

В феврале, когда освободились войска с других фронтов, красные решили наконец-то покончить с армией Миллера. Причем из-за разрушенных сообщений на гигантских коммуникациях, недостатков транспорта большевистские войска находились в очень тяжелом положении. В случае неудачи наступления предполагалось даже оставить занимаемые позиции и отойти в более благоприятные для снабжения районы.

Нельзя сказать, чтобы белое командование ничего не предпринимало для предотвращения катастрофы. Чтобы ослабить действие вражеской пропаганды, на фронт выехали общественные деятели, в том числе и эсеры-оборонцы во главе с А. Ивановым. Для установления более тесных дружественных отношений, а если понадобится, предоставления убежища, были направлены делегации в Финляндию и Карелию (которая в данный момент как раз решила отделиться, глядя на Финляндию с Эстонией, и создала собственное "Ухтинское правительство"). Штабом главнокомандующего разрабатывался подробный план отхода фронтовых частей на Мурманск в случае поражения. К сожалению, он оказался совершенно невыполнимым - особенно для частей, сражавшихся в глухомани, на Печоре или Пинеге. Но вряд ли штаб мог предложить что-то более путное. Какой-то ремонт и улучшение дорог в условиях северной зимы исключались. Транспорта не хватало, не говоря уж обо всех трудностях его использования в глубоких снегах. Морской путь тоже был невозможен: из-за перевозок продовольствия в Архангельске одновременно находилось не более 1-2 ледоколов, да и на тех уголь был на исходе. Обычно в этих планах забывалось и о том, что Мурманский фронт по прочности и надежности даже уступает Архангельскому - с какой стати он должен был удержаться в случае падения главных участков? Природные условия для обороны там действительно были благоприятными, но своевременных мер по усилению Мурманска войсками предпринято не было. Мало того, как уже говорилось, туда направлялись части "неблагонадежного" свойства.

В войсках, в порядке частной инициативы, на случай катастрофы придумывались свои меры. Вокруг энтузиастов создавались группы из офицеров и солдат, которые могли положиться друг на друга. Рождались свои проекты - куда и как пробиваться в той или иной ситуации. Но действительность перечеркнула все, даже самые скромные надежды.

Удар был нанесен не только с фронта, но и с тыла. На 3 февраля было назначено открытие губернского Земского Собрания. Естественно, это предвещало очередную атаку на власть, однако еще раньше неожиданно началась массированная кампания по критике правительства - и с социалистической, и с "демократической" стороны. Нападки зачастую были вообще беспредметными, носили характер перебранки и личных выпадов. Во многом сыграли роль даже не политические происки и амбиции, а просто на головы правительства выплеснулась атмосфера общей нервозности, царившая в Архангельске. Правительство подобного нервного срыва тоже не выдержало и подало в отставку. Миллер уговорил членов кабинета временно остаться на местах - до формирования нового правительства.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});