Рыбалка в море Демонов - Майкл Ши

У самого края глубокой воды покачивался на волнах наш «Подарок».

– Я так понимаю, капитан Хоб, – бодро заговорил я, поравнявшись с ним, – что Бант держит при себе большой запас наличности, чтобы платить наемникам каждый второй день.

Он лишь чуть-чуть повернул в мою сторону свой исполосованный шрамами кислый профиль и проворчал:

– Правда. Но сколько у него осталось и сколько он заплатит тебе, это еще вопрос.

– Разумеется. Но, если с наличностью у него плоховато, долговой расписки мне вполне хватит. А как ты думаешь, есть у него хоть какие-то шансы спасти свое предприятие, – строго между нами, как солдат солдату?

При этих моих словах Хоб на мгновение повернул голову и взглянул мне прямо в лицо. Глаза его были полны удивления.

– Ты, похоже, повидал мир, сударь, – проворчал он, снова возвращаясь взглядом к перевалу и убыстряя шаг. – Что ты сам думаешь? – Мы почти добрались до вершины, и вместе с клубами дыма до нас все более отчетливо доносились запахи смолы и горелого нечеловеческого мяса, а гул голосов пронзила отчаянная нота.

И тут, словно в ответ на мой вопрос, из-за перевала выскочил пустой фургон и загрохотал вниз по дороге. Возчик, словно безумный, настегивал свою упряжку и в панике выкрикивал что-то нечленораздельное. Почти сразу же он налетел на поднимавшуюся в гору телегу с армейским провиантом, и его животные немедленно запутались в упряжи тащивших ее плодов-тяжеловесов.

Хоб выкрикнул команду, и мы понеслись в гору во всю прыть. Нагнав перепуганного возчика, Хоб выдернул его с козел прежде, чем его вопли стали более связными, и, умело замаскировав удар, стукнул его дубинкой по голове так, что тот немедленно обмяк у него на руках, после чего оттащил его в сторону от дороги и положил наземь. Затем Хоб отдал своим людям команду распутать постромки двух упряжек и отвести пустую повозку на обочину. Когда все было закончено и затор на дороге ликвидирован, мы двинулись дальше с удвоенной скоростью. Фургоны и телеги, остановившиеся было ненадолго, снова поползли в гору. Так бывалый ветеран умело подавил искру готовой разгореться паники. Но вот мы взобрались на первый перевал, и просторы пчелиных пастбищ раскинулись перед нами.

Мой ужас при виде их был тем сильнее, что впечатление многоцветного великолепия, которое эти самые поля произвели на меня считанные месяцы тому назад, когда я наблюдал их из окошка Бантова фаэтона, не потускнело за все время моего пребывания под землей. Радужное сияние цветов, точно крыло какой-то невозможной гигантской бабочки, покрывало тогда эти холмы. Их округлые вершины переливались алым, солнечно-желтым, лазурно-голубым, розовым и фиолетовым, и всю эту роскошь пропитывал выскобленный ветром до абсолютной прозрачности медово-золотой солнечный свет! Теперь клубы вонючего дыма стлались по изрытой, превращенной в сплошную грязь земле, и каждый раз, когда ветер отдергивал на мгновение черную завесу, нашим глазам открывались одни причиненные войной разрушения: гигантские обугленные трупы дотлевали среди обломков баррикад;, перепачканные копотью солдаты в опаленных местами кожаных одеяниях устало хромали от одного оборонительного сооружения к другому, которые беспрерывный поток фургонов снабжал смолой и факелами. В одном месте дымовой полог вдруг расступился, и мы увидели громадную баллисту, которая изрыгнула горящую стрелу в человеческий рост длиной и тут же снова скрылась в облаках копоти.

В этот кавардак Хоб и его люди кинулись прямо с разбега, и мне ничего не оставалось, как последовать за ними, иначе я ни за что не нашел бы Ха Оли Банта. Но на самой вершине холма я, словно повинуясь внутреннему голосу, внезапно затормозил и обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на гавань. От того, что я там увидел, кровь застыла у меня в жилах.

В проливе, всего лишь на расстоянии полета стрелы от входа в бухту, громадное бледное нечто всплывало на поверхность из сине-черных глубин. То был Костард.

За тот короткий промежуток времени, что прошел с момента нашей с ним последней встречи, он стал еще массивнее и безобразнее. Его конечности, утонув в раздавшейся в ширину дряблой туше, сделались шире и короче. Челюсти выпятились, и если какое-то человеческое выражение еще мелькало в его искаженных глазах, то оно появлялось и исчезало так же быстро, как тень сознания в глазах безумца. А потом я заметил, что его преследуют. Огромные черные хаггарды целой стаей окружили его сальные бока, один из них вырвал кусок плоти из его ягодицы. Кровь Костарда окрасила воду вокруг, ее запах моментально пробудил в морских хищниках голод.

Но боль точно гальванизировала обрюзгшего мутанта; разгневанный, он выпустил в воздух целый гейзер пены, повернулся к преследователям лицом и пустил свои утыканные острыми зубьями челюсти в ход с такой энергией, что куски перекушенных пополам хаггардов только летели в разные стороны. Теперь уже их кровь смешалась с водой и пробудила в нем голод столь сильный, что он затмил изначальную ярость гиганта и тот принялся пожирать останки растерзанных им преследователей.

Подводный спектакль продолжался всего несколько мгновений. Костард, не насытившись, беспокойно искал, что бы ему еще съесть, как вдруг до его сознания, по-видимому, дошло, что поблизости находится гавань, а в ней полно кораблей.

В это самое время на поле поднялся страшный крик, особенно плотная стена черного дыма выросла у меня за спиной и в мгновение ока окружила меня, лишив возможности и дышать, и видеть, в то время как земля содрогалась у меня под ногами, и поверх сотен и сотен перепуганных голосов я слышал грохот, как во время землетрясения, и сдавленный стон треснувшего холма.

И тут, когда я неожиданно погрузился в ночь, пелена жадности упала наконец с моих глаз. Что делаем мы здесь, на этом раздираемом опасностями острове? Мы не должны были приводить свой драгоценный «Подарок» ближе чем на лигу к нему!

Задыхаясь и кашляя, со слезящимися от дыма глазами кинулся я бежать туда, откуда пришел, моля всех богов помочь мне отыскать дорогу, почувствовать наконец под ногами ее твердое полотно и скатиться по нему к гавани.

Петляя, прокладывал я себе путь между фургонами. Тягловые животные надсадно ржали, пока возчики изо всех сил старались повернуть их обратно. Я прыгал по спинам людей и животных, перескакивал через повозки, опасно накренившиеся и готовые опрокинуться в водовороте беспорядочного отступления. Далеко подо мной чудовищный левиафан, бывший некогда Костардом, – красные клочья недоеденных хаггардов маленькими водоворотиками вращались вокруг него – вынюхивал что-то в воде, зигзагами подбираясь ко входу в гавань. Пассажиры и матросы на кораблях еще не заметили его, все глаза были устремлены к докам, хотя мне