Довод Королей - Вера Камша

Его смерть переживут, хотя, конечно, друзья будут расстроены, попробуют отомстить. Знать бы еще кому... Обен и Луи найдут. Наверняка это будут какие-нибудь мерзавцы вроде Рогге, и хорошо. Арцию давно пора от них избавить.

Сандер еще раз посмотрел на отравленное вино. Судьба оказалась не столь жестока, она показала ему выход. Он имеет право уйти, он сделал все, что мог, пусть другие идут дальше. Север в порядке или почти в порядке, а остальное – дело Филиппа. Может быть, ему своей смертью удастся примирить брата с Мальвани и Евгением, тогда она будет не напрасной. А жить он не может. Не не хочет, а именно не может, он и так тянул дольше, чем следовало. Погибни он в бою, он бы умер вовремя и счастливым... Эстре поставил графин на каминную полку, налил себе полный бокал. Наверное, лучше выпить, сидя в кресле, не стоит падать лицом в огонь... Но сесть Александр Тагэре не успел, что-то с силой ударило его по руке, раздался грохот, звон разбитого стекла и снова грохот и звон. На каминной полке, глядя прямо в глаза Александру яростными янтарными глазами и выгибая спину, стояла черная кошка, вторая, прижав уши и охаживая себя по бокам хвостом, припала к полу...

Нэо Рамиэрль

Этот мраморный бассейн, окруженный причудливым узором из стелющихся по земле красных и желтых цветов с перистыми листьями, не походил на заросшее кувшинками озерцо в ныне покинутом Убежище, но, безусловно, служил той же цели. Водяное зеркало, отражающее прошлое и настоящее, а порой и будущее. Зеркало, созданное магией эльфийских королев. Рамиэрль прислонил лютню к нагретому солнцем каменному бортику и опустил руку в теплую прозрачную воду. Мать его отца Залиэль любила тайну. Вода ее озера была темна и скрыта под огромными плавающими листьями, а вот Альсионэ нравилось видеть усыпанное золотистыми топазами и янтарем дно. Альсионэ... Похоже, душой Аддар удался в мать, хотя лицом повторил отца. Роман так до сих пор и не решил, стоит ли рассказать новому другу всю правду о Великом Исходе или же нет. Они с Норгэрелем скоро уйдут, стоит ли оставлять за собой разрушенные храмы, в руинах слишком часто поселяется зло или, того хуже, ничтожество.

Низко, над самой водой, пролетела белая ласточка. Видимо, вестница. Такую же летунью отправил в Долину Аддар, предупреждая о появлении гостей. Как же здесь тихо и спокойно, только солнце, цветы и небо. Рамиэрль догадывался, что эта терраса на склоне заросшей бледными розами горы была любимым уголком прежней Солнечной королевы. Теперь это место казалось не то чтобы заброшенным (и цветники, и бассейны содержались в полном порядке), но каким-то осиротевшим. Любопытно, пользуется ли кто-то зеркалом Альсионэ и что в нем сможет увидеть он, чужак из Дома Розы?

Когда-то Роману удалось подчинить озеро в Убежище, и он увидел там сражающегося Рене, а что будет, если он спросит о тех, кого оставил, эту ласковую воду? Вряд ли ему удастся прорваться через барьеры, разделяющие миры, но почему бы не попробовать? Это хоть как-то заполнит затянувшееся ожидание.

Эльрагилл согласен созвать Светлый Совет, но не раньше казни Альмика. В Луциане времени достаточно, его можно не беречь, а вот в Тарре... Рамиэрль сосредоточился, готовясь к заклятию. Если его застанут за этим, не беда. Его никто не предупреждал насчет этого озера, а то, что он увидит, если у него получится, вряд ли поймет кто-то, кроме него самого.

Странно, но Зеркало откликнулось тотчас же, словно устало от своей ненужности и ждало, когда кто-то отважится в него заглянуть. Золотистое дно стремительно заскользило вниз, превращая неглубокий бассейн в бездонное озеро. Вокруг царил ясный летний день, но в неспешно темнеющей воде проступило и закружилось колесо неизвестных Роману созвездий, на глазах обретавших черты фантастических животных и птиц. Затем звездную россыпь поглотила чернота, и Рамиэрль увидел внутренность какой-то башни или храма, но отчего-то не смог сосредоточиться на увиденном. Голову сжал раскаленный обруч, кровь неистово колотилась в висках, глаза застилали слезы, но эльф упрямо вглядывался в теперь казавшуюся ледяной поверхность. Наконец ему удалось задержать взгляд на лежащей ничком фигуре, и Роман узнал самого себя. Он лежал, уткнувшись лицом в белокаменный пол, неловко вывернув левую руку, светлые волосы слиплись от крови. Рядом валялся хорошо знакомый кинжал с синей рукояткой, кинжал, с которым никогда не расставался Эмзар.

Усилием воли Рамиэрль оторвал взгляд от распростертого тела и увидел благообразного старца в белых одеяниях, заступившего дорогу чему-то или кому-то. Старик стоял в позе творящего боевые заклятия мага, опираясь на украшенный ослепительно сияющим шаром посох и властно и грозно протянув свободную руку в направлении врага. Причем врагом этим опять-таки был он, Рамиэрль. Он видел себя со спины, одетого в одежду эландского маринера, в правой руке была шпага, в левой... Что же было в левой?

С руки старика в белом стекла шаровая молния и устремилась вперед, Роман поднял шпагу, чтоб ее отразить, но вместо клинка оказался сверкающий луч. Свет ударился о свет, и все накрыла черная волна. Головная боль стала нестерпимой, и Роман все же прикрыл глаза, а когда сумел взнуздать свою волю, в зеркале не было и следа залитой кровью комнаты и двух Романов. Разведчик вздрогнул, столкнувшись глазами с яростным взглядом Эмзара. Сзади зеленела кромка леса, значит, лето или поздняя весна. Роману показалось, что он узнал рощу на берегу Ганы, но не был уверен. Как бы то ни было, это была Тарра, и там шла война.

Король Лебедей взмахнул мечом, и некто в сером опрокинулся навзничь, но Эмзар вместо того, чтобы идти вперед, отступил к лесу. Нападавшие – явно люди, лица которых скрывали повязки, двинулись вперед, а десятка полтора эльфов, среди которых Роман узнал Нидаля, около полусотни гоблинов и столько же таянцев в черных с серебром доломанах, умело и безжалостно отбиваясь и не теряя строя, шаг за шагом пятились к спасительной чаще. Эмзара заслонил высокий темноволосый юноша, схватившийся с широкоплечим воином в кожаной куртке, умело орудовавшим кривой широкой саблей. Бой шел на равных, пока в схватку не вмешался гоблин с тремя серебряными птицами на плече.

Роман горько усмехнулся: раньше корбутские гоблины полагали, что бой должен вестись один на один, но враги слишком часто били в спину. Уже Стефан Горный понял, что с подлецами и предателями не церемонятся, а война между его наследниками и северянами-ройгианцами научила горцев безжалостности. Десятник[117] от души рубанул подставившего бок противника. Тот свалился, обливаясь кровью, «серебряный« перешагнул через него и бросился сразу на двоих, а гоблин прыгнул вперед и вбок, успев подхватить раненого товарища.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});