Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё - Пер Валё

угодила в затылок, другая между лопатками.

Курт Квант ничком упал на тело своего коллеги. Он не издал ни звука. Кристианссон увидел выходное отверстие от первой пули как раз между кадыком и пуговицей воротника.

Еще он успел почувствовать тяжесть навалившегося тела и погрузился в забытье от боли, страха и потери крови. Теперь они лежали крест-накрест на еловом лапнике, один без сознания, а другой – мертвый.

– Черт! – выругался Ларссон. – Тысяча чертей!

Кольбергу вдруг почудилось, что все это происходит не на самом деле и не с ним, а с кем-то другим.

А ведь он ждал каких-то событий. И вот что-то произошло, но словно бы в другом измерении, не в том, где жил и действовал он сам.

События меж тем продолжали развертываться. Какая-то человеческая фигура вдруг вступила в магический квадрат площади – мальчик, малыш в зеленой, как мох, куртке, двухцветных джинсах различных оттенков синего и зеленых резиновых сапогах с люминесцентной полоской. Волосы кудрявые, белокурые. Мальчик медленно, нерешительно двинулся к бассейну.

Кольберг почувствовал холодок в спине, инстинктивно готовясь к тому, чтобы выскочить из укрытия и схватить ребенка на руки. Гунвальд Ларссон понял его состояние, ибо, не отводя глаз от внушающей страх картины, положил крупную окровавленную ладонь на грудь Кольберга и сказал:

– Погоди.

Мальчик стоял перед фонтаном и глядел на скрещенные тела. Потом он сунул в рот большой палец левой руки, правой схватил себя за мочку левого уха и в голос заревел.

Так он стоял, наклонив голову, и слезы текли по его пухлым щекам. Затем он круто повернулся и побежал обратно той же дорогой, которой пришел. По тротуару, по улице. Прочь из мощеного квадрата. Обратно в жизнь.

В него никто не выстрелил.

Гунвальд Ларссон опять взглянул на свой хронометр.

Двенадцать часов двенадцать минут и двадцать семь секунд.

Он сказал себе самому:

– Две двадцать семь.

И Кольберг подумал о какой-то странной ассоциации: две минуты и двадцать семь секунд. Это, вообще-то говоря, небольшой отрезок времени. Но в некоторых случаях он может оказаться большим. Хороший шведский спринтер, как, например, Бьорн Мальмроос, теоретически может за это время четырнадцать раз пробежать стометровку. А это и в самом деле много.

Двое полицейских ранены, один наверняка уже мертв. Другой, может быть, тоже.

Гунвальд Ларссон в пяти миллиметрах от смерти, сам он – в пяти сантиметрах.

Да, еще мальчуган в зеленой курточке.

Тоже немало.

Он поглядел на свои часы.

Те показывали уже двадцать минут.

В некоторых вопросах Кольберг стремился к совершенству, в других – вовсе нет.

Хотя, вообще-то говоря, часы русские, марки «Экзакта»[120], заплатил он за них шестьдесят три кроны. Больше трех лет они ходят очень хорошо, а если заводить их в одно и то же время, даже не убегают.

Хронометр Гунвальда Ларссона обошелся в полтораста крон.

Кольберг поднял руки, взглянул на них, сложил рупором и закричал:

– Алло! Алло! Все, кто меня слышит! Здесь опасная зона! Все в укрытие!

Гунвальд Ларссон повернул голову и поглядел на него. Выражение его голубых глаз трудно было истолковать.

Потом Гунвальд Ларссон поглядел на дверь, ведущую в институт. Дверь, разумеется, была заперта, как и положено в субботу. В огромном каменном здании наверняка не было ни души. Он подошел поближе к двери и со всей силой навалился на нее.

И случилось невероятное: дверь открылась. Он вошел в здание, Кольберг за ним. Следующая дверь вообще не была заперта, да и стеклянная к тому же, но он и ее решил высадить. Посыпались осколки.

Они отыскали телефон.

Гунвальд Ларссон снял трубку, набрал девятнадцать два нуля – полиция – и сказал:

– Говорит Гунвальд Ларссон. В доме номер тридцать четыре по Далагатан засел сумасшедший, который стреляет с крыши или верхнего этажа из автомата. Перед институтом Истмена в фонтане лежат два убитых полицейских. Объявите тревогу по всем участкам центральных районов. Перекройте Далагатан и Вестманнагатан от Норр Банторьет до Карлбергсвеген и Оденгатан от Оденплан до Санкт-Эриксплан. И разумеется, все переулки в этом секторе. Западнее Вестманнагатан и южнее Карлбергсвеген. Понятно? Что? Сообщить в высшие инстанции? Конечно, сообщите. Минуточку! Не высылайте по указанному адресу полицейских машин. И никого в форме. Место сбора…

Он опустил трубку и нахмурил лоб.

– Оденплан! – подсказал Кольберг.

– Точно, – подхватил Гунвальд Ларссон. – Оденплан вполне подходит. Как? Я нахожусь в здании института. Через несколько минут я пойду, попробую его взять.

Он положил трубку и побрел к ближайшему умывальнику. Намочил полотенце и вытер кровь с лица. Намочил второе и обмотал его вокруг головы. Кровь тотчас пропитала и эту повязку.

Потом он расстегнул куртку и пиджак, достал пистолет, который носил на правом бедре, мрачно оглядел его, перевел взгляд на Кольберга:

– А у тебя какая пушка?

Кольберг качнул головой.

– Ах да, – сказал Ларссон, – ты ж у нас пацифист.

Пистолет у него, как и все принадлежавшие ему вещи, был не похож на другие. «Смит-энд-Вессон-38-Мастер» – им он обзавелся, поскольку не одобрял стандартное оружие шведской полиции – 7,65-миллиметровый «вальтер».

– Знаешь, что я тебе скажу? – спросил Гунвальд Ларссон. – Я всегда считал тебя форменным идиотом.