Противостояние. Армагеддон - Стивен Кинг

«Рядом с ней Люси выглядит как подержанная машина в магазине спекулянта», — промелькнула у Ларри мысль, за которую он тут же себя возненавидел. В нем опять проснулся старый Ларри… старый Ларри? С таким же успехом можно сказать, что это был старый Адам.

— Надин, — сказала Люси дрожащим голосом, прижав одну руку к груди. — Ну и напугала же ты меня. Я подумала… ну, я даже не знаю, что я подумала.

Надин не обратила на Люси никакого внимания.

— Могу я поговорить с тобой? — спросила она Ларри.

— Что? Сейчас? — Он искоса посмотрел на Люси, или подумал, что посмотрел… позже он никак не мог вспомнить, как выглядела Люси в тот момент. Ее словно затмила какая-то темная звезда.

— Сейчас. Именно сейчас.

— Утром было бы…

— Это должно произойти сейчас, Ларри. Или никогда.

Он снова посмотрел на Люси и на этот раз действительно увидел ее, увидел покорность на ее лице в тот момент, когда она переводила взгляд с Ларри на Надин и обратно на Ларри. Увидел боль в ее глазах.

— Я сейчас приду, Люси.

— Нет, не придешь, — сказала она глухо. Слезы засверкали у нее на глазах.

— Десять минут.

— Десять минут, десять лет, — сказала Люси. — Она пришла за тобой. Ты принесла с собой ошейник и намордник, Надин?

Для Надин Люси Сванн не существовала. Ее темные большие глаза смотрели только на одного Ларри. Для Ларри они всегда были самыми странными, самыми красивыми глазами на свете, теми бездонными и спокойными глазами, которые глядят на тебя, когда тебе больно, или когда ты в беде, или когда ты совсем сошел с ума от горя.

— Я скоро приду, Люси, — повторил он механически. — Иди.

— Да, я пойду. Она пришла. Я уволена. — Она взбежала вверх по ступенькам, споткнувшись на последней, но сумев удержаться на ногах, открыла дверь и захлопнула ее за собой с шумом, как раз успев отсечь от них звук своих рыданий.

Надин и Ларри долго смотрели друг на друга, словно зачарованные. «Так вот как это происходит, — подумал он. — Когда ты встречаешься с чьими-то глазами в противоположном углу комнаты, чтобы не забыть их уже никогда, или замечаешь на другом конце переполненной платформы метро человека, который выглядит, как твой двойник, или слышишь на улице чей-то смех, который очень похож на смех первой девушки, с которой ты занимался любовью…»

Но во рту у него был горький привкус.

— Давай пройдемся до угла и обратно, — сказала Надин тихим голосом.

— Лучше мне пойти за ней. Ты выбрала чертовски неудачное время, чтобы прийти.

— Пожалуйста. Только до угла и обратно. Если хочешь, я встану на колени и буду умолять тебя. Вот. Видишь?

И к его ужасу она действительно опустилась на колени, немного приподняв край платья и показав ему свои обнаженные ноги, после чего он почувствовал странную уверенность, что под платьем у нее вообще ничего нет. Почему он так подумал? Он не знал. Ее глаза смотрели на него, и от этого взгляда голова его кружилась, и у него появилось тошнотворное ощущение, что во всем этом участвует какая-то сила, сила, поставившая ее перед ним на колени, так что ее рот оказался на одном уровне с…

— Вставай! — сказал он грубо. Он взял ее за руки и поднял на ноги, стараясь не смотреть, как край платья задрался еще выше, перед тем как лечь на место. Бедра ее были цвета сливок — того оттенка белого цвета, который выглядит не бледным и мертвенным, а сильным, здоровым и соблазнительным.

— Пошли, — сказал он смятенно.

Они пошли на запад, по направлению к горам, которые негативным изображением вырисовывались далеко впереди — треугольные пятна темноты, затмившие вышедшие после дождя звезды. Идти ночью по направлению к этим горам было как-то немного жутковато, но в то же время и увлекательно. И теперь, когда рука Надин легко обвила его согнутый локоть, все чувства его обострились. У него всегда были очень явственные сны, а три или четыре дня назад ему приснился сон об этих горах. Ему снилось, что в них живут тролли — отвратительные создания с яркими зелеными глазами, чересчур большими головами гидроцефалов и короткопалыми сильными руками. Руками душителей. Тролли-идиоты, охраняющие горные перевалы. Ждущие, когда придет его время — время темного человека.

Вдоль улицы повеял мягкий ветерок, гоня перед собой бумажный мусор. Они прошли мимо магазина, на стоянке перед которым стояло несколько металлических тележек, похожих на мертвых часовых. Они напомнили ему о туннеле Линкольна. В туннеле Линкольна были тролли. Они были мертвы, но это отнюдь не означало, что в новом мире мертвы все тролли.

— Трудно, — сказала Надин прежним тихим голосом. — Это трудно, потому что она права. Я хочу тебя прямо сейчас. И я боюсь, что уже слишком поздно. Я хочу остаться здесь.

— Надин…

— Нет! — сказала она с яростью. — Дай мне закончить. Я хочу остаться здесь, как ты не можешь этого понять? И если мы будем вместе, то я смогу это сделать. Ты — мой последний шанс, — сказала она, и голос ее дрогнул. — Джо уже больше нет.

— Он есть, — сказал Ларри, ощущая тупое и удивленное оцепенение. — Мы оставили его у твоего дома по дороге к себе. Разве он не там?

— Нет. В моей постели спит мальчик по имени Лео Роквей.

— Что ты хочешь…

— Послушай, — сказала она. — Послушай меня, неужели ты не можешь меня выслушать? Пока у меня был Джо, со мной было все в порядке. Я могла… быть настолько сильной, насколько это было необходимо. Но я ему больше не нужна. А мне нужно, чтобы я была кому-то нужна.

— Но ты нужна ему!

— Конечно, нужна, — сказала Надин, и Ларри вновь почувствовал испуг. Она говорила уже не о Лео. — Я нужна ему. Именно этого-то я и боюсь. Именно поэтому я и пришла к тебе. — Она встала напротив него и посмотрела ему в глаза, гордо вздернув подбородок. Он мог ощущать чистый запах ее тела, и в нем проснулось желание. Но часть его устремилась обратно к Люси. Это была та самая часть, которая понадобится ему, если он хочет жить здесь, в Боулдере. Если он не прислушается к ней и уйдет с Надин, вполне возможно, что уже этой ночью они вдвоем покинут Боулдер. С ним будет все кончено. Старый Ларри будет торжествовать.

— Я должен идти домой, — сказал он. — Прости меня. Тебе придется справиться с этим самой, Надин.

«СПРАВИТЬСЯ С ЭТИМ САМОЙ» — разве это не те слова, которые он, в той или иной форме, произносил людям всю свою жизнь? Почему именно они слетели у него с языка, когда он знал, что прав, и заставили его усомниться в самом себе?

— Давай займемся любовью, — сказала она и обвила руками его шею. Она прижалась к нему всем телом, и по его мягкости, теплоте и пружинистости он понял, что оказался прав: под платьем действительно ничего не было. Голая задница под платьем, подумал он, и мысль эта привела его в сильное возбуждение.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});