Зимние ходоки (СИ) - Сухов Лео

Найти растительное масло оказалось просто: такое производство в Алтарном уже было. Надо было только купить маленький глиняный кувшинчик. А вместо сажи я использовал обычный древесный уголь, перетёртый в порошок.

Осталось дело за малым: взять из привезённой добычи перья птицев, аккуратно наточить кончики острым ножиком, сделать надрезы — и дело в шляпе. А нет, была ещё одна проблема… Продемонстрировать, так сказать, товар лицом!

Отчёт для Кукушкина я писал на первых листах серо-коричневой бумаги. Правда, к сожалению, корявым почерком: он у меня никогда аккуратностью не отличался, а спустя год без практики — и вовсе читался с трудом.

Приправив отчёт двумя большими кляксами и десятком маленьких, я гордо поставил дату и подпись. Ну красиво же получилось!.. А кляксы — это ерунда. Приспособимся как-нибудь…

Дневник Листова И. А.

Триста двадцать пятый день. Образцово-показательный бюрократ…

Кукушкин ждал меня в своём кабинете в мэрии.

Несмотря на все успехи Алтарного, наша мэрия по-прежнему представляла собой жалкое, можно сказать, душераздирающее зрелище. Пусть теперь она и выглядела чуть более основательно, чем первоначальная лачуга, но это всё ещё была времянка. И было там холодно и грустно. Потому что две жаровни с углём — это очень мало для обогрева.

Поэтому Кукушкин внутри кабинета сидел в перчатках. Ну и в своей шапочке с помпоном. Этот пижон ни в какую не хотел расставаться со строгим деловым костюмом. И даже капюшон к нему добавлять не стал.

Вместо приветствия Иваныч указал на стул и потребовал:

— Ну давай, рассказывай. Как всё прошло, что удалось узнать, что вообще…

А я, пока он говорил, с деловым видом развязал тесёмки на кожаной папке и вытащил стопку бумажных листов.

Когда отчёт лёг на стол Кукушкина, тот прямо осёкся на полуслове… А затем нахмурился и медленно, словно не веря своим глазам, взял первый лист:

— Мэру культурного центра с самоназванием город Алтарное Кукушкину Д. И. от Листова И. А… Кхм…

Иваныч, мне кажется, даже слегка окосел от удивления, но хватки не потерял:

— «Город Алтарное» надо в данном случае закавычить. И вообще, первая строка слишком длинная! Надо её переносить или сокращать.

— Ну как скажешь! — пытаясь подавить улыбку, развёл я руками.

— Так… Отчёт номер один по экспедиции к горному поясу, состоявшейся в первый год в новом мире с двести пятьдесят шестого по триста двадцать третий день… — Кукушкин нахмурился. — Нет, ну с днями — ещё ладно, других дат у нас нет… А что это за год в новом мире? Давай, ну его нафиг, пиши первый гэ в эн точка эм точка!

— Ладно! — и тут я понял, что хвалить меня сегодня не будут.

Видимо, все пряники уже кто-то упёр. Подозреваю, что Ольша. И для меня остался только кнут, который мне сейчас и демонстрируют.

— Так, а здесь всё по дням, да? — нахмурился Кукушкин, добежав глазами до конца первой страницы.

И попытался перевернуть лист, но… Не сумел, потому что тот в силу своей кривизны зацепился за другие.

— А… А ровнее листы можно сделать⁈

— Иваныч, ну ты ваще это… Того! — сглотнув комок возмущения в горле, высказал ему я. — Что успели за день, то и сделали! Мы вообще-то эти листы у костра сушили! Конечно, они кривые! Их под прессом надо сушить, на ровной поверхности. Вот тогда прямыми будут!

— Ладно… — Кукушкин пробежал глазами второй лист отчёта, а затем сдвинул всю стопку на край стола и посмотрел на меня. — Давай-ка кратко, устно… Хотя нет… Зачем мне это, я и так сегодня уже выслушал три отчёта…

Он задумчиво постучал пальцами по столу. А потом рявкнул так, что я еле удержал сфинктеры нижней части тела от внезапного расслабления и неминуемого позора:

— Где моя бумага, Вано⁈

Я ещё пару секунд хлопал глазами, не понимая, чего это он. А потом как догадался!.. Раз меня запугивают — значит, надо не терять момент. И, например, решиться на шантаж.

Поэтому тоже рявкнул, громко и грозно:

— А где мой доступ к Большому Алтарю⁈ А⁈

На крики примчался верный Ольша. И даже до Иванычева стола добежал. А потом увидел мой отчёт, издал какой-то душераздирающий писк… И застыл, как статуя.

— Да хоть два! Хоть сто доступов! — не снижая громкости, согласился Иваныч. — Бумагу давай! Много!..

— Много пока нету! Есть сто листов, и они сохнут! — не сдавался я.

Пока говорил, быстро залез в поясную сумку, вытащив из неё перо и глиняный пузырёк с чернилами. И презентовал этот роскошный дар мэру:

— Вот, Иваныч, держи… Только не кричи больше! Видишь? Чернила!

— И на чём я буду писать твоими чернилами⁈ — возмутился мэр. — На Ольше, блин?

Штатный подлиза тут же изобразил угодливое лицо. Видимо, чтобы выслужиться, он готов был стать даже ходячей записной книжкой. Ну или расписным молодцем, забитым временными тату.

— Так это… Я отчёт только на одной стороне каждого листика писал! — пояснил я, ломая все планы мэрскому угоднику. — На другой ты можешь что-нибудь накарябать… Или нарисовать что-нибудь! Вот, того же Ольшу, например! А то он сипит как-то странно… Не дай Бог помрёт, и забудем мы его светлое прекрасное лицо!.. А так хоть на портрете останется.

— И ты… Ты… — Кукушкин чуть не задохнулся от возмущения, а потом отдышался и снова как заревёт: — Ты при нашем дефиците бумаги использовал только одну сторону листа⁈

— Эй, это официальный документ! Всё должно быть чин чинарём! — я не выдержал серьёзного тона и заржал.

Кукушкин перестал орать и тоже заржал, покачивая головой. А потом взял первый лист отчёта, перевернул его и стал что-то писать.

— Бюрократ ты, Вано! Вот уж от кого не ожидал… — усмехнулся он, после чего поднял лист и показал мне и Ольше.

На листе был выполнен виртуозный огуречик с четырьмя палками, на двух из которых виднелись чёрточки поменьше. А ещё у огуречика была круглая голова — с палочками там, где должны быть волосы.

Но самое главное — выражение лица! Оно очень напоминало сразу две вещи: картину «Крик» и зависшего рядом со столом Ольшу.

— Во! Это, Ольша, ты! В историю войдёшь! — гордо пообещал Иваныч. — Художественную, политическую… Ну и историю бюрократии, которую вот этот наш бюрократ развёл!

«Вот этим» бюрократом снова оказался я. Пришлось возмущаться:

— Какой я бюрократ, ваще⁈

— Образцово-показательный! — снова бессовестно заржал Кукушкин.

— А-а-а-а! — сипло выдохнул Ольша и, схватив отчёт и лист из рук Кукушкина, бросился на выход.

— Стой! Я ещё не прочитал! — возмутился мэр. — Куда пошёл⁈

— Подшивать! — донеслось из-за стены.

— Всё, потерян мой помощник… — вздохнул Иваныч. — Будет сидеть и нюхать твой отчёт, пока не достигнет высшего пика наслаждения… Так, мы отвлеклись! Где моя бумага? Сколько сможешь поставлять? Когда ждать первую партию?

Я аж ладошками от мэра отгородился:

— Стоп-стоп-стоп… Ну ты мне такие вопросы задаёшь! А у нас только первая опытная партия готова. Пока развернём производство, пока процессы откатаем… Пока с сырьём разберёмся…

— Вано, это всё фигня! На такой план тебе никто финансирование не даст! Давай сначала!.. И вообще, ты вот правильно написал отчёт на одной стороне! Но почему другую оставил пустой⁈

— Так я… — я хотел повторить, что специально, чтобы там Кукушкин Ольшу нарисовал, но понял, что мэр надо мной издевается.

И с подозрением уставился на него.

— Во-от! На другой стороне нужно было расписать бизнес-модель бумажного производства, необходимое финансирование, откаты мэру!.. Ну чего я тебя учу-то⁈ — Кукушкин снова принялся ржать.

Похоже, мои листики волшебным образом поднимали настроение руководству Алтарного. Которое, в силу хорошего настроения, сразу же начинало делиться житейской и управленческой мудростью.

Иваныч же, вдруг замолчав, прищурился. А потом глянул на меня и выдал:

— Ты вместе с Перловой и ва… А! Наверно, ударение на первый слог… Вагиной, вот! Вы городу только что принесли триста тысяч баллов. Видишь? Откат уже есть! — потирая ладони, улыбнулся мэр.