Ветер военных лет - Глеб Бакланов

Я пригласил всех в палатку, где были накрыты простынями наспех сколоченные из осиновых жердей столы. Началась беседа-митинг. Первым выступил товарищ Бердыев. Затем стали выступать солдаты, сержанты.

Видимо, бой на передовой в это время стал ожесточеннее, разрывы снарядов и мин раздавались все чаще. Один особенно мощный залп раздался после того, как выступивший Ширли Ишаниязов сказал:

— Дорогие товарищи, передайте землякам клятву всех сынов туркменского народа, сражающихся за Сталинград: враг не пройдет.

Этот залп наших орудий прозвучал как подтверждение слов бойца, как салют грядущей победы.

Контрнаступление трех фронтов — Сталинградского, Донского и Юго-Западного — началось 19 ноября. Более полутора месяцев 299-я стрелковая дивизия находилась в непрерывных боях. В двадцатых числах января 1943 года после ряда перегруппировок наша дивизия заняла место на заходящем правом фланге 66-й армии. Кольцо окружения, в котором теперь находились немцы, сжималось. Таким образом, нашим непосредственным соседом стала одна из дивизий 65-й армии, которой командовал генерал-лейтенант П. И. Батов.

Павла Ивановича Батова я знал с первых дней своей срочной службы в Московской Пролетарской стрелковой дивизии. Он был начальником штаба, а затем командиром 3-го стрелкового полка. Я глубоко уважал П. И. Батова за его талант военачальника и любил за человеческую доброту, отзывчивость и умение поддерживать с людьми ровные, доброжелательные отношения.

Как только я узнал, что командный пункт генерала Батова находится относительно недалеко от нас, тут же позвонил ему. Отрекомендовался по всей форме, а в ответ услышал:

— Бакланов? Здравствуй, Глеб! Ты где? Я ответил, что очень хочу повидаться.

— Это было бы великолепно! Ко мне приехать можешь?

— Могу, конечно.

— Тогда давай прямо сегодня. Только к вечеру, попозже. Днем, прямо скажу, не до гостей.

Командный пункт Батова находился в небольшом поселке Городище, сравнительно недалеко от Сталинграда. Но я выехал пораньше, в конце дня, учитывая, что по разбитым дорогам да в пургу, которая началась с утра, добраться до КП будет не так-то легко.

Сидя в машине и думая о предстоящей встрече, я невольно вспоминал казавшиеся ужасно далекими времена своей службы в Московской Пролетарской дивизии. Вспомнил, кстати, что первую благодарность в армии получил именно от Батова, за отличную стрельбу из винтовки. Вообще, отвлекаясь от рассказа о событиях того дня, хочу сказать несколько слов о Московской Пролетарской стрелковой дивизии.

Должен признаться, что даже в мирное время служить в прославленной дивизии было трудно. Объяснялось это целым рядом обстоятельств. Прежде всего тем, что наша дивизия была в некотором роде испытательной лабораторией Генерального штаба. Все, что вводилось в Красной Армии нового — от обмундирования и вооружения до новых взглядов на тактику, — проверялось и опробовалось у нас. Поэтому в дивизии шли непрерывные большие и малые учения, требовавшие полного напряжения моральных и физических сил личного состава. Зимой и летом мы проводили в поле так много времени, как, наверно, ни одна другая часть.

Естественно, что главнейшее место в нашей боевой подготовке занимали тактика и стрельба. Я очень любил тактику.

Изучавшееся нами искусство подготовки даже мелких подразделений к бою и ведения боя в мирных условиях было похоже на тонкую и увлекательную игру. От нас, курсантов-одногодичников, будущих командиров, требовалось умело использовать местность, чтобы правильно расположить свои силы, определить задачи личному составу и огневым средствам, предугадать действия «противника», разрушить его замысел и навязать свой рисунок боя. Нет-нет, не напрасно древние греки назвали все это именно искусством. Тактика и является им по существу. И, как во всяком искусстве, для решения тактической задачи от человека требуется творческий подход, серьезная, напряженная работа мысли и психологическая гибкость.

Впрочем, во время службы в Московской Пролетарской дивизии стрельба увлекала меня не меньше. Настоящий спортивный азарт заставлял забывать об усталости. Я мог проводить на огневом рубеже по нескольку часов, совершенно не замечая времени.

А если вспомнить, сколько и как мы занимались строевой подготовкой?

Как известно, строевая подготовка — одна из составных частей военного обучения любой, в том числе и современной, армии. Это и понятно: строевая подготовка имеет огромное организующее значение Даже хорошо вооруженная масса людей продолжает оставаться толпой, если она не знает команд, не умеет подчиняться им, не представляет собой организма, всей деятельностью которого руководит воля, знание и талант военачальника — мозга этого организма. Это я ощутил, проверил на войне, в том числе и под Сталинградом.

Но вернемся на дорогу, по которой я проезжал к Городищу в январе 1943 года, направляясь к П. И Батову.

К окраине поселка с давних времен прилепилось небольшое сельское кладбище, на котором начали хоронить своих убитых и гитлеровцы, недавно еще занимавшие Городище. Кладбище не могло вместить всех фашистов, нашедших здесь смерть. Длинные правильные ряды глинистых бугорков, увенчанных березовыми крестами, вышли далеко в открытую степь…

Может быть, раньше, до войны, Городище имело свой облик, как имеет его любая деревня или город. Сейчас же все поселки фронтовой полосы имели одно лицо, страшное лицо войны: сожженные дома, развороченные снарядами печные трубы, до половины срезанные, обожженные деревья. Остатки населения и войска ютились в землянках. В землянке же находился и командный пункт Павла Ивановича Батова, который, увидев меня, проворно поднялся с места и легкой, быстрой походкой направился навстречу. Мы обнялись.

Я знал, что за время войны Батов не раз бывал на ответственнейших и труднейших участках огромного фронта. Но ни время, ни работа, ни переживания не изменили его. Он был такой же, каким я его помнил по Московской Пролетарской дивизии: невысокий, худощавый, со слегка запавшими щеками продолговатого лица, подвижный и энергичный.

За ужином разговор вертелся вокруг вопросов, связанных с положением на нашем фронте. Когда же на столе появился самовар, его уютный шум и тоненькое посвистывание вызвали то особое настроение, которое располагает к откровенности и воспоминаниям.

— А как Крейзер? Кстати, ты же с ним начинал войну. Я слышал, вы там сражались великолепно. И Крейзер, говорят, отлично себя показал. Может, расскажешь, как там все сложилось?

Я рассказал о боях под Борисовом и на Березине, о мужестве и самоотверженности бойцов, о Крейзере, пользовавшемся огромным авторитетом и любовью бойцов и командиров. А йотом шутливо спросил сам:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});