Жорж Милославский. Конец эпохи (СИ) - Ра Юрий

Но мысль в голове у меня верная — у меня тоже нет своих доспехов! Сапожник без сапог, всё по пословице. Ну и ладно — я расту, защита, построенная на меня сегодня, станет мала через полгода. Не будем форсировать события. Но зерцальный доспех, вроде того, что мы продали в Москве, надо завести себе. На вырост. Мама пошьет мне набивной тигиляй, вот и готов приличный комплекс. Угу? А башка? А руки? А щит? В меч? Молчу-молчу! Чего спорить с умным человеком — надо потихоньку собирать комплект защитного и наступательного вооружения. Такой, чтоб не возникало вопросов по национальной и политической идентификации. Чтоб не мешал двигаться вперед, к победе наших идеалов. Чтоб не давил на плечи, на мне и так большая ответственность лежит, тварь такая.

Сумрачный Гений, я ставлю тебе задачу — подготовить меня к битве добра со злом. На какой стороне выступлю я? А это важно? Ах нужно знать цвет костюма? И ведь не поспоришь, блин! Записывай, на мне будет красный бархатный плащ с вышитыми золотом серпом и молотом. И непременно шаркающей кавалерийской походкой…

Глава 11 Комсомольский задор

Через неделю после поездки в Москву позвонил Саенко Михаил из Тульского обкома ВЛКСМ. Удивляет неспешность ведения дел в двадцатом веке по сравнению со следующим. Неделя нужна чтоб диск накрутить.

— Привет, Милославский! Саенко на проводе. Ты к нам в Тулу планируешь приехать?

— Добрый день, Михаил! А есть повод?

— Удостоверение тебе выпишем, как я обещал. Ну и пообщаться по работе надо бы.

— Ну надо, значит надо. Я как штык. Во вторник восемнадцатого ближе к вечеру устроит?

— Вполне. Записал.

— А по какому адресу приезжать.

— По старому, никуда мы не переехали.

— Не взяли вас? Может и к лучшему — подальше от начальства, поближе к кухне!

Вот так, в новое здание обкома партии комсомольцев не взяли. Здоровенный квадратный колодец позже назовут Белым домом, хотя здание серое. И это же имя получат практически все городские администрации России. Помню, по Мурому меня катали, водитель произнес: «А вот наш Белый дом. Он у нас розовый». А точно такие же колодцы, как в Туле, до развала Союза успеют построить во многих областных центрах, так понравился этот проект партийцам. Может, подсознательное желание отгородиться от народа? Там прудик внутри, своя атмосфера, одалиски в шальварах, павлины… В старом здании атмосфера другая — оно было построено в начале двадцатого века как пансион-приют для дворянских детей, из которых выращивали офицеров. Практически, суворовские училища наследники таких приютов. Только в приюты брали отпрысков нищих дворян с четырех лет. Здание получилось величественное, как тогда было принято. В советское время снесли часовню, потом пристроили крылья для большей вместительности, но фасад не пострадал.

Во вторник я как тот самый штык от тульской винтовки Мосина стоял перед дверью отдела спортивной и оборонно-массовой работы. Что ни говори, а серьезный отдел. К ним, как я понял относится не только спорт, а еще военная подготовка молодежи и гражданская оборона. Нормально так меня занесло.

— Здрасьте, Михаил! Разрешите войти?

— Добрый вечер, заходи, присаживайся. Как добрался?

— Что нам комсомольцам километры дорог? Сел в пригородный поезд, полтора часа и у вас.

— Молодец. Фотокарточки принес на удостоверение? Маша, забери и иди оформи удостоверение до конца. Печать, знаешь у кого? Всё, иди. — Маша гордым лебедем проплыла по кабинету и исчезла из поля зрения.

— Вам небось, Михаил, теперь площадей прибавят, раз обком уехал. Заживете!

— Как же, горком партии на освободившееся место заезжает. Так что наоборот, одни расстройства. Чуть дернут из обкома партии нас, беги через полгорода к ним.

— А может дергать реже будут. По телефону всё порешаете. Номеров вам на АТС добавят, висеть будете меньше на вертушке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— А тут ты прав. Соображаешь. Откуда?

— У меня дома телефон не городской, а ведомственный. В город выйти не всегда получается. Может уже того, к делу?

— И верно, пятый час уже, смеркается за окном. Наш с тобой проект на карандаше у моего прямого начальства в ЦК ВЛКСМ, то есть приоритет самый высокий. Там заведует таким же отделом товарищ Онегин, слышал может?

— Знаю такого, он нас летом на Российской Школе Комсомольского Актива гонял.

— Вот и он теперь про тебя знает, я ему твой телефон дал. Так что не удивляйся, если из Москвы позвонят. Там (Миша ткнул пальцем в потолок) за нами пристально следят. Если вдруг, подчеркиваю, вдруг позвонят, отвечай четко спокойно, не теряйся. Если чего-то не знаешь, честно так и говори, не юли. А потом сразу мне перезваниваешь и докладываешь, кто что как о чем. Всё понятно?

— Так точно!

— Молодец. И пойми, у нас нет неважных дел. Вот тебе сейчас выдадим удостоверение внештатного работника нашего отдела, тем самым тебе будет оказано высокое доверие комсомола. Должен понимать и соответствовать. И приносить пользу комсомолу, а без этого какой ты комсомолец?

Еще пяток минут накачки и я всё осознал, мало-мало не заснул. Моя спасительница Маша пришла раньше, чем я позорно клюнул носом. Сунула мне под нос какой-то грязноватый журнал и ткнула самопальным маникюром в строчку: «Расписывайтесь, Милославский, тут за получение удостоверения личности». Теперь я личность, дорогие товарищи и граждане! Я даже могу дать вам удостовериться. А если серьезно, то корочка хорошая. От хулигана не защитит, но, если на драку успеет прибежать милиционер, он быстро поймет, кто хулиган, а кто неравнодушный гражданин на страже порядка. Опять же в стране немало мест, открытых для товарищей и куда нет хода гражданам и людям.

— Жора, теперь докладывай, как движется дело с истфехом в твоем городе.

— В городе второй год действует школьный кружок истфеха, в котором занимается восемнадцать подростков в возрасте от тринадцати до пятнадцати лет. В открывшейся в январе секции истфеха занимается еще двадцать два школьника в возрасте от тринадцати до шестнадцати лет. Городским комитетом по физкультуре и спорту утверждена программа тренировок для первого года обучений и стандарт проведения соревнований городского уровня. При этом у секции нет необходимого спортивного инвентаря, а школа обеспечивает себя инвентарем сама. Доклад окончен.

— Так. А поделиться инвентарем с городом?

— Весь инвентарь у школы на балансе. После целевой проверки музея школы и кружка товарищами из ОБХСС директор не пойдет ни на какое шефство, кроме официально оформленной актами передачи спортивных снарядов со своего баланса. И ничего не спишут фиктивно.

— Понятно, не всё здорово. А какие у тебя есть идеи?

— Школа раньше продавала вагонному депо свою продукцию совершенно официально. Сейчас она может таким же образом продавать спортивное снаряжение и прочее. У нас там целых два цеха по изготовлению доспехов, спортивного инвентаря и исторических костюмов. Работают школьники с энтузиазмом, осваивают рабочие специальности. И я планировал не только предложить вам закупать у них снаряжение для будущей базы, я предлагаю смотреть глубже.

— Глубже, это как?

— Надо создавать в школе экспериментальное школьное производство или цех. Выпускать специфичную продукцию, платить школьникам какую-то копеечку, воспитывать трудом не на словах и не только в рамках уроков труда. Объявить об этом эксперименте на всю страну, продемонстрировать всем первичкам ВЛКСМ, как нужно готовить рабочую молодежь. Вы не представляете, как популярны в нашей школе мастерские у мальчиков и девочек. Да что там, вы должны были слышать, школьная продукция выступала как художественный реквизит для фотовыставки в Манеже. Нас центральное телевидение упоминало в репортаже.

— Маша, слышишь, какая смена растет! И ведь ничего не просят, что важно! Приходи Родина, смотри на наш труд. Вот это я понимаю, комсомольцы! — вроде нормальный же человек Миша, а переклинивает порой. Хотя и меня тоже клинит. Проехали. Дела сделал, пора и честь знать.