Пинок азарта - Харитон Байконурович Мамбурин

Как ты мог! — взвыла пьяница и гулёна, пытавшаяся накануне обокрасть меня на редкий алкогольный продукт.

В виду, конечно же, имелся промискуитет с некоей гномкой, который нос Мыши учуял сразу же, как обе девы, уставшие от приключений, вернулись в отчий дом. Госпожа Глаудберг молчать не стала, а потом не стала молчать Тарасова, в итоге имеем, что имеем, потому что мы имели, нас имели, наши уши не жалели. Ну ничего, слабы они против трехсотлетнего вампира, обчитавшегося детективов.

Месть моя была страшна и монументальна. Я под непрекращающийся сварливый гундеж прошёл к двери, неторопливо и уверенно снял с вешалки сначала плащ, потом свою шляпу, всё еще более неторопливо это напялил, а затем, весь красивый, раскрыв входную дверь, бросил через плечо, угодив Алисе в паузу между словами:

— Арвистер не обманывает своих. Она пришла незваной. Я даже имени её не знал.

Всё, финиш. Как говорится: переиграл и уничтожил. Кажется, коты пытаются мне аплодировать, но шлепков не слышно, у котов лапки. Остается закрыть дверь и уйти вдаль по дороге приключений. Недалеко, всего лишь до дома моего учителя, куда я шмыгнул под прикрытием развесистой кроны какого-то экзотического деревца, но какая картина! Как мне молчали в спину! Как молчали!

…а уж когда обнаружат, что салат был последней едой в доме…

Никогда не злите начитанного вампира.

Йаг Таг Каббази сегодня был не в духе, поэтому бил меня задумчиво и слабо, позволяя уворачиваться и блокировать его ленивые удары. Блокировать было тяжко, но кряхтел я тихо, боясь спугнуть сенсея, а то еще придёт в себя и наверстает. Видимо, я слишком громко думал, потому что большой гуманоидный человекоподобный жаб встрепенулся, из его взора ушла поволока, а после мне прилетел неожиданный удар в челюсть. Прямо мухой прилетел, но из тех мух, что бегемотов воруют.

— Скажи, Конрад, — задушевно эдак вопросил отправивший меня в полёт жаболюд, — А есть ли у тебя какие-нибудь связи с преступным миром?

— Вошмошно, — прошамкал я слегка пострадавшей челюстью, — А што надо?

— Поделись, — широко и душевно улыбнулся саппоро, — А то у меня кончились.

— А может, обсудим это за чаем? — сплюнув на ладонь три зуба, я передал ценный ингредиент невозмутимо протянувшему лапу за ними саппоро.

— Можно и за чаем, — согласился он.

Алхимия. Алхимия никогда не меняется. В скольких мирах и скольких городах я бы не побывал, алхимия царствует везде, где есть магия. Она владычествует скромно и тихо, не приемля всеобщего внимания, она дорога, она незаменима, она…

…нелегальна.

Точнее, является айсбергом, где легальная (и наименее дорогая) часть видна многим, а вот большая, та, которая зависит от поставок крайне интересных веществ, растений и органов различных существ — уже нет. Если хочешь быть хотя бы низкопробным алхимиком, ты обязан дружить с теневой частью мира, иначе тебе не видать ни эльфийского уха, ни гномьего яйца, ни вылинявшей чешуи драконического апостола с Бифрейза, ни прозаичного кокаинума, входящего приблизительно в двенадцать процентов всех известных стимуляторов.

Без контрабандистов нет связи с искателями приключений, отважными и отбитыми разумными, готовыми сходить даже в Макабр за котенком душелова.

В общем, Йагу Тагу Каббази нужно было восстановить цепь экономической взаимовыручки, найдя нового посредника.

— Я могу вам помочь, учитель. Попробовать, — подумав, кивнул я, — Есть даже два варианта. Либо поискать опытного дельца, что займет время, либо познакомить вас с парочкой девчонок, которые в серьезном бизнесе недавно… но являются моими неплохими знакомыми.

— Поищи, — благостно квакнул жаб, — А к девчонкам давай прямо сейчас сходим. Поговорим.

«Беру и то, и то»

Стоило бы отказаться, на мне и так прорва дел висела, но идей, за что и как хвататься, не было ни одной (стараниями одной энергичной гномки), так что я повел саппоро в Портовый район, знакомить с Политой и Стенькой.

Просьба Финнеаса Гладстоуна, того самого нетрадиционного полуэльфа, пока виделась мне трудноисполнимой. Сложно учуять, куда дуют ветра теневого мира, когда он сам буквально застыл от неопределенности. Разумные с мозгами осторожничают, а более горячие, вроде тех же полугоблинш, к которым мы идем, ничего, по сути, не решают, просто заполняют лакуны экономики.

С рэтчедами тоже нужно ждать. Королева Цирсцея обещала вызнать что-нибудь, но это тоже дело не одного дня. Насколько я знаю крысолюдов, они будут девяносто процентов времени готовиться спешно бежать (даже имея гарантии Управления), ну а десять процентов уделят разведке. Что остается?

Правильно. Мотаться с жабом по городу. Тем более, что домой мне вовсе не хочется в ближайшие сутки. Это вызовет антипедагогический эффект.

К моему унынию, жаболюд и две полугоблинши влюбились друг в друга с первого взгляда. Не успели мы сесть в кабинете ближайшего трактира за стол, как они втроем уже трещали на алхимически-контрабандистском языке, влюбленно поглядывая друг на друга. Я на этом празднике жизни ощутил себя пронзительно лишним и ненужным, потому как на каждое нежное кваканье алхимика слышалось «да» с таким придыханием в голосе, что казалось, сейчас тут начнется свальный грех, где я буду стоять в углу и держать свечку.

— Так, гляжу, вы нашли общий язык, — наконец, не выдержал я, — Засим откланиваюсь!

И ушел. Не буду я свечки держать, не канделябр!

Выйдя на улицу, я оказался в дилемме — а куда идти-то? На работу, то есть в Управление, нельзя. Домой тоже. Ну что же, выход остается лишь один…

И я отправился в известный мне дом божий. Вовсе не затем, конечно, чтобы овладеть его держательницей во всех известных науке и религии позах, а просто потому, что жители (нежители) моей книги здорово привязались к Виолике Радиган, и будут искренне рады с ней потрепаться. Тем более, что еще одна неделя — и всё, книга обновит их воспоминания, стерев из них все события прошедшего года.

Нужно дать им попрощаться.

Подходя к церкви, я обнаружил, что сегодня воскресенье, а значит проповедь. Парочка пожилых разумных неопределенной кроссрасовой принадлежности, неторопливо уходящая от храма божьего, обогатила меня разведданными, а именно — святая Виолика сегодня не в духе, она надела «неинтересное» платье, а хуже всего — уже полтора часа как свирепо гвоздит прелюбодеяния, предательства и манипуляцию. Неинтересно и скучно, но молодежи заходит.

Сразу стало понятно, что нашей монашке позвонили и настучали. Осуждать промискуитет в Омниполисе всё равно, что осуждать пингвинов за то, что они топчут снег. Нет, отношение к изменам в семьях ровно такое же, как и