Судьба китайского Бонапарта - Владилен Воронцов

20 марта 1926 г.

Еще совсем недавно в Гуандуне располагалось двухтысячное войско, больше похожее на одно из обычных милитаристских формирований, где царили разброд и анархия. Возглавлявшие его генералы готовы были в борьбе за власть разорвать друг друга на куски. К 1926 г. благодаря деятельности гуанчжоуского правительства, помощи советских советников, институту политработников, среди которых активную роль играли коммунисты, положение начинает меняться.

Растет массовое антиимпериалистическое движение, укрепляется революционная база в Гуандуне. Советские люди вместе с коммунистами делают все для упрочения на Юге военной, административной, финансовой власти Национального правительства. Идет реорганизация вооруженных сил Гуандуна, на их базе создается Национально-революционная армия (НРА). И все же советские советники порой переоценивали достигнутые успехи, недооценивали опасности справа.

Дисциплина в армии оставляла желать лучшего. Младшие чины и высшие командиры были наемниками, по своему духу они весьма далеко отстояли от идей национальной революции. Жажда обогащения, обеспечения своего личного благополучия приводила их в гуандунскую (как и в другие) армию. Пышным цветом процветали здесь карьеризм, вымогательство, взяточничество. Высшие офицерские чины не упускали случая, чтобы не поживиться за счет солдат.

В 20-х годах пособие для солдат НРА составляло 10–12 юаней в месяц. На эту скромную сумму нужно было прокормиться, одеть себя да еще, по возможности, немного денег отложить про запас. Но командиры, получая солдатское жалованье, обычно утаивали для себя часть денег. Личные связи генералов определяли размеры финансовых субсидий для их частей. Главнокомандующий присваивал для своих нужд 700–800 тыс. юаней в месяц, а для других корпусов отпускал по 100–200 тыс. Аппетит генерала Чана рос не по дням, а по часам. Немало средств правительство ассигновало на медицинское обслуживание, но деньги зачастую не доходили до госпиталей, переполненных ранеными солдатами. Чан Кайши и здесь нашел источник для обогащения. Чтобы снабдить армию одеялами на целый год, достаточно было 300 тыс. юаней. Чан Кайши получал ежемесячно на эти цели полмиллиона юаней.

ЦИК отобрал кандидатов для учебы в Советском Союзе. Чтобы отправить их в Москву, удалось наскрести всего лишь 3 тыс. юаней. Чан Кайши же для обмундирования своей личной охраны выбил у правительства 7 тыс. Пример Чана вдохновлял приближенных. Его соратники по Вампу Чэнь Чэн и Ху Цзунань стали символами разложения в рядах армии. Зачастую жалованье погибших шло непосредственно в карманы командующих.

Один из неприятных для Чан Кайши вопросов во взаимоотношениях с военными советниками — финансирование НРА. Советники не могли равнодушно смотреть, как разбазариваются средства, и мириться с отсутствием справедливости в их распределении. Имевшие за плечами героическую школу революции, гражданской войны, весьма щепетильные во всем, что касалось чести и достоинства революционера, они с возмущением воспринимали махинации главного инспектора НРА. Вопрос справедливого распределения средств так или иначе возникал на заседаниях Военного совета. Н. В. Куйбышев, который сменил В. К. Блюхера — начальника Южнокитайской группы советников, твердо требовал положительного решения этого вопроса. Советник Главного штаба Национально-революционной армии В. П. Рогачев, заместитель Куйбышева по политчасти И. Я. Разгон (Ольгин) открыто выступали в поддержку этой позиции. Для Чан Кайши деньги обеспечивали контроль в армии, ему, безусловно, было небезразлично, идут ли средства верным ему людям либо направляются в части, где сильны позиции его противников по Гоминьдану — коммунистов.

Ван Цзинвэй, выступая в этих щепетильных делах в поддержку линии советников, пытался создать о себе представление как о левом политическом деятеле. Советники же, озабоченные созданием дисциплинированной, боеспособной армии, искренне пытались изменить то, что веками создавалось в китайском обществе. Главный политический советник М. М. Бородин понимал, что глубокие революционные изменения не могут иметь место при существовавших базисных структурах. «Самым главным оплотом империализма в Китае вообще и в особенности в Гуандуне, — писал М. М. Бородин, — являются не милитаристы, а земельные отношения, отсталые средневековые отношения».

События, казалось, благоприятствовали Чан Кайши. Действия одного из самых оголтелых милитаристов — Чжан Цзолиня вызывали мощные антиимпериалистические выступления. Влиятельные круги на Западе забили тревогу и сделали все для примирения Чжан Цзолиня и У Пэйфу. Перед этой коалицией, опиравшейся на поддержку Японии, Англии, США, Франции и Италии, национальная армия Фэн Юйсяна не смогла устоять. Разгул милитаризма, реакции привел к расстрелу 18 марта 1926 г. мирных демонстрантов в Пекине, шедших под антиимпериалистическими лозунгами.

Через два дня после пекинской трагедии начался мятеж в Гуанчжоу. Его острие направлялось против коммунистов и советников. Заговор готовился давно: 9 марта 1926 г. Чан Кайши созвал совещание доверенных лиц, где и было принято решение о мятеже. Успех левых после II съезда Гоминьдана (январь 1926 г.) встревожил Чана. Треть делегатов съезда — коммунисты! Еще одна треть — под их влиянием! В ЦИК Гоминьдана укрепляла свои ряды оппозиция. Среди 36 членов ЦИК к оппозиции примыкало 16, а семеро были коммунистами. Видное место в оппозиции занимали вдова Сунь Ятсена Сун Цинлин, ее брат Сун Цзывэнь, вдова убитого Ляо Чжункая Хэ Сяннин.

Назревало все большее размежевание сил в рядах Гоминьдана. Только недавно, в ноябре 1925 г., у усыпальницы Сунь Ятсена в храме Биюньсы в Сишаньских горах под Пекином состоялась Сишаньская конференция. Участники провозгласили эту конференцию 4-м пленумом ЦИК Гоминьдана. Казалось, что в преддверии II съезда Гоминьдана в партии преобладали коммунисты и левые. Но здесь, в Сишаньских горах, слышались призывы к исключению Ван Цзинвэя из партии, изгнанию из страны Бородина как представителя Коминтерна, выводу из партии коммунистов и т. д. Влиятельные в Гоминьдане силы провозгласили лозунг «Долой союз с КПК, с СССР!». Сишаньскую встречу приветствовали Дай Цзитао и другие известные гоминьдановцы. Достаточно громко раздавался в оппозиции голос Сунь Фо. Сын Сунь Ятсена не унаследовал от своего отца приверженность идее единого фронта. Политическое лицо Сунь Фо определяли его связи с компрадорскими кругами, с Гонконгом, его обласкали «жирные коты», ворочавшие гигантскими состояниями. Крупные дельцы содействовали возвышению Сунь Фо, который, будучи членом гуандунского правительства, возглавил, по существу, блок правых в ЦИК Гоминьдана. Сунь Ятсен не раз требовал суда над своим сыном за казнокрадство, но дело прекращали из-за уважения к отцу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});