Кен Уилбер Б Л А Г О Д А Т Ь И С Т О Й К О С Т Ь - dmitry

Экзистенциализм. Сама по себе болезнь лишена смысла. Следовательно, она может принять любое значение, которое я придаю ей согласно моему выбору, и за этот выбор отвечаю только я. Люди смертны, и адекватным ответом на это будет принять болезнь как элемент нашей конечности, даже если мы при этом нагружаем ее каким-то личностным смыслом.

Холизм[17]. Болезнь есть продукт физических, эмоциональных, интеллектуальных и духовных факторов, ни один из которых не может рассматриваться отдельно от остальных, ни один нельзя игнорировать. Лечение должно затрагивать все указанные аспекты (правда, на практике это часто приводит к воздержанию от лечения методами обычной медицины, даже когда они могут помочь).

Магия. Болезнь — это возмездие. «Я наказан, потому что я пожелал, чтобы такой-то и такой-то умер». Или: «Мне лучше не выделяться, а то со мной случится что-нибудь плохое». Или: «Если со мной случится много хорошего, то потом обязательно произойдет что-нибудь плохое». И так далее.

Буддизм. Болезнь — это неизбежная составляющая видимой вселенной; спрашивать, почему существу- ет болезнь, примерно то же самое, что спрашивать, почему существует воздух. Рождение, старость, болезнь и смерть — все это признаки нашего мира; для этих феноменов характерны непостоянство, страдание и отсутствие самости. Только в просветлении, в чистом сознании нирваны болезнь может оказаться позади, потому что в этом состоянии позади оказывается весь видимый мир. 11. Наука. Чем бы ни была болезнь, она вызвана определенной причиной или набором причин. Некоторые из этих причин можно определить, в то время как остальные случайны. В любом случае никакого «смысла» в болезни нет, есть лишь случай или причинно-следственная связь.

Все люди необходимо и неизбежно плавают в этом океане смыслов, в котором мы с Трейей чуть было не захлебнулись. Поток этих смыслов хлынул на нас в первый же день, когда мы возвращались домой на машине, и почти задушил Трейю.

Каков же символический смысл для меня, именно для меня в том, что во мне появилась такая клетка — а теперь уже большой набор клеток в правой груди? Это единственное, о чем я могла думать, пока Кен с решительным видом вел машину. Быстро растущее образование внутри меня, которое само не ведает, когда и как оно остановится. Образование, питающееся за счет соседних тканей. Образование, которое может отправить клетки в путешествие по моей лимфатической или кровеносной системе, а эти клетки могут стать семенами других таких же образований, если иммунная система почему-то не станет их обезвреживать. Оставшись незамеченными, они обязательно убили бы меня. Нет ли здесь скрытой жажды собственной смерти?

Может быть, я была слишком строгой к себе, слишком много осуждала и критиковала себя, так что эта скрытая ненависть к себе и привела ко всему этому? Или, может быть, я была слишком мягкой, запрещала себе раздражаться и судить других, так что эти запреты в итоге проявились как физический симптом? Может быть, таким образом я была наказана за то, что в жизни мне было дано слишком много: по-настоящему прекрасная семья, ум и хорошее образование, привлекательная внешность, а теперь прекрасный до невероятия муж? Может быть, стоит кому-то получить так много, как за этим должна последовать какая-то напасть? Может быть, я заслужила это как карму за свою прошлую жизнь? Может быть, я должна пережить это как какой-то урок, который мне нужно усвоить, — или это толчок, необходимый для моего духовного развития? Или дело в том, что после многих лет жизненных исканий рак оказался плодом этих исканий, просто я этого не понимаю?

Нам предстояло вновь и вновь возвращаться к этой теме — каков смысл ракового заболевания. У каждого из нас была какая-то своя теория на этот счет, эта тема всплывала везде, она всегда висела в воздухе, она стала нежеланной, но неизбежной доминантой наших жизней, рядом с которой очень многое блекло и тускнело. Лечение трака-заболевания занимало в среднем несколько дней каждый месяц; лечение рака-недуга превратилось в работу, занимающую все время: он вторгся во все сферы нашей жизни, в работу и в досуг; он заполонил наши сны и не позволял забывать о себе; по утрам он приветствовал нас улыбкой, на банкетах он скалился усмешкой мертвеца; они были постоянным напоминанием — эти своенравные клетки, которые вторглись в ее тело, клетки, на которых написана дата.

Нy а ты как думаешь?» — в конце концов спросила я Кена. Всего два дня назад мне поставили диагноз, и мы обедали в паузе между назначенными встречами с докторами. «Ты-то как думаешь, почему у меня рак? Я понимаю, что все это упрощенное применение той идеи, что ум влияет на тело, но у меня рак, мне страшно и мне трудно провести четкую границу! Как только у меня возникают соображения, что мой рак имеет эмоциональную природу, а не внешнюю или генетическую, я не могу не обвинять себя. У меня ощущение, что я что-то где- то сделала не так, что-то не то подумала, что-то не то почувствовала. А время от времени я думаю, что и у окружающих могут возникнуть какие-то соображения, когда они узнают, что у меня рак. Может быть, они подумают, что я гасила свои эмоции или была слишком отчужденной, слишком холодной. Или подумают, что я была слишком покладистой, слишком хорошей, слишком добренькой, чтобы быть искренней. Или что я была слишком самонадеянной, самоуверенной и поэтому заслужила, чтобы это свалилось мне на голову. Со мной все не так плохо, как с той женщиной, которая решила, что она полная неудачница только потому, что заболела раком, но когда меня одолевают эти мысли, я начинаю понимать, что она имела в виду. А ты что об этом думаешь?»

— Черт возьми, малышка, я не знаю, что и думать. А что, если тебе написать список? Попробуй прямо сейчас. Просто запиши все, что, по-твоему, способствовало тому, что у тебя развился рак.

Вот что я написала в ожидании, пока мне принесут овощной суп:

подавление эмоций, в особенности — раздражения и досады;

период больших изменений в жизни, стрессы и депрессия, через которые я прошла несколько лет назад, когда два месяца почти каждый день плакала;

слишком критичное отношение к себе; слишком много животных жиров в рационе в молодости, а также слишком много кофе; беспокойство о своей реальной цели в жизни; внутреннее напряжение из-за потребности найти свое призвание, свою миссию; чувство одиночества и беспомощности в детстве, изолированности и невозможности высказать свои эмоции;

многолетнее стремление быть самодостаточной, независимой и контролировать себя;  неспособность достаточно последовательно идти по духовному пути, например медитировать, с тех пор как это стало моей основной целью в жизни;

то, что я не встретила Кена раньше.

Итак, как ты считаешь? Ты так и не сказал.

Кен взглянул на список:

Знаешь, солнышко, мне очень нравится последний пункт. Хорошо: что думаю я? Я думаю, что у рака десятки разных причин. Как сказала бы Фрэнсис [Воон], у человеческих существ есть физическое, эмоциональное, интеллектуальное, экзистенциальное и духовное измерения, и я бы предположил, что неполадки на каждом из этих уровней и на всех вместе могут сыграть свою роль в появлении болезни. Физические причины: рацион, токсины, радиация, курение, генетическая предрасположенность и так далее. Эмоциональные причины: подавленность, жесткий самоконтроль и чрезмерная независимость. Интеллектуальные: постоянное критическое отношение к себе, постоянный пессимистический взгляд на мир, в особенности депрессия, которая, похоже, сказывается на иммунной системе. Экзистенциальные: чрезмерный страх смерти, который приводит к чрезмерному страху жизни. Духовные: неумение прислушиваться к внутреннему голосу. Может быть, в развитии болезни поучаствовали они все. Проблема в том, что я не знаю, какую долю какому уровню приписать. Дать интеллектуальным или психологическим причинам шестьдесят процентов или два процента? А в этом-то вся суть, правда? В этом-то все и дело. На сегодняшний момент, исходя из того, что я знаю, я бы сказал, что причины рака примерно на тридцать процентов генетические, на 55 процентов — внешние [спиртные напитки, курение, жиры в рационе, грубая пища, токсины, солнечные лучи, электромагнитная радиация и т.д.], а на пятнадцать процентов — все остальные: эмоциональные, интеллектуальные, экзистенциальные, духовные. А это значит, что как минимум на 85 процентов причины физические, вот так мне кажется.

Принесли мой суп.

— Все это могло бы и не иметь особого значения, однако я боюсь, что если я каким-то образом ответственна за свой рак сегодня, то в будущем это может просто повториться. Зачем тогда лечиться, если я снова сделаю то же самое? Я уже почти готова воспринять все это как стечение случайных обстоятельств — может быть, причина в генетической предрасположенности или в том, что в детстве меня лечили рентгеном, или в том, я жила рядом со свалкой токсичных отходов, или еще в чем-нибудь подобном. Теперь я боюсь, что, если я буду подавлять свою волю к жизни, число белых кровяных телец может начать сокращаться. Если у меня в голове прокручиваются сцены на смертном одре, я пугаюсь, что сама добавляю энергию такому исходу, чуть ли не сама создаю его. Я просто не в состоянии выкинуть из головы эту мысль: чем я вызвала все это? Что я сделала не так? Что я хочу сказать сама себе этим раком? Может быть, я почему-то не хочу жить? Достаточно ли у меня сильная воля? Может быть, я каким-то образом себя наказываю?