Всё, что мы обрели - Элис Келлен

медленно входит и выходит. Как я и предполагала, мне понадобилось всего несколько дней, чтобы рухнуть перед Акселем.

Когда мы встретились в галерее, я была настолько скованна, что едва уловила момент. Несколько недель спустя, в кафетерии, мне удалось сохранить самообладание, несмотря на напряжение. В тот день, когда он появился в моей комнате, я немного упала духом, особенно когда, вернувшись вечером, обнаружила, что постель все еще пахнет им. А потом… потом земля затряслась под ногами, когда я наблюдала за ним на чердаке, рассматривающим всё тем любопытным, острым взглядом, который, казалось, видел больше, чем картины могли показать. Я осталась без воздуха в груди, ощутив его руки, обхватившие меня, и его тело, прижатое к моему.

Я хотела бы сдержаться, как он, и оставить свои чувства при себе, но не смогла. Потому что это было именно так. Я ненавидела его, да, но и скучала по нему.

Казалось почти противоестественным, что эти два чувства оказались способны сосуществовать, но каким-то извращенным образом они сосуществовали. Потому что я ненавидела последнюю часть нашей истории, часть, где я обнаружила, что Аксель не был тем парнем, которого я, как мне казалось, знала, а имел гораздо больше слоев, некоторые из них были полны трусости и того, что он задвигал на второй план. Я все время вспоминала последние слова, которые он произнес перед тем, как я выбежала из его дома посреди ночи. Я чувствовала себя ребенком, слыша в мыслях собственный голос, говорящий ему: «Ты не способен бороться за то, чего хочешь». А потом его голос затопил все – террасу, то раннее утро, мое сердце: «Тогда, быть может, я не так уж сильно этого хочу».

Я не желала иметь ничего общего с тем Акселем. Ничего.

Но хотелось знать о другом, о том, кто был моим другом и моей семьей, у кого я не просила больше, чем он мог мне дать, потому что не нуждалась в этом. Мне очень не хватало того Акселя. Его шуток, его улыбок и хорошего настроения. Его присутствия в моей жизни.

Проблема заключалась в том, что было трудно разделить эти две части, поскольку иногда они смешивались, как две капли краски разных цветов, при соединении образующие новый оттенок, с которым я не знала что делать.

Я несколько раз обошла квартал в неторопливом темпе.

Когда мне стало спокойнее, я повторила свой путь, но вместо того чтобы вернуться на чердак, зашла в кафе на той же улице и села за один из столиков в глубине. Заказав латте, я достала из сумки блокнот с конспектами занятий и начала просматривать их.

Телефон зазвонил почти час спустя.

Это был Аксель. Я перевела дыхание и взяла трубку.

– Ты где? – спросил он.

– Внизу, в кафетерии.

– Иду туда, – сказал он и сбросил звонок.

И через пять минут Аксель сидел напротив меня, облокотившись о деревянный стол, с задумчивым видом решая, что выпить. Официантка ждала, с интересом наблюдая за ним; я уже забыла, какую реакцию может вызвать Аксель, если ему приспичит.

– Каков вегетарианский сэндвич?

– Пока никто не жаловался. – Она улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ.

– Тогда мне один. И чай со льдом. Спасибо.

– Не за что, – подмигнула она.

Официантка ушла, а я подняла бровь.

– Я не собиралась задерживаться… – уточнила я, хотя не думала, что в этом будет необходимость, учитывая, что моя чашка кофе уже опустела.

– Я еще не закончил с картинами.

– Как долго ты еще будешь в студии?

– Довольно долго. Лея, мне нужно упорядочить работы, в чем ты должна мне помочь, а также оценить их, хотя для этого мне понадобится мнение Сэм; не волнуйся, я уже сделал несколько фотографий. И еще нужно выбрать некоторые картины для галереи. У тебя может быть свое мнение на этот счет.

– Что ты имеешь в виду?

– Есть ли особенные для тебя картины?

– Полагаю. Что касается произошедшего…

– Нам не нужно об этом говорить, Лея.

Я знала, что с Акселем молчание значит больше слов, но мне нужно было заложить прочный фундамент, прежде чем двигаться дальше.

– Ты действительно собираешься облегчить мне жизнь?

Его взгляд пронзил меня. Я вздрогнула.

– Да. А ты мне?

– Я? Я всегда облегчала тебе жизнь…

– Как ты ошибаешься, Лея.

Официантка вернулась и принесла сэндвич и чай. Аксель откинулся на спинку стула, вздохнул и расслабленно откусил пару кусков, как будто за минуту до этого мы не говорили о нас, обо всем.

Я сосредоточилась на деревянных узорах столешницы.

– Так, значит… ты с кем-то встречаешься, – хрипло прошептал он.

Я подняла на него взгляд и просто кивнула.

– Хорошо. Рад за тебя. – Он глубоко вздохнул и встал, допив чай одним глотком. – Хочешь, дай мне ключи? Я могу зайти позже и вернуть их, если тебе не хочется ждать здесь.

Я подумала о том, как это освободило бы меня – пойти прогуляться и не входить в студию с Акселем на хвосте, но что-то в его выражении лица заставило меня передумать. Не знаю, что именно. Не было ничего особенного, никаких жестов. На самом деле его лицо казалось почти лишенным какого-либо выражения, и все же…

– Нет, я пойду с тобой, – ответила я.

Скрип ступеней был единственным звуком, который сопровождал нас, пока мы поднимались на чердак. В этот раз я оставалась рядом с ним, пока он фотографировал каждую картину с разных сторон и распределял их по трем группам.

– Хорошо, что их легко отличить друг от друга. Вон те – более темные, более чувственные. Те, что на другой стороне, более светлые. А остальные… ну, я не совсем уверен, как их классифицировать, – добавил он, остановившись на последней группе.

Именно туда он определил картину, на которой был изображен наш кусочек моря. Были и другие, о некоторых из них я и сама не знала, что они символизируют, но просто как-то почувствовала необходимость и желание написать их.

– А с ними что? – спросила я.

– Ничего, но они меня не интересуют.

Я слегка моргнула от удивления.

– Не понимаю. Ты сказал, что я хороша.

– Конечно, но среди всего, что ты делаешь, есть вещи получше и похуже, тебе не кажется? – Я заметила, что он старается быть мягким, будто мое эго сделано из стекла, и это меня немного обеспокоило.

– А вот эта… – Он поднял холст с морем. – Я хочу купить ее. Назови свою цену.

Я открыла рот. И снова закрыла. Нахмурилась.

– Ты с ума сошел? – простонала я.

– Нет. Мне нравится. Повешу на кухне.

– Аксель, не шути с этим, – взмолилась я.

– Я не шучу, Лея. Назови сумму.

Вот он, обычный Аксель, тот самый, который мог расстроить меня всего тремя-четырьмя словами. Даже если он и пытался «облегчить» мне жизнь, всё всегда становилось еще сложнее. Я старалась не поддаться ему, остаться на плаву.

– Можешь забрать ее. Бесплатно.

– Уверена? Чем обязан такой чести?

– Моему желанию, чтобы ты сейчас заткнулся, – ответила я. – И еще тому, что это подарок. Ну, знаешь, в честь нашего перемирия. Что-то символическое.

Аксель улыбнулся; я успела заметить ямочку на его правой щеке, прежде чем он повернулся и поставил картину у двери. Затем он снова переключил свое внимание на остальные работы, задумчиво прохаживаясь по чердаку.

– Можно задать вопрос?

– Смотря что ты хочешь узнать.

– Мне любопытна девушка на картине. – Он щелкнул языком. – Сердце, которое она держит, ей только что вернули или это тот момент, когда она вытащила его из груди?

Я прикусила губу:

– Ей его вернули.

Аксель кивнул, оставив эту работу и указав на несколько других, которые он хотел отнести в галерею. Я тоже решила поучаствовать и выбрала две работы, которые мне особенно нравились. Когда мы закончили, он еще некоторое время рассматривал остальные, те, которые он отнес к группе «не поддающихся классификации». Думаю, по какой-то причине именно они вызывали у него наибольшее любопытство. Видя его стоящим на коленях перед полотнами, я вспомнила одного из тех диких котов, что подходят достаточно близко, чтобы