Меж двух огней (СИ) - Эр Анастасия

Никита быстро подергал бровями, Ева рассмеялась.

— Слушай, а ты правда так хорошо целуешься? — сквозь смех произнесла она.

Ему показалось, что он споткнулся на абсолютно ровной дороге.

Со стороны камина потянуло дымом. В его глубине — за несколько тысяч дней отсюда — кто-то протяжно закричал.

— Показать? — полусерьезно предложил Никита.

— Да я верю, — пожала плечами Ева. — И представляю, какая война начнется между твоими поклонницами.

— Я договорюсь с Селиверстовым и Шереметьевым, — сглотнув, Никита вернулся к прежней теме. — Скажу, что Савчуку нужна помощь, и я забираю тебя на отработку туда. К Разумовской не пойду, она и так после того случая подозревает, что мы друг друга прикрываем.

Ева закивала:

— Юстине я сама все отработаю. Спасибо тебе, Ник, — она сжала его руку. Никита развернул ладонь и еще пару секунд поддерживал ее пальцы на весу — пока они не ускользнули.

— У Залесского, я надеюсь, ты не умудрилась заработать наказание? — скептически уточнил он.

— Нет, он сделал вид, что потерял мой реферат, и поставил высший балл со словами: «Я уверен, что в вашей работе, моя дорогая, все было превосходно, как всегда». Так паршиво я себя еще никогда не чувствовала.

— Ну вот и отлично.

Никита поднялся с корточек на онемевшие от долгого сидения ноги. Ева задрала голову, чтобы видеть его лицо.

— Челси сказала, что сегодня не придет ночевать. Она не к тебе случайно собралась?

— Даже если ко мне, я пока об этом не знаю, — ухмыльнулся Никита, поправляя ремень, и в эту самую секунду треск камина потонул в многократно усиленном голосе профессора Разумовской:

— Всем студентам срочно вернуться в общежития факультетов. Старостам и капитанам команд собраться в деканате. Быстрее, пожалуйста.

Глава 17. Елизарова

С Денисом я расплевалась сразу после Дня Осеннего Круга — учитывая, как он себя вел в тот день, нужно было сделать это еще раньше.

Мне вообще не нравились эти его попытки залезть в мои трусы, вдобавок с каждым днем они становились все настойчивее.

— Ты же моя девушка, — как ни в чем не бывало заявил Денис в понедельник, первого ноября. — Мне захотелось тебя поцеловать, что в этом такого?

— Может, не стоило делать этого при всех? — вежливо улыбнулась я, подавив желание швырнуть в него «Продвинутым курсом трансформагии».

— А что, Исаев будет ревновать? — ехидно спросил он.

Я закатила глаза. Пожалуй, в последнее время я делаю это слишком часто.

— Исаев будет ревновать, не сомневайся, — резко произнесла я. — Только тебе от этого лучше не станет. Ты не принимаешь его всерьез, но он знает такие заклятия, которые тебе и не снились.

— Я его не боюсь, — высокомерно заявил Денис. — Ты моя девушка и...

— Да в каком месте я твоя девушка? — сорвалась я. — Я сплю с другим, а ты упорно этого якобы не замечаешь. Тебе самому нормально? Если ты думаешь, что я перестану трахаться с Исаевым и тут же начну с тобой, то ты ошибаешься. И дружкам своим можешь это передать, которые за тебя вчера болели.

Я развернулась и зашла в кабинет Юстины.

Так, с этим, кажется, разобралась.

Злата валялась в больничном покое с простудой — в этом году все болели как-то очень тяжело, — поэтому я бесцеремонно уселась рядом с Марковой и бросила учебник на стол.

— С тобой посижу, — объявила я, пока Милена открывала и закрывала рот от возмущения.

Вчера я еле уснула после поцелуя с Исаевым, и сегодня не хотелось весь семинар чувствовать, как он дышит мне в затылок.

— Так, Истринский, давай-ка ты сегодня вон туда пересядешь, — услышала я голос Чернорецкого прямо за спиной, — а мы за это не подвесим тебя вниз головой. Договорились? Вот молодец.

— Валите к себе, — огрызнулась Маркова, когда Исаев и Чернорецкий с грохотом переместились на место бедолаги Истринского. — Все трое.

— Ути-пути, какие мы злые, — просюсюкал Чернорецкий. — А что, мне такие нравятся, может перепихнемся?

Они с Исаевым заржали.

— У меня, вообще-то, есть парень, — заявила Милена с таким видом, будто этот парень — сам Главный Советник.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— У Елизаровой тоже есть парень, — уже тише брякнул Чернорецкий, — но ей это не мешает. Правда, Елизарова? — он, как в детстве, подергал меня за волосы.

Я устало потерла глаз и повернулась к ним.

— Вообще-то, очень мешает. Маркова, — обратилась я к Милене, — не соглашайся.

Исаев догнал меня после пары и прижал к стене. Я постаралась нагло улыбнуться.

— Что это еще за дела, Елизарова? Мы же вчера вроде бы все решили. Или мне все-таки самому заняться Кирсановым?

— Не надо никем заниматься, я уже сказала ему, чтобы отвалил.

Исаев выглядел довольным, но пытался это скрыть.

— И он сразу отвалил?

— Увидим, — безразлично сказала я. — В крайнем случае, просто убьешь его — и дело с концом.

И вот сейчас, спустя почти месяц, Денис лежал в луже крови, казавшейся ненастоящей. Как в старых киношных детективах — сразу видно, что разлит томатный сок. Даже мякоть виднеется.

Я видела мертвых людей, но только на похоронах — когда они были аккуратно причесаны, разодеты в последний путь и с легкой улыбкой на застывших лицах.

Денис выглядел по-другому.

Рубашка пропиталась кровью, скрюченные пальцы до сих пор царапали пол, шея неестественно вывернута — наверное, неудачно упал. Хотя это меньшее, что с ним случилось сегодня.

Я совсем не вовремя вспомнила, как Исаев позавчера рывком стащил с меня трусы — настолько ему не терпелось — и, уже трахая меня, проговорил:

— Что этот придурок от тебя хотел? Кирсанов, Елизарова, я вас видел.

Он был такой тяжелый и горячий, и я не сразу сообразила, что нужно как-то отреагировать.

— Может, перестанешь следить за каждым моим шагом? Откуда ты вообще знаешь, что я с ним разговаривала? Тебя рядом не было.

— Все тебе расскажи, — на выдохе проговорил с улыбкой Исаев и закусил правый край нижней губы. Он всегда так делал, когда входил в раж. Это означало, что у меня минут десять, чтобы кончить. Я протянула вниз руку, но Исаев перехватил ее: — Какая шустрая. Я сам все сделаю, но сначала скажи, о чем болтали с Кирсановым.

Я засмеялась, запрокинув голову, обхватила его за шею свободной рукой и потянулась к нему губами. Он остановился на пару секунд, посмотрел на меня и без улыбки выдал:

— Ты ненормальная. Я и так от тебя оторваться не могу... не делай так больше, Елизарова. — Я снова ощутила, как ударяется в мою правую грудь его сердце.

— Денис сказал, что когда я тебе надоем, он будет меня ждать, — тихо сказала я, не глядя Исаеву в глаза. Какого черта я тогда это ляпнула. Хотела позлить, наверное.

Он сделал вид, что не слышал, а когда кончил, перевернулся на спину и проговорил:

— Больше он ничего тебе не скажет.

Рот мертвого Дениса был приоткрыт, из его уголка тянулась струйка крови.

Кажется, в таком состоянии люди не могут говорить. Точно не могут.

Громов издал хлюпающий звук, как будто его сейчас стошнит. Он несколько раз сглотнул и судорожно огляделся по сторонам:

— Нужно помочь ему. Почему никто до сих не позвал на помощь?

— Раз мы здесь, на помощь уже позвали, — сказал побледневший Дима.

— Выходит, — медленно проговорила Стеблицкая, — он… мертв?

— А ты видела когда-нибудь таких живых? — высокомерно заметил Меркулова с нашего курса, настороженно поглядывая в сторону деканата.

Мне не верилось, что когда-то я целовалась с Денисом, а он признавался мне в любви.

Соколов машинально ступил вперед, но подойти ближе у него не получилось — видимо, кто-то установил защитный чародейский купол.

Дверь деканата распахнулась, и из нее торопливо вышла Разумовская в сопровождении Шереметьева.

— ...нет, профессор, — закончил Шереметьев начатую в кабинете фразу, — здесь нет порчи, это уникальное заклинание. Целостное.

— Ректор Цареградский уже летит из Москвы, — встревоженно вздохнула Юстина и оглядела нас. — Мне жаль, — дрогнувшим голосом сказала она, — что вам пришлось это увидеть, но мы, как оказалось, не можем ничего трогать до прибытия сотрудников Магического Совета.