Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Узнав, что я из Ленинграда, Борисов сразу оживился, вроде проникся ко мне симпатией и повторил почти то же самое, что я уже неоднократно слышал.
— Для нас очень большое значение имел пример Ленинграда. Он отбил вражеские атаки и заставил немцев перейти к длительной обороне. Москва и Ленинград первыми показали силу духа советских людей. В самое трудное время мы рассказывали об этом севастопольцам, призывали держать равнение на москвичей и ленинградцев.
Борисов оказался на редкость популярной личностью в городе. Незадолго до войны приехав в Севастополь на пост секретаря горкома партии, он быстро разобрался в массе нахлынувших дел, нашел главные звенья и, во-первых, связанные с нуждами Черноморского флота. В городе среди населения велась массовая оборонная работа, на учениях и тренировках выковывалась четкая организация МПВО. Потому-то война при всей внезапности не застала севастопольцев врасплох. И эти две крупнокалиберные бомбы, глубоко зарывшиеся в землю, не породили страха. Люди умели с ними справляться.
Вместе с Борисом Алексеевичем я направился в горком партии, находившийся в центре города, в подземелье. И там мы о многом с ним говорили. Но все время я чувствовал, что мысль об этих бомбах не оставляет его в покое. Он несколько раз звонил в штаб МПВО, справлялся, как идут работы.
Уже стемнело, когда из штаба МПВО сообщили: да, действительно обнаружены две тонные бомбы, все подготовительные работы закончились, бомбы начинают поднимать наверх...
Борис Алексеевич торопливо надевал кожанку.
— Надо быть там. Это самая ответственная операция. Мы вышли на улицу. Весь район был оцеплен милицией и бойцами МПВО. По безлюдной улице мы за несколько минут дошли до опасного района.
Бойцы аварийной группы уже вырыли котлован, и над ним на деревянном помосте стояла лебедка со стрелой. Я посмотрел вниз: глубина не меньше трех-четырех метров, на самом дне при бледном свете фонарей «летучая мышь» работали люди.
Сверху подали команду:
— Заводить тросы!
Из котлована донесся глухой голос:
— Есть, заводить тросы!
Тем временем к котловану подкатили полуторку с тележкой — прицепом на мягких рессорах.
Все делалось не спеша, медленно, в какой-то странной настороженной тишине. Мы стояли молча и смотрели вниз.
Вероятно, прошло минут двадцать, прежде чем снизу донесся все тот же глухой голос:
— У нас все готово!
Заработала лебедка, и через две-три минуты из котлована показалось чудовище, длинное, тупорылое.
Умелые, натренированные руки обхватили эту махину, отвели стрелу к тележке на уготованное песчаное ложе.
Точно таким же образом извлекли и вторую бомбу.
Затем полуторка тронулась по пустынным ночным улицам. Бомбы увезли за город и там подорвали...
— Вы об этом, пожалуйста, ничего не пишите, — строго напутствовал меня Борисов.
Часто встречаясь с Борисовым, если заставал его в горкоме, всегда видел вокруг него людей, которые шли к секретарю за советом или помощью. Конечно, не без его поддержки было решено провести слет участников обороны Севастополя. К этому дню готовились все общественные организации, и вот в городском убежище собралось свыше ста лучших бойцов и командиров МПВО, сандружинниц, доноров, женщин, безвозмездно работавших в прачечных или пошивочных мастерских для нужд фронта. Среди собравшихся была и старая учительница Александра Сергеевна Федоринчик. Это она организовала детский дом для детей, чьи родители погибли во время бомбежки или в бою. Пришли и ребята, юные герои, кто буквально под вражеским огнем доставлял в бидонах воду на передний край (с водой в Севастополе было плохо), а на обратном пути помогал эвакуировать раненых. Так что по праву они носили выгоревшие под солнцем пилотки или солдатские каски.
Александра Сергеевна гордилась школьниками, которые в это трудное время работали наравне со взрослыми. От нее я узнал о Вите и Вере Снитко, потушивших несколько сот бомб-зажигалок в районе электростанции, награжденных медалью «За боевые заслуги».
— Вы еще повидайте Зою, — посоветовала старая учительница.
— Кто такая? — спросил я.
И Александра Сергеевна рассказала о семье рабочего, которого все знают на Корабельной стороне. Ветеран труда Федор Матвеевич Козинец проводил сыновей на фронт и очень переживал, не мог найти себе места. Горевала и вся семья: «Папа! Почему нас с тобой не призовут на фронт?» — донимала его самая младшая в семье дочь, школьница Зоя. Отец долго отмалчивался, а однажды утром сказал: «Зайка, собирайся!». Оба явились в военкомат, и Федор Матвеевич объявил: «Мы с дочкой хотим на фронт. Просим зачислить нас добровольцами». Все знали жителя Корабельной стороны и относились к нему с уважением, но тут даже строгий военком не смог сдержать улыбку, сказав: «Что вы, Федор Матвеевич?! Дочь еще не доросла, а вы, не обижайтесь, уже переросток...» Огорченные добровольцы ни с чем вернулись домой. «Не подошли, мать», — сообщил Федор Матвеевич. «Понятно, кому вы нужны необученные...» Но Зоя все же своего добилась — поступила на краткосрочные курсы медсестер. Кончить их не успела. Слишком быстро развивались события. Севастополь стал фронтовым городом. Зоя пошла санитаркой в военно-морской госпиталь.
— Обязательно повидайте ее. Будет о чем написать, — упорно наказывала мне Александра Сергеевна.
К сожалению, на слете Зои не оказалось, а потом меня захлестнули другие дела, и с этой девочкой встретиться не удалось. Но, как говорится, только гора с горой не сходится. Судьба нас все-таки свела уже после войны.
Живет в Севастополе Зоя
Если вам хоть однажды довелось побывать в послевоенном Севастополе, вы навсегда запомните веселый, праздничный город, раскинувшийся на десятки километров от Инкермана до Херсонеса и от Балаклавы до Качи. Запомните Приморский бульвар, весь в зелени и цветах; живописные бухты, даже в ясный день чуть подернутые нежной голубоватой дымкой. В памяти у вас навсегда останется Малахов курган, словно богатырь, охраняющий покой трудового люда Корабельной стороны. На берегу, у самого моря, вы увидите бетонированное убежище знаменитой тридцатой батареи, а перед ней братские могилы и поле, густо поросшее красными маками. Старожилы уверяют, будто никто не сажал эти цветы, будто они сами по себе поднялись там, где в июньские дни 1942 года насмерть стояли последние отряды красноармейцев и моряков.
Всюду люди — горожане и туристы. Растекаются они ручейками по историческим местам, музеям. И не минуют Севастопольской картинной галереи. Она в самом центре города — никак не пройдешь.
В тот день я тоже отправился в панораму. У входа сидела кассирша, на вид моложавая женщина, с мягкой, застенчивой улыбкой на лице. Когда она протянула мне билет, я заметил на ее руке цифры «40495», синие цифры — знак страшного прошлого. Я не раз видел жестокое клеймо и узнавал руки узников фашистских концлагерей. Я знал, что людям, побывавшим там, вспоминать об этом — значит будоражить свои глубокие душевные раны. И потому не решился сразу вступить в разговор с этой женщиной. Сколько же ей было лет, когда с ней все это произошло?
После осмотра зашел в дирекцию и, начав разговор издалека, поинтересовался, кто эта женщина. Мне назвали ее имя — Зоя Козинец. «Она местная, — пояснил директор. — Дочь севастопольского рабочего. Всю оборону была медсестрой военно-морского госпиталя, вместе с нашими отступала...»
Зоя Козинец?! Нет, ничего это имя не говорило, ничего не приходило на ум, и, только познакомившись с Зоей Федоровной, мне удалось установить, что именно о ней рассказывала мне в 1942 году старая севастопольская учительница Александра Сергеевна Федоринчик, настоятельно рекомендуя найти девочку-медсестру и написать о ней в «Правду». И вот то, что я не успел сделать четверть века назад, вернулось ко мне, или, как говорится, само пришло в руки.
Мы сидели с Зоей Федоровной в гостинице, разговаривали, и я очень ясно припомнил госпиталь тех времен, в глухой севастопольской штольне. В нем было все, что полагается: операционная, лечебные кабинеты и даже камбуз.
Как-то раз я заметил там сероглазую девчушку — живую, веселенькую, с двумя забавными косичками. Она ходила из палаты в палату и, как могла, старалась отвлечь раненых, развеселить их: то писала под диктовку письма родным, то, подражая Рине Зеленой, читала детские стихи, то пела песенку, сложенную в Севастополе, в ту пору особенно популярную:
Крутятся, вертятся фрицы в горах,Крутятся, вертятся, чувствуя страх,Крутятся, вертятся, пальцы грызут,А Севастополь никак не возьмут.
Эта девочка, как и многие другие дети Севастополя, приходила помогать в госпиталь из соседней штольни, где укрывались потерявшие кров женщины и дети.
- Стефан Щербаковский. Тюренченский бой - Денис Леонидович Коваленко - Историческая проза / О войне / Прочая религиозная литература
- Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь: Повести - Виктор Московкин - О войне
- Танкист-штрафник. Вся трилогия одним томом - Владимир Першанин - О войне
- Легенды и были старого Кронштадта - Владимир Виленович Шигин - История / О войне / Публицистика
- Из ГУЛАГа - в бой - Николай Черушев - О войне
- Огненное лето 41-го - Александр Авраменко - О войне
- Корабли-призраки. Подвиг и трагедия арктических конвоев Второй мировой - Уильям Жеру - История / О войне
- В глубинах Балтики - Алексей Матиясевич - О войне
- Пелопоннесская война - Дональд Каган - История / О войне / Публицистика
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне