Женщина, которой я хотела стать - Диана фон Фюрстенберг

– в начале своей жизни, за другого – намного позже.

Эгон. Я даже не могу передать, скольким я обязана своему первому мужу принцу Эдуарду Эгону фон унд цу Фюрстенберг. Я буду ему вечно благодарна, ведь он так много для меня сделал. Он подарил мне детей, дал свое имя, он дал мне свою веру и поддержку, он разделил со мной все, что у него было, – все свои знания и связи, и подарил свое сердце.

Мы с Эгоном познакомились на вечеринке по случаю дня рождения в Лозанне. Я помню его широкую улыбку, по-детски невинное лицо и щель между передними зубами. Он только что поступил в Женевский университет, куда я ходила на курсы. А еще он только что вернулся из Бурунди, где провел несколько месяцев с католической миссией – обучал детей и выхаживал больных проказой. Это произвело на меня впечатление. Я помню, во что была одета в тот вечер, когда мы познакомились, потому что он сделал мне комплимент, – широкие розовые брюки-палаццо и туника с вышивкой, которую я стащила из маминого шкафа. Нам обоим было по 19 лет.

Эгон идеально подходил под определение завидного жениха – австрийско-немецкий принц по отцовской линии и богатый наследник по материнской. Его мать, Клара Аньелли, – старший ребенок семейства, владеющего автомобильным концерном «Фиат». Эгон проявлял ко мне интерес, возможно, потому, что я уже обзавелась большим количеством друзей в Женеве, а он тогда только приехал. Мы много тусовались, а однажды в воскресенье поехали в соседний Межев, чтобы провести день в горах. Машина сломалась, и Эгон отправился искать помощь. Я помню, как открыла бардачок, чтобы проверить его паспорт. Я никогда раньше не встречала принцев и хотела посмотреть, был ли там указан его титул (оказалось, что нет). Когда Эгон вернулся к машине вместе с механиком, двигатель тут же завелся. С машиной все было в порядке. Я до сих пор помню, как он смутился, и его пристыженное выражение лица. Его беспомощность – вот что меня покорило.

Эгон жил в небольшой, но шикарной съемной квартире у Женевского озера, а я дома с мамой и Хансом, но мы все время проводили вместе. Мама, которая до этого не признавала ни одного из моих парней, тут же приняла его как собственного сына. Впоследствии они стали очень близки. Эгон был полон энергии и обожал приключения: он постоянно планировал путешествия и искал новые места для поездок. Как-то он предложил нам с ребятами купить групповую туристическую путевку на Дальний Восток. У меня получилось уговорить маму отпустить меня поехать с ними, но, когда она привезла меня в аэропорт, выяснилось, что все нас бросили и едем только мы с Эгоном. Я распереживалась, думая, что она не отпустит меня с ним вдвоем, но она не стала возражать.

Где мы только не были: в Индии – в Нью-Дели, Агре и великолепном Тадж-Махале, в Таиланде с его плавучими рынками, в Бирме (сейчас Мьянма) с ее сотнями пагод, в Камбодже и на руинах Ангкор-Ват, а также в Гонконге, где одежда шьется со скоростью света. Как заядлые туристы, мы целыми днями мотались по достопримечательностям, а по вечерам ужинали у местных жителей – нас приглашали благодаря связям Эгона в «Фиат». Эгон был самым обаятельным парнем на свете. Его харизма и энтузиазм были заразительны, и путешествия с ним всегда были полны сюрпризов и случайных приятных открытий.

В Бангкоке мы ужинали с Джимом Томпсоном, знаменитым американцем, который осел в Таиланде после войны и построил огромный бизнес – фирму Thai Silk Company, объединив под ее началом индивидуальных предпринимателей-ткачей, которые занимались производством изделий из шелка. Мистер Томпсон носил шелковые рубашки и брюки и бархатные тапочки с вышивкой. Он жил в великолепном старинном тайском доме, полном антиквариата, откуда можно было наблюдать за ткачами, работающими по ночам при свете фонарей на территории всего плавучего рынка. Я помню, он сказал нам, что на следующий день уезжает на отдых в малайзийские джунгли. С тех пор его никто не видел. По слухам, он был двойным или тройным агентом и его убили.

Когда мы были в Таиланде, однажды вечером, зайдя в наш отельный номер, я застала Эгона с красивой тайкой, которая делала ему массаж. Я так сильно разозлилась, что решила спуститься вниз в бар. Там американец довольно мрачного вида угостил меня крепким тайским пивом и заявил, что работает на фирму, выполняющую заказы военного ведомства, а потом сказал: «Что ж, Вьетнамская война скоро закончится, но это не имеет значения, потому что скоро на Среднем Востоке появится новый рынок для сбыта оружия». (Два месяца спустя в Израиле, Иордании и Сирии разразилась Шестидневная война 1967 года.) Меня это повергло в шок. Раньше я и не подозревала о том, что для некоторых людей война – это бизнес. Они проводят исследования, занимаются маркетингом, продажами – все как у обычной фирмы, только зарабатывают они на оружии и военных действиях. Я с содроганием узнала о том, что, как только военные подрядчики узнают, что где-то произошел военный конфликт, они тут же отправляют туда специалистов по продажам и открывают новый рынок сбыта.

Мы с Эгоном повсюду ездили вместе и вместе открывали для себя новые места. Я помню первый раз, когда он взял меня с собой на виллу «Белла» – шале его матери на курорте Кортина д’Ампеццо в итальянских Альпах. Это был самый стильный, уютный и оригинальный дом из всех, где я бывала раньше. Он был похож на пряничный домик из знаменитой сказки: полностью из дерева, с кучей антиквариата, а в интерьере неожиданным образом сочетались разноцветные ткани и тонны серебра и муранского стекла. По дому ходили горничные, одетые в тирольском стиле, и слуги при полном параде, при этом в доме не ощущалось чопорности. Молодежь целыми днями каталась на лыжах, а к вечеру все собирались вместе на ужин. Еды было в изобилии, и, конечно же, она была изумительно вкусной, а разговоры, полные шуток и юмора, не отличались особой глубиной.

Маму Эгона Клару сопровождал граф Джованни Нуволетти, через несколько лет ставший ее вторым мужем. Джованни был писателем и завсегдатаем салонов. Он был очень красноречив и устраивал приемы, а Клара была веселой и остроумной. Мы приехали на виллу «Белла» провести рождественские каникулы с компанией университетских друзей, и я жила в одной комнате с красивой рыжеволосой девушкой по имени Сэнди. Я отпраздновала там свое двадцатилетие, по-прежнему ощущая себя немного не в своей тарелке. На следующий год, когда мне исполнялся двадцать один год и я снова отмечала там свой день рождения, я уже чувствовала себя намного комфортнее и свободнее в кругу их семьи