Братство Астарты - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

библиотек, вдали от армии и народа, что о вашем существовании знает лишь несколько человек из царской канцелярии. Ваш дядя уж точно про вас не помнит — у него сейчас и без вас забот хватает. Я уже говорил, и повторю еще раз! Скорее всего, наше приглашение — лишь издержки дворцового этикета. Ближайшие родственники обязаны присутствовать при триумфе императора, вот Варсаний и позаботился заблаговременно. Цезарь, вы же знаете, я самый осторожный человек на свете, и сейчас я не чувствую опасности. Вы можете не волноваться.

Иоанн выдохнул. Уверенность советника его немного успокоила.

— Спасибо, Прокопий! Извини! Иногда на меня накатывает, но сейчас уже лучше. — Он вдруг улыбнулся: — И знаешь, ты прав. Незачем мучиться и трястись на этих ужасных ухабах. Остановимся на ночлег прямо здесь — куда нам торопиться? Завтра с утра тронемся и к вечеру доберемся до лагеря.

Логофет расцвел и прямо растекся от облегчения:

— Ну слава богу! Я уже и не надеялся услышать эти слова. Думал, вы до ночи будете мучить старика.

И тут же не по-стариковски бодро извернулся и высунулся в окно:

— Эй, Лу́ка! Ищите место для стоянки. Будем ночевать здесь.

Глава 12

Передовой десяток уже втянулся в небольшую, вытянутую долину и остановился в ожидании приказа. Плоская, как блюдце, равнина, покрытая ковром высокой травой, упиралась в стену противоположного, заросшего сосновым лесом склона.

Услышав радостный вопль Прокопия, Лу́ка натянул поводья и прищурился, осматривая долину. «Что ж, — сказал он самому себе, — место не плохое», — и уже поднял было руку, чтобы скомандовать остановку, как вдруг его взгляд приковало какое-то движение у самой кромки леса. Через секунду он уже различил выезжающих в долину всадников.

Велий знаком подозвал своего ординарца:

— Метнись-ка поближе, сынок! Посмотри, кто такие, но не приближайся — как сможешь различить, так сразу назад.

Всадник с места пустил свою лошадь в галоп и понесся навстречу чужакам. Пройдя примерно половину пути, разведчик вдруг резко развернулся и помчался обратно. Холодная волна дурного предчувствия сдавила сердце. Лу́ка уже и сам мог различить остроконечные шлемы и яркие плащи сардов. Щуря один глаз, он считал чужаков, а из леса выкатывались все новые и новые.

— Почти сотня!

Лу́ка лихорадочно соображал, что делать, но пока в голову лезли только бессмысленные вопросы. Откуда здесь сардийцы? Да еще целая сотня! Господи, а у меня всего лишь два десятка совсем зеленых юнцов! Я их и брал-то скорее для острастки, чем для реального дела!

Лу́ка Велий был командиром от бога, он мог думать о чем угодно, а его рот уже выплевывал отрывистые команды:

— Конвой, ко мне! В одну шеренгу! Копья к бою!

— Сарды! Сарды! — донесся наконец голос несущегося обратно ординарца.

Велий резко крутанул жеребца. Сейчас его больше всего беспокоил вопрос, что делать с цезарем? Пройдясь перед строем, он остановился у единственного ветерана в отряде.

— Сервил, возьмешь этого крикуна, — он кивнул на подлетающего всадника, — и перекрывай дорогу! Разворачивай повозки в баррикаду и организуй всех, кого можешь, для обороны.

— Все сделаю, командир!

Старый боец спешился, и ординарец тут же последовал его примеру. Лу́ка подхватив поводья их лошадей и понесся к возвышающейся горбом карете, на ходу обкладывая застывших слуг и обозников:

— Чего встали! Телеги в баррикаду и вооружайтесь! Бежать даже не думайте! Пешим от кавалерии не уйти!

Народ тут же засуетился и, бросившись к возам, начал поворачивать их поперек дороги, попутно вытаскивая припасенные на всякий случай тесаки и топоры.

Иоанн уже стоял возле кареты, а из распахнутой двери высовывалась голова патрикия.

— Что? Что случилось? Какие сарды? Откуда?

Вопросы сыпались из Прокопия, как из рога изобилия, но комит, проигнорировав их все, бросил поводья цезарю:

— Уходите верхом! Немедленно! Обратно к перевалу. Мы задержим их, сколько сможем!

Не дожидаясь ответа, он рванул обратно к своим всадникам. Одного взгляда на неровную, ходящую ходуном шеренгу было достаточно, чтобы понять: его бравое воинство в любой момент может броситься в разные стороны! Молодежь трясло так, что поджилки дрожали даже у топтавшихся под ними лошадей.

Со звериным ревом и бешено вращая глазами, Лу́ка прогнал коня перед строем.

— Каждого, кто двинется без команды, сам зарублю на месте! Копья вниз! Наконечники на уровне глаз! Выровнять строй!

Заняв свое место на правом фланге и видя, как выравнивается и успокаивается шеренга, он уже спокойно добавил!

— Не бои́сь, братцы! Помереть не страшно — опозориться страшнее!

А про себя с холодной рассудительностью обреченного прошептал: «Ничего, вот сейчас сарды притормозят на подъеме, тут-то мы и вдарим! Может быть, в последний раз».

Сардийцы уже развернулись лавой и стремительно приближались с совершенно жутким, почти настоящим волчьим воем. Лу́ку вдруг как ударило — этот вой он уже когда-то слышал! Сердце бешено колотилось, мешая сосредоточиться, но в голове уже всплывало.

Его первый год в Северии. Набег варваров. Венды переправились через Великую реку, минуя кордоны. Вырвались на простор и принялись за грабеж беззащитной провинции. Он встретил их в долине Невер. Три тысячи озлобленного ополчения в центре, слева когорта тяжелой пехоты из резерва цезаря, справа за холмом — его сотня панцирной кавалерии. И вот тогда с точно таким же волчьим воем из леса выкатывались венды. Жуткий, нечеловеческий рев бесчисленной орды разрывал уши. Да, тогда бойня была что надо! Теперь-то уж варвары никогда не забудут, что такое фланговый удар бронированных катафрактов!

Мысли, как удары колокола, забились в голове комита. Венды! Ведь мы же теперь союзники. Что делают здесь имперские наемники, разодетые под сардов. Почему они нас атакуют?

Еще один быстрый взгляд на свою шеренгу, и он почти выругался в голос. Ни одного флага! Ни над обозом, ни над его бойцами. Где значок цезаря, где флаг императора?

Звериный рык вырвался из луженой солдатской глотки:

— Знамя! Ариан вас забери, где, мать вашу, имперское знамя? Сюда, ко мне! Быстрее!

Вот уже древко с белым полотнищем и черным императорским орлом на нем взметнулось в руках кого-то на баррикаде. От страха и в суете про него совсем забыли, и оно лежало на дне телеги, а мальчишка-знаменосец стоял в общем строю с бледным, как мел, лицом. Он сразу вспомнил, как флаг мешал ему отстегнуть копье, и как он положил его на телегу, и как, забыв про него, помчался на крик командира.

Зыркнув бешеным взглядом на знаменосца, Лу́ка выхватил знамя из рук подбежавшего ординарца и пустил лошадь галопом, чтобы ветер развернул и наполнил имперский стяг.

Разглядев цвета флага, идущая на них