Рутинная работа - Виктор Новоселов

Объединения, лидеры ближнего востока объединились с уцелевшими правителями Африки и «отпраздновали» это очередным применением атомного оружия.

В Северной Америке противоречий между двумя лагерями, наконец, стало достаточно, чтобы перейти к открытой войне. Победили в той войне те, кто был за экспансию на юг и естественно, «уладив» все разногласия со своими недавними соотечественниками, они вновь ввязались в конфликт на юге, где уже с радостью применили свой атомный потенциал к и так сгоравшему в гражданской войне краю.

То есть, как видите, весь мир представлял собой поле боя, негде было укрыться от этой войны. Кончилась она в тот момент, когда никто уже просто не хотел воевать, да и не мог. Человечеству, наконец, надоело сокращать свою безмерно разросшуюся популяцию. Солдаты отказывались идти в наступление, не слушали командиров, а особо инициативные в вопросах наступлений обнаруживали себя единственными выскакивающими из окопов по команде. Люди закончили эту войну, в прямом смысле побросав оружие. Последний год войны представлял собой примерно следующее: «северяне» однажды утром просто поглядев в бинокль, обнаруживали, что над позицией противника уже развивается флаг Объединения, а люди побросав оружие, покидают свои позиции и идут сдаваться…

– Гарсон, я думаю, что лучше бы он плакал в подсобке, чем вот так замирал на десять минут посреди ущелья. – Я внезапно был выдернут из оцепенения, и только сейчас заметил, что передо мной стояли Гарсон и Фрам, внимательно изучая. Я не видел их взглядов из-за отражающей поверхности забрала шлема. Но Фрам то и дело запрокидывал голову то влево, то вправо, будто разглядывая меня под разными углами.

Я снова был посреди ущелья на Япете, рядом со мной были коллеги по экспедиции. Война закончилась много лет назад, а Земля была от меня вообще в добром миллиарде километров. Я стоял и медленно краснел, горели даже уши. Хорошо, что ребята этого не видели. Я слышал, как все притихли. Всеобщее внимание было сосредоточено на мне, отчего становилось еще горестнее на душе.

– Я что-то задумался. – Все что смог выдавить из себя я после долго паузы.

– В самом деле? О чем же? О моем сарае? – участливо спросил Фрам.

– Да… Ну то есть начал, с этого. – Я услышал, как Бернар прыснул в микрофон, а Гарсон от удивления ударил себя рукой по шлему.

– Так, Алекс, иди на вездеход, поедешь дальше на борту. – Твердо сказал Фрам.

– Но я в норме.

– Будешь спорить?

– Нет, Фрам, конечно нет.

– И как вернемся, покажись Пересу. Отсегнись от веревки и иди на вездеход. Там фиксируйся. И все разговоры потом.

– Хорошо.

Я послушно отстегнулся от веревки соединяющей нас троих с вездеходом и пошел к «Мальте» чтобы забраться на борт. Ноги были словно ватные, я чувствовал себя как в детстве, когда мячом разбил на кухне мамин сервиз. Дело уже сделано, ничего не изменить, но так сильно хочется отмотать время назад и не осрамиться. Я ругал себя, на чем свет стоит. Надо же так опростоволоситься!? Гнев на самого себя разгорался со страшной силой. Хотелось ударить себя по щеке, чтобы наказать так самого себя.

Нет, разумеется, уходить в себя было абсолютно нормальным явлением, но не посреди вылазки на неизвестной территории же! Фрам верно доложит об этом случае, а если не Фрам, так Перес. Так прям и доложат в агентство: «У юнца сдали нервы, отправьте его назад к маме». И плакал тогда мой контракт на Нереиде. Твою мать! Как так?!

– Алекс, все нормально. Это бывает и у тех, кто уже давно работает. Но сейчас невнимательность может стоить тебе жизни, понимаешь? –Бернар решил меня немного ободрить, что честно говоря, было неожиданно и несколько грело душу.

После чего, примерно тоже самое, сказал мне Гарсон. Я не видел их лиц, но чувствовал себя словно их младший брат, принесший из школу плохую отметку и горевавший из-за этого. А они в свою очередь стараются меня как-то отвлечь от этой пустяковой мелочи.

– Если тебя это беспокоит, то знай, я не доложу об этом. – Сказал Фрам на общей волне и тут же добавил. – Если это не повториться, разумеется.

– Спасибо, Фрам.

Меня все эти слова особо не ободряли. Все равно я чувствовал себя паршиво. А если бы кто-то провалился, от моей реакции бы очень много зависело, а этой реакции бы просто не было бы. Я бы осознал все слишком поздно. Мне не хотелось, и думать об этом. Кошмар!

Я подошел к вездеходу, поставил ногу на первую ступеньку вертикальной лестницы, что вела на борт «Мальты». Тяжело вздохнув, я протянул руку, чтобы ухватиться за скобу, что была на уровне глаз.

И вдруг эта скоба исчезла. И не одна она, все исчезло. Теперь меня окружала темнота. И только тут я ощутил это, то отчего мне стало до смерти страшно. Я ощутил характерное только для Япета легкое чувство полета. Провалился! Я не мог услышать, как под ногами трескался лед, ведь звука в космосе нет, провалился я мгновенно ничего не почувствовав и просто не успев среагировать. Да и был подавлен, отчего реакция притупилась, да и под ноги особо не смотрел.

Вот поднимут меня ребята на веревке и вкатят еще раз, за невнимательность. И тут ужас пронзил меня как копье. Я же не пристегнут, я буду падать, пока не достигну дна, а оно может быть очень далеко. И тогда даже если не разобьюсь, то никто мне не сможет помочь.

От бессилия я закричал. Но тут вдруг я будто изменил направление падения. Я почувствовал, что уже падаю не вертикально вниз. Или мне только так кажется? Теперь я будто падал под углом. Что за чертовщина? Я сумел дотянуться до фонаря на шлеме и включил его. То, что я увидел, крайне озадачило меня. Я не падал свободно, а ехал по закрытому желобу, словно в аквапарке. Стойте! Откуда здесь может быть пещера идеально круглого сечения? Здесь же нет ни воды, ни воздуха, чтобы обточить стенки? Пещеры здесь могут быть образованны только в момент падения на Япет обломков спутника, образовавшего этот хребет. И, разумеется, при этом никак не мог получиться желоб идеально круглого сечения.

И только я подумал об этом, как желоб закончился, и я вылетел из него ногами вперед. Луч фонаря секунду упирался в темноту, как вдруг прямо передо мной появилась ледяная стена строго перпендикулярная направлению моего полета. Очень сильный удар. Я успел только немного подтянуть к себе ноги, чтобы не принять удар на прямые ноги. Но не помогло, поврежденная коленная пластина не выдержала. Ужасно сильная боль, в колено будто вонзили шип. Почему то вспомнилась иллюстрация из учебника по биологии «Колено и его связки». Отчего мне стало