Слон императора - Тим Северин

Горм поскреб пальцами подбородок:

– Его звать Ингвар, и он, наверное, в высокогорье, где всегда ставит ловушки. Туда три дня пути верхом.

Тощий, как и отец, сын Горма переминался с ноги на ногу. Поймав его взгляд, я понял: парень горит желанием доказать, что он уже не ребенок.

– Если у этого Ингвара и впрямь может оказаться белый кречет, я готов поехать с твоим сыном и доставить тебе птиц, – предложил я.

Вероятно, я слишком уж явно проявил свой интерес, потому что Редвальд немедленно вмешался:

– Если Зигвульфу придется терпеть такие неудобства, то и тебе надо будет скинуть цену.

К счастью, Горм не стал возражать против этого резонного предложения, и после недолгого разговора мы сошлись на том, что я с его сыном поеду на поиски пропавшего охотника и привезу с собой всех птиц, каких он смог наловить к этому времени. Тут появился Озрик, и мы, отойдя в сторонку, быстро пришли к решению, что ему лучше всего будет оставаться на корабле и сторожить наше серебро, пока я буду в отъезде. А Вало Охтер на это время заберет к себе, чтобы парень ухаживал за медведями. Редвальд же получит полную свободу для своих торговых дел.

– Чем скорее отправимся, тем лучше, – сказал я, повернувшись к Горму, и тут же пожалел о своем рвении, так как юный Рольф сорвался с места и почти сразу же появился, ведя за веревочные уздечки наших лошадей. Вернее было бы назвать их пони – это были неказистые лошадки, точь-в-точь похожие на тех, что вчера тащили с берега в поселение сани с поклажей. Стремян у них не имелось, и когда я устроился в кожаном седле без лук, то чуть ли не задевал за землю болтающимися ногами. Конечно же, прежде всего я подумал, что эти малышки вряд ли смогут унести нас далеко.

* * *

Я недооценил их. Лошади шли резвым аллюром, представлявшим собой нечто среднее между рысью и галопом и как нельзя лучше подходившим для пересеченной местности, по которой мы двигались. Рольф уверенно ехал впереди, и мне оставалось лишь предоставить своей лошаденке возможность следовать за ним по пути, который извивался среди кустарников и валунов и не заслуживал называться чем-то большим, нежели тропинкой. Дорога наша уходила напрямик от моря, и продвижение по ней было очень хорошо заметно. Правда, время от времени мне казалось, что хребет мой вот-вот рассыплется на кусочки и останется таким навсегда. Первые несколько миль пути проходили по равнине, где болотистые мшаники перемежались ольховыми и ивовыми рощицами и скудными кочковатыми лугами. Попалась нам от силы дюжина строений – хижины с бревенчатыми стенами и дерновыми крышами, пара сараев да маленький, обнесенный плетнем загон для овец и костлявых мелких коров. Первый ночлег мы устроили на самой дальней из таких ферм. Жена хозяина узнала Рольфа и предоставила нам место на сеновале и накормила нас черствым сыром, хлебом и молоком, а вдобавок снабдила на дорогу той же самой пищей. Муж ее, сказала она, ушел на торги в Каупанг.

На следующее утро дорога начала забирать к северо-западу и пошла на подъем, сначала поло́го, а потом все круче и круче, извиваясь по неровному отрогу горного хребта. Наши пони взбирались по склонам, словно это были не лошади, а козы: их неподкованные копыта безошибочно находили опору на каменистых, кое-где осыпающихся кручах. Озарявшее берег яркое солнце осталось у нас за спиной, и вскоре нависшее над головой серое небо окрасило все окружающее в тот же самый цвет. Мы карабкались по широко раскинувшейся вокруг местности, где преобладали скалы и россыпи мелких камней, среди которых лишь изредка попадались чахлые растения, отчаянно цеплявшиеся за проглядывавшую кое-где скудную землю. Впереди виднелись горы, на самых высоких пиках которых белели последние клочки зимнего снега. Время от времени нам приходилось пересекать ручьи – полоски чистейшей воды, журчащей среди обточенных ею круглых камней: там мы приостанавливались и позволяли нашим пони отдохнуть и напиться. Живности вокруг почти не было, если не считать стаек каких-то маленьких суетливых птичек да редких воронов, паривших в небе и походивших на черные тряпки, подхваченные ветром. Лишь однажды я заметил меньше чем в пятидесяти шагах лисицу, проворно юркнувшую за камень. Рольф почти все время молчал – может быть, от робости, а может, считая, что он плохо понимает мой саксонский язык, несмотря даже на то, что моя речь была довольно близка к его родной и по всем деловым вопросам мы договаривались безо всякого труда. Мальчик, похоже, отлично знал путь – он ни разу не заколебался при выборе направления и не растерялся, даже когда последние следы тропы затерялись и мы оказались среди пустошей, где не было ничего, кроме камней.

Вторую ночь мы провели в уединенной хибарке, построенной из камней очень своеобразным способом: их клали один на другой по сужающейся спирали, так что получился конус, которому даже не требовалась крыша. Хибарка, если я правильно понял Рольфа, принадлежала тому самому птицелову, которого мы искали. Она была пуста, если не считать нескольких полуистлевших оленьих шкур под стеной, деревянной скамейки со сломанной ножкой и головешек на кострище под закопченной дымовой дырой. Мой юный спутник принес две торбочки с овсом для лошадей, а когда они наелись, привязал их на длинные веревки, чтобы они могли бродить по мшанику и щипать скудную травку, пробивающуюся между камнями. Мы же на ужин доели остатки сыра и хлеба.

Следующее утро оказалось по-настоящему холодным, и я с удовольствием развел костер, пустив в огонь сухие дрова, запас которых нашел за хижиной. Из-за неудобного седла я чуть ли не в кровь стер себе задницу и бедра изнутри и с трудом мог сидеть на лошади. Немудрено, что слова Рольфа «Сегодня Ингвар» очень обрадовали меня.

Мы ехали дальше, и пейзаж вокруг нас делался все безжизненнее, пока вскоре после полудня мы не попали в высокогорную долину, огражденную с двух сторон горными хребтами. Возле ручейка возвышалась каменная хижина, точь-в-точь похожая на ту, в которой мы ночевали. Однако это жилище оказалось обитаемым. Две лошаденки, стоявшие в крохотном загоне, приветствовали нас радостным ржанием, и мне сразу бросилась в глаза одежда, разложенная для просушки на невысокой каменной ограде. А вот самого Ингвара на месте не оказалось.

Вход в хижину прикрывал кусок мешковины. Мы стреножили наших пони, после чего я вслед за Рольфом влез в дом, согнувшись пополам под единственным большим плоским камнем, исполнявшим роль притолоки. Окон в хижине не имелось, и света едва хватало, чтобы разглядеть, что там находилось. Внутри пахло дровяным дымом и копотью, но было чисто и даже имелась кое-какая обстановка – там были табурет, пара овчин, постеленных у стены и служивших ложем хозяина, и несколько мешков. На колышках, вбитых в стены, тоже были развешены какие-то мешки, а посередине висел на треноге большой черный железный котел с остатками холодного застывшего жаркого – оно заполняло посудину дюйма на три. Сразу за дверью на земле лежал кусок рыболовной сети с мелкими, разве что для верхоплавок, ячейками. Я озадаченно уставился на сеть, пытаясь сообразить, кому может прийти в голову ловить рыбу высоко в горах. Ручеек, через который мы перешли по пути к хижине, был слишком мелким и каменистым, чтобы там можно было рыбачить сетью, а море находилось очень уж далеко отсюда.

– Как ты думаешь, куда мог уйти Ингвар? – спросил я мальчика.

Он выразительно закатил глаза и пожал плечами.

– Может быть, нам стоит поискать его? – предположил я.

Рольф покачал головой:

– Мы ждать.

Я выбрался из хижины и стал искать хоть какие-нибудь зацепки, чтобы понять, что же могло приключиться с загадочным птицеловом. Неподалеку я обнаружил еще одно сооружение, вряд ли превосходящее размером свинарник, со стенами из камней и хрупкой крышей из кусков старой холстины, настеленной на тонкие жерди.

Скрючившись, я заглянул в узкий лаз и услышал хлопанье птичьих крыльев, а просунув голову дальше, дождался, пока мои глаза привыкли к полутьме, и разглядел, что по всей длине постройки лежит шест, к которому привязана за ногу кожаным ремешком большая темная птица, неподвижно застывшая и сгорбившаяся. Это оказался горный орел, куда крупнее размером, чем кречет. Увиденное и впечатлило, и разочаровало меня. Орел был мне совершенно не нужен, но я понимал, что поймать такого величественного хищника – немалое достижение. Крылья захлопали вновь. Звук доносился откуда-то снизу, справа от меня, где стояло нечто вроде редко сплетенной корзины для кур. Не в силах преодолеть любопытство, я вытянул руку и подтащил корзину к свету, чтобы получше рассмотреть ее. Внутри оказалось несколько самых обычных голубей, и я растерянно уселся наземь. Ну какой мог быть смысл в том, чтобы далеко в горах утруждаться ловлей голубей, которых куда легче было бы наловить близ любой фермы?