Старик в углу - Эмма Орци

наихудшие опасения.

– Вы, конечно, знаете, что последовало за этим, – продолжал Старик в углу, – горе молодого человека было поистине неописуемым. В женщине, лежавшей перед ним в общественном морге, мистер Хейзелдин опознал свою жену.

Я становлюсь мелодраматичным… – Старик в углу посмотрел на Полли с мягкой и нежной улыбкой, а нервные пальцы тщетно пытались завязать очередной узел на обрывке верёвки, которую он не выпускал из рук. – Боюсь, что вся история отдаёт дешёвой беллетристикой, но вы, несомненно, помните, и не можете не согласиться со мной, что это был невероятно трогательный и поистине драматический момент.

Злосчастного молодого мужа покойной в тот вечер особо не расспрашивали. По сути, он был не в состоянии сделать какое-либо связное заявление. На следующий день коронерское дознание выяснило некоторые факты, казалось, временно прояснившие тайну, окружавшую смерть миссис Хейзелдин, но лишь для того, чтобы затем погрузить ту же самую тайну в ещё более глубокий мрак, чем прежде.

Первым свидетелем на дознании вызвали, конечно же, самого мистера Хейзелдина. Публика явно сочувствовала молодому человеку, стоявшему перед коронером и пытавшемуся пролить свет на тайну. Он был хорошо одет, как и накануне, но выглядел ужасно больным и встревоженным, и, несомненно, тот факт, что он не побрился, придавал его лицу измученный и какой-то запущенный вид.

Они с покойной были женаты около шести лет, их супружеская жизнь протекала безоблачно. Детей у них не было. Миссис Хейзелдин обладала крепким здоровьем, но недавно перенесла лёгкую простуду, во время которой её лечил доктор Артур Джонс. Этот врач присутствовал на дознании и уверенно объяснил коронеру и присяжным, что у миссис Хейзелдин не было ни малейшей склонности к сердечным заболеваниям, которые могли иметь внезапный и роковой конец.

Коронер, конечно же, проявлял исключительное внимание к скорбящему мужу. Он пытался окольными путями выяснить то, что хотел – сведения о психическом состоянии миссис Хейзелдин за последнее время. Мистер Хейзелдин, похоже, не хотел говорить об этом. Без сомнения, он уже знал о существовании маленькой бутылочки, найденной в сумке жены.

«Иногда мне действительно казалось, – наконец неохотно признал он, – что моя жена не совсем в себе. Раньше она была очень весёлой и живой, но за последние дни я по вечерам не раз заставал её сидевшей и как будто размышлявшей о том, чем она явно не хотела делиться со мной».

Однако коронер не унимался и, наконец, предъявил пузырёк.

«Знаю, знаю, – ответил молодой человек, тяжело вздохнув. – Вы имеете в виду… возможное самоубийство… я ничего не могу понять… случившееся кажется таким внезапным и таким ужасным… она определённо выглядела апатичной и обеспокоенной… но только временами… и вчера утром, когда я отправлялся на работу, она снова стала сама собой, и я предложил пойти вечером в оперу. Она очень обрадовалась и сказала мне, что отправится за покупками, а во второй половине дня нанесёт несколько визитов».

«Знаете ли вы, куда она направлялась, войдя в метро?»

«Ну, я не уверен. Возможно, она собиралась выйти на Бейкер-стрит и спуститься на Бонд-стрит за покупками. Далее, она иногда ходит в магазин на церковном дворе собора Святого Павла, для чего нужно брать билет до Олдерсгейт-стрит, но… не знаю».

«Так вот, мистер Хейзелдин, – очень любезно произнёс коронер, – не могли бы вы рассказать мне, был ли в жизни миссис Хейзелдин какой-либо известный вам факт, который мог бы хоть в какой-то мере объяснить причину несчастья и состояние рассудка, замеченное вами? Существовали ли некие финансовые затруднения, которые могли бы удручать миссис Хейзелдин? Не возражали ли вы против… знакомства какого-нибудь человека с миссис Хейзелдин? Короче, – добавил коронер, как будто радуясь тому, что преодолел неприятный момент, – вы можете дать мне хоть малейшее указание, которое подтвердит подозрение, что несчастная женщина в момент душевного смятения или психического расстройства могла прервать свою жизнь?»

На несколько мгновений в зале воцарилась тишина. Каждый из присутствующих явно осознавал, что мистер Хейзелдин страдает от ужасных душевных сомнений. Он выглядел очень бледным и несчастным, дважды пытался заговорить, и, наконец, еле слышно выдавил из себя:

«Нет, никаких финансовых трудностей. У моей жены имелось собственное независимое состояние… и никаких экстравагантных вкусов…»

«И ни одного друга, против знакомства с которым вы когда-либо возражали?» – не успокаивался коронер.

«Ни одного… я никогда не возражал», – запинаясь, пробормотал несчастный молодой человек с видимым усилием.

– Я присутствовал на дознании, – продолжил Старик в углу после того, как выпил стакан молока и заказал ещё один, – и заверяю вас: даже безнадёжный тупица понял бы, что мистер Хейзелдин лжёт. И самому законченному глупцу было совершенно очевидно, что несчастная женщина впала в состояние болезненного уныния не случайно и что, возможно, существовал третий, который мог бы пролить больше света на эту странную и внезапную смерть, нежели несчастный, обездоленный молодой вдовец.

Очень скоро стало очевидно, что смерть была более загадочной, чем казалась на первый взгляд. Вы, несомненно, в своё время читали об этом и должны помнить о том волнении среди публики, которое вызвали показания двух врачей. Артур Джонс, семейный врач покойной, наблюдавший её не только во время последней легчайшей болезни, но и после этого, самым решительным образом заявил, что миссис Хейзелдин не страдала никакими органическими заболеваниями, которые могли привести к внезапной смерти. Кроме того, он помогал мистеру Эндрю Торнтону, окружному врачу, проводить патологоанатомическое исследование, и вместе они пришли к выводу, что смерть наступила в результате действия синильной кислоты, которая привела к мгновенному отказу сердца, но каким образом это лекарство было введено, ни он, ни его коллега не могли сообщить.

«Как я понимаю, доктор Джонс, покойная умерла от отравления синильной кислотой?»

«Таково моё мнение», – ответил доктор.

«Бутылка, найденная в её сумке, содержала синильную кислоту?»

«Когда-то – наверняка».

«Значит, по вашему мнению, дама совершила самоубийство, приняв дозу этого яда?»

«Прошу прощения, я никогда не высказывал ничего подобного; женщина умерла от отравления, но мы не можем сказать, как это лекарство было введено. Скорее всего, путём какого-либо укола. В желудке не было никаких следов яда, кислота не была проглочена».

«Да, – добавил доктор в ответ на другой вопрос коронера, – вероятно, смерть последовала почти сразу за инъекцией, скажем, в течение пары минут, а может быть, трёх. Вполне возможно, что имела место мгновенная судорога, но, может быть, и нет; смерть в таких случаях наступает абсолютно внезапно и сокрушительно».

Не думаю, что в то время кто-либо из