Полиция памяти - Ёко Огава

чайник, каждые полминуты проверяя в окне прихожей, не идут ли они, чтобы сразу же отпереть дверь. Пешком от Центральной станции до дому обычно минут двадцать пять, но сколько им понадобится, когда льет как из ведра, сказать невозможно.

Уже в 8:25 начало казаться, что стрелки часов замедлили ход. Я металась по коридору между часами в гостиной и окном в прихожей. Оконное стекло запотевало, я то и дело протирала его рукавами, и свитер вскоре разбух от влаги, хоть выжимай.

Но за окном был один только ливень, застивший все и вся — деревья с оградой во дворике, телефонные столбы, небеса. Плотная пелена, под которой так легко задохнуться. И я начала молиться, чтобы редактор R со стариком прорвались сквозь нее. Хотя, признаться, давненько уже не молилась вообще ни о чем…

Но вот наконец они появились — без четверти девять. Я отперла дверь, и они просто-таки ввалились в прихожую, поддерживая друг друга за плечи. Мокрые, задыхающиеся. С налипшими на лицо волосами, в потемневшей от влаги одежде и хлюпающих ботинках. Я тут же утолкала их в гостиную и усадила в кресла поближе к керосиновой печке.

«Экономическая газета» и пакет из булочной в их стиснутых пальцах расползлись мокрыми клочьями. А булки в пакете размякли так, что уже не съешь.

Стянув пальто, редактор R откинулся в кресле и закрыл глаза, пытаясь отдышаться. Старик, желая согреть его как можно скорее, засуетился вокруг — то подвигал поближе обогреватель, то, притащив откуда-то одеяла, укутывал беглеца. Куда бы он ни двинулся, за ним оставались сплошные лужи, от их одежды валил густой пар.

Несколько минут мы сидели, уставившись на обогреватель, и слушали шум дождя. Любому из нас явно было что сказать, но словно некая тяжесть в груди мешала словам прорваться наружу. Ярко-красное пламя бойко подрагивало в круглом печном оконце.

— Все прошло точно по плану, — пробормотал старик словно самому себе. — А дождь смыл все следы…

Мы с редактором посмотрели на него.

— Какое счастье, что вы теперь в безопасности! — воскликнула я.

— …Но мы все равно не исключали, что за нами увяжется хвост. И на всякий случай вернулись в обход.

— Но я поражен! — сказал редактор R. — В жизни бы не догадался, что ты устроишь убежище у себя же дома!

Каждый из нас старался говорить полушепотом. Словно боясь, что, потревожив тишину гостиной, мы разбудим нечто недоброе.

— Да, мы не связаны ни с какими подпольщиками. Все это я спланировала сама… Ах, да! Познакомьтесь, пожалуйста. Это наш единственный помощник. Человек, который был другом моей семьи задолго до того, как я родилась.

Выпростав руки из-под одеял, мужчины обменялись рукопожатиями.

— Даже не знаю, как вас благодарить! — признался R, но старик лишь смущенно покачал головой.

— Сейчас я напою вас чем-нибудь горячим, — объявила я и прошла на кухню. Подогрела чашки, заварила чай немного крепче обычного. И мы стали пить его опять в тишине.

Постепенно оба обсохли. Волосы R снова стали пушистыми, на щеки старика вернулся румянец. Дождь за окном все хлестал с прежней силой. Когда все три чашки опустели, я предложила:

— Ну что… Пойдемте смотреть вашу комнату?

* * *

Когда я закатала край ковра над люком, редактор разинул рот от удивления.

— Ну просто лестница в небеса! — пробормотал он.

— Внутри, конечно, тесновато, но безопаснее места не придумаешь. Никто снаружи ничего не увидит и не услышит ни звука.

Мы спустились по лесенке внутрь — старик, следом я, и за мной уже R. Нечего и говорить, втроем в убежище было не развернуться вообще. Редактор взгромоздил на кровать разбухший портфель. Обычно набитый рукописями и вычитанными гранками, на сей раз тот явно хранил в себе кое-что поважнее.

Старик показал, как работают электрокамин, туалет, переговорная труба и прочие удобства. После каждого объяснения редактор одобрительно кивал.

— Боюсь, вам еще много чего понадобится. Но пока наш дедуля с нами, беспокоиться не о чем. Эти руки могут изготовить почти всё на свете! — сказала я и легонько похлопала старика по спине.

Старик опять засмущался и почесал седину на затылке. Редактор R едва заметно улыбнулся.

Объяснив все, что нужно, мы со стариком решили вернуться наверх и дать новоселу отдохнуть. Чего-чего, а стресса на него сегодня навалилось куда больше нашего. Как я понимала, ему наверняка нужно побыть одному, чтобы переварить столь внезапную разлуку с семьей.

— В двенадцать принесу обед, — сказала я, притормаживая на лесенке. — Как только вам что-нибудь понадобится, вызывайте меня по трубе!

— Спасибо! — ответил R.

Я закрыла люк, застелила крышку ковром. Но еще долго стояла, глядя себе под ноги, не в силах двинуться с места. Его «спасибо» повторялось эхом в моих ушах, снова и снова. Так, словно голос его медленно поднимался ко мне из неведомых глубин.

11

С тех пор, как R спустился в убежище, прошло уже десять дней. Но мы с ним все никак не могли привыкнуть к такому странному образу жизни. Каждый раз нам приходилось четко договариваться: когда приносить еще кипятку для его термоса, во сколько подавать очередную еду, скоро ли менять постель и так далее.

Я усаживалась за стол поработать, а голова была забита мыслями об убежище, так что новая книга продвигалась с трудом. Я представляла себе, как, наверное, страшно в таком затворничестве недостает собеседника, но потом убеждала себя, что не стоить лезть человеку в душу, — в конце концов, он всегда может вызвать меня по трубе.

Сколько бы я ни напрягала слух — признаков жизни под полом не отслеживалось. Но именно эта мертвецкая тишина и заставляла неустанно тревожиться, в порядке ли мой жилец.

Хотя постепенно у нас сформировалось-таки нечто вроде негласного расписания. К девяти утра я собирала на подносе завтрак, заливала в термос кипяток, приносила все это в кабинет и стучала по крышке люка. Взамен получала опустевший пластмассовый бак, который тут же наполняла водой. Обед приносила в час. Если R в чем-то нуждался, он давал мне список и немного денег, и я закупала все на вечерней прогулке. В основном это были книги, а также сменные лезвия для станка, никотиновая жвачка, ибо курить он в убежище уже не мог, тетради для заметок, бутылки с минералкой и так далее. Ужин в семь. Каждый второй день после ужина он мылся. И затем уже просто ждал, когда пройдет еще одна долгая ночь.

Обычно я спускалась к нему, когда забирала грязную посуду. А если у меня появлялось какое-нибудь вкусное