Разобщённые - Нил Шустерман

— Хэйден, снабди его спальным мешком и проводи в ПНВ. Завтра выясним, на что этот парень годен.

— Так я что теперь — вонючий расплёт, что ли? — спрашивает Ной.

— Это они нас так называют, — произносит Хэйден. — Мы называем себя Цельными. А что до твоей вонючести, то тут мы все согласны — тебе просто жизненно необходимо как можно скорее посетить душевую.

Новенький фыркает, как рассерженный бык, и Коннор улыбается. Цельные — это придумка Хэйдена. «Расплёты», «беглые» — это всё ярлыки, навешенные на них безжалостным миром.

— Если бы ты стал пиарщиком, раскрутил бы что угодно! — однажды сказал Хэйдену Коннор, на что тот ответил:

— Меня от кручения тошнит. Ещё наблюю на клиентов...

Хэйден, Коннор и Риса — единственные, кто остался из ребят, прятавшихся в Убежище Сони много месяцев назад. Пережитое связало всех так крепко, что им кажется, будто они дружат чуть ли не с колыбели.

Ной с Хэйденом уходят в «Проверку На Вшивость», а Коннор позволяет себе редкую роскошь — несколько минут мира и покоя. Он взглядывает на ДостаМак — самолёт, в котором спит Риса. Свет в нём не горит, так же, как и во всех остальных, но парень подозревает, что Риса слышала, как они прибыли, и наверняка уже выглядывала в окно — убедиться, что Коннор вернулся домой в целости и сохранности.

Как-то она сказала ему:

— Даже не знаю, как назвать эти твои рейды — то ли подвигом, то ли глупостью.

— А почему не тем и другим одновременно? — парировал тогда он. Дело в том, что спасение конкретных ребят приносит ему куда больше удовлетворения, чем будничная, каждодневная работа по руководству Кладбищем. Если бы не эти спасательные экспедиции — он бы давно чокнулся.

Когда он стал начальником Кладбища, предполагалось, что это должность временная. Движение Против Расплетения должно было подобрать подходящего человека на место Адмирала — человека, в отношении которого у широкой общественности не было бы сомнений в том, что он занимается именно утилизацией старых самолётов. Но тут до руководства ДПР дошло, что это, пожалуй, ни к чему: в кладбищенской конторе, расположенной в трейлере у главного въезда, работали люди из ДПР, которые и обеспечивали нормальное ведение бизнеса. Задача Коннора — давать детям кров, пищу и занимать каким-нибудь трудом; до тех пор, пока он с ней справляется, никто другой не нужен.

— Озираешь свои владения?

Коннор поворачивается — к нему подходит Трейс.

— Какие ещё владения, я здесь только работаю, — отвечает Коннор. — Новенького разместили?

— Ага. Вот нытик. Одеяло ему не такое, видите ли, кусается, говорит.

— Привыкнет. Все привыкают.

Трейс Нейхаузер — бывший бёф. Он служил в военно-воздушных силах, но когда расплели его сестру, оставил службу, чтобы присоединиться к Сопротивлению. Он дезертировал из своей части шесть месяцев назад, но так и остался бёфом во всех смыслах этого слова. Гора мышц, «стероидный» качок, эксперт в области военной науки.

Коннору никогда не нравились бёфы, скорее всего потому, что у тех в жизни всё разложено по полочкам, они служат только одному делу и служат ему в общем и целом хорошо. При виде этих клубков мышц Коннор всегда чувствовал себя ничтожным и бесполезным. То, что бёф стал его другом, доказывает, что люди меняются. Трейсу двадцать три, но, по-видимому, он ничего не имеет против того, чтобы выполнять приказы и распоряжения семнадцатилетки.

— Для субординации возраст неважен, — сказал он Коннору однажды. — Тебе могло бы быть шесть, но если бы ты был моим начальником, я бы всё равно тебе подчинялся.

Наверно, поэтому он и нравится Коннору: если такой парнище выказывает ему уважение как командиру, так, может, он, Коннор, не такой уж и плохой лидер?

• • •

Следующий день начинается так же, как все дни на Кладбище: с распределения работ. Что надо сделать в первую очередь, что потом... «Бег на месте» — так называл Адмирал бесконечные хлопоты по удовлетворению самых обычных нужд. «Быть командиром значит следить за исправностью унитазов, — как-то сказал он Коннору. — Кроме тех случаев, когда ты на поле боя. Тогда твоя задача — выживание. Ни то, ни другое приятным не назовёшь».

На главной аллее ребята уже начинают собираться под крыльями самолёта, предназначенного для отдыха и развлечений, который все называют «Рекряк» — от слов «Рекреационный реактивный», сначала сокращённых до «Рекреака», а потом и вовсе до «Рекряка». Смотрят телек или играют в видео-игры. Большинство обитателей Кладбища уже приступило к работе: разбирают самолёты на запчасти или ремонтируют их — в соответствии с заказами из кладбищенской конторы. Иногда Коннору легче думать, что всё работает как часы вопреки, а не благодаря его руководству.

Как только ребята видят на главной аллее Коннора, поднимается галдёж.

— Эй, Коннор, — говорит один, подбегая к начальству, — я, вообще-то, не жалуюсь, но, знаешь, а нельзя нам тут еду получше? Ну, то есть, я знаю, тут не до жиру и всё такое, но если я ещё раз поем жаркое со вкусом говядины, но без говядины, меня вывернет.

— Угу, можно подумать, что ты один такой, — отвечает ему Коннор.

— Мистер Акрон, — обращается к нему девочка лет четырнадцати. Коннор никак не привыкнет к тому, что многие ребята не только обращаются к нему с необыкновенным почтением, но даже почему-то думают, что Акрон — это что-то вроде его фамилии. — Я не знаю, вам об этом известно или нет, но вентиляторы в Улёте не работают, так что ночью нечем дышать.

— Я пошлю кого-нибудь починить.

Потом третий пацан накидывается с жалобами, что повсюду валяется слишком много мусора и нельзя ли что-нибудь с этим поделать.

— Клянусь, половину времени я чувствую себя дворником-сантехником-ремонтником, — говорит Коннор Трейсу. — Чтобы всё шло как надо, мне надо бы отрастить себе ещё дюжину рук!

— У тебя есть дюжина рук, — резонно возражает Трейс. — Тебе бы только научиться пользоваться ими.

— Да, да... — отмахивается Коннор — он слышал это не раз. Не стоит сердиться на Трейса за то, что тот постоянно поучает его; в конце концов, для того он и держит парня около себя, чтобы учиться быть хорошим начальником. Он, Коннор — начальник! Кто бы мог подумать. Он уже примирился с вывертом судьбы, но быть лидером, как отмечал когда-то Адмирал, — тяжёлая и неблагодарная работа.

После ухода Адмирала «в отставку» Коннор наладил вертикаль власти: сначала внутренний круг, затем внешний, а потом идут все остальные. Те, кто принадлежит к внутреннему кругу, решают задачи первостепенной важности: обеспечение продовольствием, уборка, чистка и прочее; потому что самому Коннору приходится заниматься куда более сложными вещами. Например, следить за тем, чтобы всё шло как по маслу и не разваливалось на ходу.

— Созову-ка я собрание после того, как встречусь с представителем Сопротивления, — делится Коннор с Трейсом. — И впредь постараюсь лучше делегировать свои задачи.

— Может, тебе стоило бы попристальнее присмотреться к тем, кому ты их делегируешь? — предположил Трейс.

Коннор никогда не подозревал, что способен вынести такую ответственность, но теперь, когда он это знает, ему хочется бросить всё и нести ответственность только за себя самого. Сколько всего на него навалилось! Благодаря Леву и его ячейке недотёп-хлопателей Коннору удалось избежать расплетения, и тем не менее он до сих пор не ощущает себя единым целым.

6 • Риса

Среди обитателей Кладбища только один инвалид. Инвалиды находятся под защитой закона, расплетение им не грозит, поэтому среди детей-беглецов их нет. Это ярчайшее свидетельство того, что сострадание общества похоже на швейцарский сыр: одним, попавшим в плотную массу, везёт; другим, тем, что оказываются в дырках — сами понимаете.

Риса сама предпочла остаться инвалидом. Она отказалась от операции по замене позвоночника, потому что ей претила мысль, что для этого придётся воспользоваться донорским органом расплёта. Травмы позвоночника не лечатся, и если тебе выпала такая карта, она останется с тобой до конца твоих дней. Риса частенько раздумывает над тем, что тяжелее: жить без надежды на излечение или жить, зная, что исцеление возможно, но ты отказываешься от него добровольно.

Сейчас она обитает в старом лайнере Макдоннел Дуглас MD-11, к главному входу которого ребята пристроили дощатый пандус. Самолёт окрестили «Доступным Маком», или, сокращённо «ДостаМаком». Сейчас вместе с Рисой там живёт ещё около десятка ребят, которых угораздило растянуть лодыжку или ещё что-нибудь в этом же роде. Внутренность самолёта разделена занавесками на отдельные отсеки, благодаря чему создаётся иллюзия личного пространства. Рисе отдан салон первого класса старого лайнера — спереди от входного люка. У неё больше «жилплощади», чем у остальных, но Рисе невыносим сам факт того, что её таким образом выделяют среди всех прочих. Да весь этот проклятый самолёт постоянно напоминает ей о том, что она не такая, как все; и хотя её травмированный позвоночник — это, можно сказать, почётное боевое ранение, девушке не нравится, что теперь она до конца своих дней приговорена к особому отношению со стороны окружающих.