Время убивает - Василий Головачёв

привидение.

– Ты?! – выговорил Марин недоверчиво.

– Товарищ майор? – пробормотал часовой.

– Сомов! – хмыкнул Баринов. – Ты же звонил мне из квартиры! Что происходит?

Никифор приблизился.

– Если коротко, мы находимся в узле хронобифуркации.

– Не говори загадками!

– Для пространного объяснения потребуется время, а у нас его практически нет.

– Идём, в квартире поговорим.

– Только не туда! – Никифор обошёл Баринова, расставил руки, словно хотел преградить ему путь. – Нарушите баланс эксперимента.

– Какого эксперимента?!

– Могу уделить одну минуту для объяснения. Поверите или нет – ваша проблема, но прошу дать нам закончить. Только не мешайте, очень прошу.

Баринов окинул Никифора оценивающим взглядом, мрачно усмехнулся, подумал и отступил на лестничную площадку.

– Минута пошла.

Дубна

Пятнадцать часов

(плюс-минус полчаса)

Климчук сварил кофе, воспользовавшись запасами в столовом сервизе Истомина, причём варил в турке, потому что кофемашины у хозяина не было, и троица гостей отвлеклась от дел, расположившись в гостиной.

Никифор мог бы и потерпеть, рассчитывая провести несколько «разведывательных» вылазок на «большую землю» – в наружную реальность, но Анна устала больше, силясь разгадать ребусы физика, поэтому отдых не помешал.

Последние полчаса он провел в кабинете вместе с ней, читая с флешки параллельный текст на экране, разделённым компьютером надвое, и успел кое-что прояснить для себя в расчётах Истомина. Во всяком случае, стали понятными принципы построения теории, создаваемой физиком, и влияние энтропии на квантовый ход времени.

Виктор же, которому сидение «в засаде» давно наскучило, перестал слоняться по комнатам и завалился на диван, включив допотопный телевизор Истомина фирмы «Тесла». Он и затеял разговор о том, что увидел в телепередачах.

– Слышали о казни альпаки в Великобритании? – спросил он, стараясь устроиться поближе к Анне.

Заметив его маневры, Никифор усмехнулся про себя, но затевать пикировку не стал, вполне разделяя чувства капитана.

– Кто это – Альпак? – осведомился он, делая вид, что не знает, о ком идёт речь. – Вор или убийца? Фамилия интересная.

– Не Альпак, а альпака, – поправил его Виктор не без апломба. – Это родич верблюда всего около метра высотой. Выглядит как овца. С них, кстати, шерсть стригут. Живут альпаки в Новой Зеландии. Англичанка по фамилии Макдональд завела себе такую, назвав Джеронимо. Пару лет назад у альпаки обнаружили туберкулёз и суд приговорил её к смерти.

– Я слышала об этом «гуманном» решении, – рассеянно кивнула Анна. – У Джеронимо бычий туберкулёз, опасное заболевание, в том числе и для людей. Не ковид, но тоже серьёзное.

– Макдональд утверждала, что тесты взяты неправильно, что альпака у неё уже четыре года и никто из её окружения не заболел. Против казни проголосовали сотни тысяч британцев. Но ни правительство, ни министр окружающей среды, ни суд это не остановило. И вот я только что узнал из новостей, что бедного Джеронимо казнили. Как вам такой хвалёный европейский «гуманизм»?

– Можно вспомнить и другие акты, – сказал Никифор. – В зоопарке Копенгагена публично расчленили жирафа ради «образовательных целей». Можете представить себе такое «обучение» – показательно убить животное для «образовательных целей»?

– Це ж Европа! – хохотнул Климчук. – Куда изо всех сил пытается влезть Украина со своими зверями-нациками у власти. Вот где можно отыскать ещё более чудовищные примеры убийств, в том числе ни в чём не повинных людей.

– Не зацикливайтесь на Украине, – покачала головой Анна. – И в России достаточно примеров жестокого отношения к животным, не говоря уже о людях. Вспомните хотя бы охоту одного губернатора с вертолёта на оленей. Или недавнюю историю депутата с говорящей фамилией Рашкин с охотой на лося.

– Ага, он ещё пытался оправдаться тем, – осуждающе сказал Климчук, – что увидел не лося, а кабана! Это опытный охотник!

– Пьяный, – добавил Никифор, которому эту историю рассказал следователь Пригожин, участвовавший в расследовании факта незаконной охоты от федерального Следкома.

– Я слышал, что его «слил» кто-то из своих.

– Ничего удивительного, случаев с жалобами «добрых самаритян» становится всё больше, и это нам уже аукается та самая гнусная европейская «свобода личности прежде всего».

– Европейские ценности, – сплюнул Климчук. – Что такое «европейские ценности и нормы», мы знаем. Узаконенное насилие! Как далеко оно может зайти, калеча души, одному Богу известно.

– Оно работает и в мировом масштабе, если вспомнить речи американского компьютерного фаната индийского происхождения Викрама Чандры.

– Не знаю такого. А что он сказал?

– Нужные передачи надо смотреть. Дословно не вспомню, что-то вроде: мы должны сопротивляться пресловутому стремлению к миру, потому что оно выхолащивает духовность и ослабляет человека.

– Ровно всё наоборот!

– Опять-таки хочу подчеркнуть, – Анна отставила чашку, – и в нашей стране полно «борцов за свободу личности от любого вида ответственности», особенно в чиновничьей среде. Я не часто смотрю новости по телевизору, однако почти каждый раз натыкаюсь на какие-то чудовищные бюрократические разборки. Не слышали о скандале в Мордовии?

– Где-где?

– В Саранском районе.

– Нет, – признался Климчук. – Не слышал.

Никифор молча покачал головой.

Анна посмотрела на часы.

– Совсем коротко, и пойду работать. Начальник местного агропредприятия Рогожин взял и достроил грунтовую дорогу, сокращавшую путь до райцентра втрое. Больше тридцати лет местные власти обещали народу построить асфальтовую дорогу, там и длина-то всего чуть больше километра. А Рогожин сделал. И его засудили по статье о незаконной рубке леса на семь лет.

Климчук присвистнул.

– На семь?! Фигасе! Кто же это его подставил?

– Начали, кстати, ваши коллеги, местные следователи-отморозки, которым якобы пожаловались какие-то «радетели» от лесного фонда.

Виктор посмотрел на Сомова:

– Ты кого-нибудь знаешь оттуда?

– Хватает негодяев и среди следователей, – смущённо сказал Никифор. Ему уже надоело обсуждать «нижнее бельё» российского чиновничества, да и время торопило. – Может, проделаем ещё один эксперимент? Прошло уже не меньше сорока минут, снаружи должны были произойти какие-то изменения.

Климчук вскочил, едва не расплескав кофе.

– Согласен! Только теперь пойду я!

Никифор хотел напомнить, что руководит процессом расследования он, но посмотрел на Анну, лукаво шевельнувшую бровью, и передумал.

– Хорошо, выйдешь, спросишь у Тарасова время и немедленно вернёшься.

– Подождите немного. – Анна поспешила в кабинет. – Кое-что вам покажу.

Компьютер они не выключали, и ей понадобилось сделать всего несколько кликов на клавиатуре, чтобы развернуть изображение.

В глубь экрана проросла странная сложная конструкция, напоминающая колючий терновый венец со «скелетом ромашки» в центре.

– Что это? – осведомился Климчук.

– Схема машины Истомина, – догадался Никифор.

– Верно, это схема эн-накопителя. – Анна ткнула пальчиком в «ромашку». – Это антенна.

– Она? – оглянулся на «люстру» Виктор.

– А это пояс защитных камер. – Пальчик женщины тронул ветви «венца».

– Антресоли?

– Они не дают локальному хронополю внутри квартиры распространиться на все здания вокруг и на город. Но в функции этого пояса входит и силовая блокировка объёма квартиры.

– Как это понимать?

– Истомин сделал защиту от вторжения, – задумчиво сказал Никифор. – Но по какой-то причине не включил её, когда уходил из дома.

– А я знаю! – вскричал Климчук. Заметив взгляд Анны, спохватился, заговорил тише: – Он не собирался умирать! В течение двадцати лет он каждый день – один и тот же для внешнего наблюдателя! – выходил из дома, чтобы вечером вернуться. В какой-то момент ему надоело делать одну и ту же процедуру – ставить квартиру на сигнализацию, и она