Последний коммунист - Валерий Залотуха

- Никогда не делай этого! Не закрывай глаза перед ударом! Это первое правило! Знаешь, как я от этого избавился? Мячик теннисный привязываешь за бечевку и стоишь. Он качается, а ты уклоняешься. Но глаза не закрываешь. Понял?

Илья кивнул.

Печенкин захохотал:

- А теперь учись удар держать! Но тут никакой теории, только в бою, только в бою! Ну-ка! Нилыч, надень на него перчатки.

Пока седой, глядя насмешливо, всовывал в перчатки слабые, безвольные руки Ильи, Печенкин вновь, как после победы, заходил кругами по рингу и закричал, обращаясь к публике, куражась:

- Матч века! Отец-капиталист против сына-коммуниста! Бой без правил и до победного конца!

Он повернулся к Илье и вдруг замолчал и замер. За спиной сына стояла Галина Васильевна - в длинном до земли зеленом халате, с влажной повязкой на лбу.

- Ты что здесь устроил, Володя? - спросила она тихо и укоризненно.

Печенкин смущенно улыбнулся и пожал плечами.

Тем же своим спокойным обезволивающим взглядом Галина Васильевна обвела стоящих вокруг людей, и они стали бесшумно расходиться.

- Нилыч! - закричал Печенкин в спину уходящему седому. - Будь другом, сгоняй на вокзал, купи семечек, а то в кино еще охота сходить.

- Ты что здесь устроил, Володя? - повторила свой вопрос Галина Васильевна.

Она ждала ответа на свой дважды произнесенный вопрос, но Печенкин решил, видимо, на него не отвечать. Он перестал вдруг замечать жену, как будто ее здесь не было, хотя Галина Васильевна стояла за спиной сына.

- Ну и что? - грозно и насмешливо обратился Печенкин к Илье. - Да здравствует, ну и что? Я ж тебе говорил: нет тут ни коммунистов, ни демократов! Говорил? Говорил! Мы не белые, мы не красные, мы - придонские! Хотел людям праздник испортить? Да они не поняли ничего! Подумали, пьяный омоновец с ума сошел! - Печенкин хохотнул, довольный неожиданной придумкой. Никто ничего не понял! Или думаешь, в газетах напишут? Не напишут! Или по телевизору покажут? Не покажут! Это я тебе гарантирую. Никто ничего не узнает, понятно? А вот, что ты засранец - узнают все...

- Володя! - остановила мужа Галина Васильевна. Она не любила грубых слов. Такие слова коробили ее слух, ранили в самое сердце.

- Что - Володя?! - заорал Печенкин. - Знаешь, что он сегодня сделал?

- Что бы он ни сделал, ты не можешь произносить такие слова в его адрес. Тем более в моем присутствии, - настаивала Галина Васильевна.

- Он мне в душу плюнул! У меня такой день! Сколько я дерьма за этот храм съел, сколько сил потратил, денег, а он?! - орал Печенкин, и на его шее веревками вздувались жилы. - Заср-р-ранец!

- Володя! - решительно оборвала его жена.

Печенкин замолчал и неожиданно засмеялся, сверкая глазами.

- Коммунист? Ну, вот и живи как коммунист! - Он вновь обращался к сыну. Тебе дед сухарей насушил - вот и грызи! И никакой больше охраны - коммунистов не воруют...

- Володя...

- Хочешь - сама охраняй! И жить он в моем доме больше не будет! Все!

- Володя, успокойся, - попросила Галина Васильевна.

- А я спокоен! - заорал Владимир Иванович. - Спокоен! Потому что это мой дом и все здесь мое. А твой вон кинотеатр "Октябрь"... Ни копейки денег ему! Днем пусть работает, а вечером учится! В школе рабочей молодежи, как я учился. В Швейцарии не научили, там научат! Быстро научат! Обязательно научат! Все! Новая жизнь! Нью лайф!

Печенкин перемахнул через канаты и прокричал вдаль:

- Нилыч! У молодой не бери, у нее недожаренные!

XVII. Оно уже пришло

1

Илья ушел из отцовского дома в ту же ночь, правда, недалеко - в кинотеатр "Октябрь", найдя себе пристанище на чердаке с изнаночной стороны экрана. Он лежал на резиновом матрасе, который притащил киномеханик Наиль, под шерстяным пледом, который дала мама, смотрел в большое полукруглое окно на звезды, слушал воркование невидимых голубей и глуховатую фонограмму любимого фильма отца и был, кажется, счастлив.

У Владимира Ивановича в ту ночь тоже было неплохое настроение. Он сидел по обыкновению в последнем ряду, лузгал семечки и неотрывно смотрел на экран, находя там не только душевное отдохновение, но и подтверждение собственным мыслям. И когда судья-индус сказал: "Сын честного человека всегда честен, а сын вора - обязательно вор", - Печенкин согласился, проговорив:

- Это точно.

Галину Васильевну не очень испугала ссора между мужем и сыном, она хорошо знала Печенкина, знала, что должно пройти время, чтобы он остыл и повинился. Ни на какую работу Илюшу она, конечно, не отпустила бы, но запретить учиться ему не могла, а он как раз высказал желание учиться - в обычной придонской школе. К тому же Галина Васильевна прекрасно понимала, что сыну скоро надоест это бессмысленное, бесплодное занятие, и согласилась, поставив одно лишь условие: в отсутствие телохранителей провожать его в школу будет она сама. Илья засмеялся и поцеловал мать в лоб.

2

Илья шагал по Придонску широко и деловито. Галина Васильевна двигалась рядом, настороженно поглядывая по сторонам, прижимая к груди, как щит, черную жесткую сумку.

- Ты знаешь, Илюшенька, сегодня утром ко мне подошел папа и пригласил нас с тобой... в кино... - сообщила она радостно.

- Ненавижу кино, - сказал Илья в ответ.

- Почему? - удивилась Галина Васильевна.

- Потому что оно врет.

Галина Васильевна улыбнулась:

- Ну, малыш, кто же в наше время говорит правду? И дело вовсе не в кино... Папа хочет помириться, а на что-то другое у него фантазии не хватает. Я даже знаю, как все это будет выглядеть. Перед началом сеанса он пожмет твою руку и скажет... какую-нибудь глупость... И ты снова вернешься в свой дом, в свою комнату...

- На чердаке я чувствую себя прекрасно! - сообщил Илья.

- Ты не хочешь мириться с папой?

Илья не ответил.

- Ну, хорошо, объясни мне, чего ты от него добиваешься? - спросила Галина Васильевна, остановившись.

Илья тоже остановился.

- Я хочу, чтобы он отдал людям то, что у них отнял, - ответил он спокойно и твердо.

- Каким людям? - не поняла Галина Васильевна.

- Этим, - Илья указал взглядом на прохожих - мать и сын находились в центре города, на людной улице Ленина.

- Но они... не просят, - проговорила Галина Васильевна, растерянно озираясь.

- Пока не просят... А когда придет время, не попросят - потребуют... Но будет поздно.

Илья озабоченно посмотрел на свои часы, и Галина Васильевна автоматически - на свои.

- И когда, ты считаешь, придет это время? - тихо спросила она.

- Оно уже пришло, - ответил Илья спокойно, почти равнодушно.

Галина Васильевна еще раз внимательно посмотрела на проходящих мимо людей.

- Я согласен помириться с папой, - неожиданно сказал Илья. - Но ты должна за это выполнить одну мою просьбу.

- Какую?

- Седой должен быть уволен.

- Седой? - не поняла Галина Васильевна.

- Нилыч.

- Нилыч? За что?

- Я знаю за что.

- Но он... практически член нашей семьи. Он спас папу от неминуемой гибели, - Галина Васильевна недоумевала.

- Значит, тогда я не член вашей семьи, - сказал, как отрезал, Илья.

На противоположной стороне улицы появилась Анджела Дэвис. Илья демонстративно посмотрел на часы. Сделав виноватое лицо, девушка побежала к ним, не обращая внимания на машины. Галина Васильевна переводила удивленный, встревоженный взгляд с сына на мулатку и с мулатки на сына.

- Это... твоя девушка? - растерянно спросила она.

- Она мой товарищ, - строго ответил Илья.

- По партии?

- Да.

Это немного успокоило Галину Васильевну.

- Она будет называть меня Сергеем, не удивляйся, - предупредил Илья.

Мать понимающе кивнула.

- Привет, айда в "Макдоналдс", первый урок все равно отменили, - с ходу протараторила Анджела Дэвис.

- Моя мама, - представил Илья мать.

Галина Васильевна изобразила на лице улыбку.

- Галина Васильевна, можно просто тетя Галя.

- Антонина, можно просто Тоня, - представилась мулатка. - А он на вас ни капельки не похож. На отца, наверно?

- Ты прочитала? - перебил ее Илья.

- Дочитываю, - отмахнулась Анджела Дэвис и обратилась к его матери: - А вы любите ходить в "Макдоналдс"?

Галина Васильевна вновь улыбнулась:

- Разве можно это любить?

- Если деньги есть - можно, - объяснила мулатка. - Я вчера бабке говорю: "Дай денег". А она мне: "Иди в проститутки". А я ей: "Иди сама". А она мне кастрюлей по башке ба-бах! Шишара - потрогайте. - Анджела Дэвис наклонила голову.

Но Галина Васильевна не стала этого делать, лишь спросила:

- Вы живете с бабушкой?

- Живем, - кивнула девушка, сама трогая свою шишку. - Застрелится, буду одна жить.

Галина Васильевна улыбнулась:

- А мама? Папа...

- Мама в Эстонии. У нее там муж и ребенок. Беленький такой. А батя в Африке. По пальмам лазает... - Анджела Дэвис вдруг задумалась, что-то вспоминая, хлопнула себя по башке, взвыла от боли, потому что попала по шишке и закричала: - Мне же еще математику надо списать!