Невеста воина, или Месть по расписанию - Елена Звездная

Дары приносили пятнадцать раз… я не приняла ничего.

— Хи-хи, так его. Знай наших, — повредничала я.

— Торжествовала я недолго. — Мама невесело усмехнулась. — У меня была гордость, но у него — право сильнейшего… Агарн ворвался в дом моего отца. Я, как и все эти дни, находилась у постели Кирана, выхаживая его. Мы всегда были очень близки, и знаешь, когда мне было плохо, я приходила к нему, и мы делили боль на двоих. Когда нам было радостно… радости становилось вдвое больше. И я постоянно была рядом, потому что даже раны его заживали быстрее, если лечила их я. Так вот… Агарн вошел в спальню Кирана, схватил меня, перекинул через плечо и унес… Это был последний раз, когда я видела брата живым… Последний раз, Кирюсь.

Потрясенно молчу. Икас, словно пытаясь поддержать, подошел, ткнулся носом в плечо. Машинально погладила зверя, не отрывая взгляда от мамы.

— Вот так я и стала женой хассара Айгора, — прошептала мама. — Не первой — в знак наказания, но и не седьмой, как намек на то, что одно мое слово, и… и я стану единственной.

Некоторое время мы молчали. Я, так как горло сжало спазмом, и сказать ничего не могла, и мама, словно переживающая те события заново…

— По традициям Иристана, — продолжила мамуля, — после брака женщина обязана месяц держать двери спальни открытыми. То есть я была не вправе отказывать хассару. Ни в чем. Однако даже не думай, что эта традиция как-то защищает женщину. Никак! Обычно этого срока достаточно, чтобы жена забеременела…

— Ты забеременела мной? — тихо спросила я.

Мама отрицательно покачала головой и прошептала:

— Моя мать эйтна… Зная о моем отношении к хассару, она сделала все, чтобы я не понесла. И прошел месяц, наполненный его нежностью и терпением, ласками и признаниями, просьбами и подарками, но… Истек указанный срок, и я с огромным наслаждением закрыла дверь перед его носом!

— Ого! — только и сказала потрясенная я.

— Самое приятное для моей гордости воспоминание, — с усмешкой сказала мама.

— Он был в ярости? — злобно так интересуюсь.

— В неописуемой. — Мама едва заметно улыбнулась. — Изломал дверь, оставил несколько вмятин на стенах, но… но традиции Иристана хассар нарушить не посмел, и я сладко спала всю ночь, зная, что где-то по коридорам злобной тенью мечется Агарн.

— Я представляю… А что было дальше?

— Дальше? — Мама улыбнулась. — Дальше мне требовалось выждать еще два месяца, закрывая двери в свою спальню каждую ночь, и Агарн был бы обязан вернуть меня отцу…

— Но этого не случилось, — догадалась я.

Мама отрицательно покачала головой, помолчала, затем тихо продолжила рассказ:

— Мне было семнадцать, я очень скучала по родным, а хассар Айгора был все же очень красивым, сильным и любящим мужчиной… И что-то начало меняться в моем отношении к нему, Кирюсь. Мужчины Иристана умеют желать и умеют заставить женщину поверить в то, что любят. Агарн действовал расчетливо — осознав, что подарками и просьбами от меня ничего не добиться, он попросил быть его партнером во время тренировок. Мне следовало отказаться,

Кирюсь, я ведь понимала, что совсем не нужна ему для тренировочных боев, но… Я так устала от жизни на женской половине. От постоянной трескотни его остальных жен. От безделья… В доме отца я исполняла обязанности и воина, ежедневно тренируясь не менее восьми часов, и хозяйки… ведь мама стала эйтной, а другую женщину назвать женой отец не пожелал. А тут… и я согласилась, а он с трудом подавил довольную усмешку. И моя жизнь изменилась — каждое утро я переодевалась и спешила на задний двор, где Агарн уже ждал, протягивая мне облегченный, изготовленный под мою руку меч. И мы забывали обо всем — оттачивая удары, отрабатывая блоки, изучая различные стратегии боя. Потом как-то так получилось, что и завтракать после тренировок мы начали вместе. А после я даже присутствовала на заседаниях хассарата не как жена, как воин… Почему тогда я все еще закрывала двери в свою спальню, я не знаю. Мне нравился Агарн, нравилось быть с ним… нравилось, когда на тренировках он словно случайно меня касался, нежно и так… так, что мое сердце замирало. А срок подходил к концу, и в доме хассара мне оставалось пробыть всего четыре дня. Каюсь, если бы, если бы только он разрешил мне видеться с семьей, с братом, я бы согласилась на его предложение стать единственной. Но Агарн ревновал к Ки-рану и даже не скрывал этого. «Если бы ты хоть раз… хоть единственный раз посмотрела на меня с той же нежностью и любовью, с которой смотришь на брата», — однажды сказал он мне в ответ на очередную просьбу отпустить домой хоть на час.

— Совсем не пускал? — спросила я.

— Совсем… — мама украдкой вытерла слезы, — а потом на женской половине появилась Эталин.

— Опачки. Это бегемот? В смысле сало ходячее? В смысле, короче, его единственная?

Видать, я совсем маму запутала, у нее глаза такие большие стали, но ответила:

— Да.

— И он назвал ее единственной?

— Не сразу. — Мама опять пальцы сцепила, значит, снова занервничала. — Эталин была подарком клана МакШесс. Старшая дочь хассара Тагера. Такие подарки вообще редкость на Иристане, обычно за дочерей великих воинов сражаются, о них мечтают, а тут… подарок. От таких подарков не отказываются, и она стала восьмой женой хассара Айгора. Милая, добрая, всегда улыбающаяся девочка не скрывала своей любви к Агарну, а тот… тот и не смотрел в ее сторону, как и я, считая дни до окончания срока. И тогда наши сражения превратились в сплошные разговоры. «Останься со мной, — просил он, отбрасывая сталь и подставляя под удар свою обнаженную грудь. — Останься, Киара. Ты мой свет, ты моя жизнь, я дышу тобой… и я не смогу без тебя!» А я держала меч обеими руками, потому что после его слов рука словно ослабевала, едва на ногах могла стоять и все не знала, как сказать «да», чтобы вытребовать главное — встречи с братом. А потом наступил последний день. День, в который я даже не собирала вещи, планируя… оставить двери спальни открытыми. Я полюбила Агарна, полюбила всем сердцем, и у меня было достаточно смелости, чтобы признаться в этом самой себе.

Еще один судорожный вздох, и, сжав пальцы, мама продолжила:

— Но когда я вернулась с обеда, на моей постели лежал сейр. Пользоваться им я умела, я же воин, и, решив, что это подарок Агарна, который он мне оставил для связи с моими родными, поддавшись на мои просьбы, радостно подхватила устройство. Начала вбивать код и… «Информация отправлена!» — сообщил электронный голос. Я даже понять ничего не успела, как в спальню ворвались Агарн, эйтна-хассаш, эйтна клана МакВаррас и воины из охраны… Меня обвинили в измене.

— Бракованный навигатор! — прошептала я. — И ты смолчала? Но…

Мама рассмеялась, вот только смех был совсем не веселым, как и ее дальнейшие слова:

— Кирюш, остынь, это дело давно минувших лет. Я не молчала, я пыталась оправдаться, но… Выяснилось, что информация в клан Нрого поступала каждый раз после того, как я присутствовала на совете хассарата. Меня подставили очень качественно, и не только по времени, просто… я единственная женщина в доме хассара была воином и, следовательно, могла обращаться с устройствами связи. Женщин этому не учат, Кирюш, так что обвинители сочли доказательства моей вины неоспоримыми.

Ничего подобного! У бегемота сейры были, и не один!

Помолчав, мама продолжила:

— Было много сказано слов, много обвинений, все пытались высказаться про то, какая я… молчал только Агарн. Молчал и смотрел на меня, не отрываясь. А после произнес: «Теперь я понимаю, почему любовь — проклятие воина. Мы становимся слепы!» «Наказание за измену — смерть», — возвестила эй-тна-хассаш. Ее слова поддержали все, но я смотрела только на Агарна. Ему и сказала: «Ты взял меня как женщину, но всегда помнил, что я воин. Вспомни об этом и сейчас! Воин не осквернит своей чести предательством хассара. Я невиновна!» Он не поверил. Ни единому слову. Молча вышел и только на пороге тихо произнес: «Ты — все же женщина и наказана будешь как провинившаяся женщина!» Спустя час я была прикована к столбу во дворе, жены хассара на экзекуции тоже присутствовали, воинов не допустили. Моего отца, узнавшего о случившемся и прибывшего во дворец, хассар не пожелал выслушать. И кнут Агарн взял в руки сам. А когда он подошел ко мне, видимо, в ожидании просьб и молений, я лишь сказала: «Я тебе этого никогда не прощу!» Из двадцати положенных ударов он нанес только десять…

— Что, совесть проснулась? — едва сдерживая злость, спросила я.

— Дело не в этом… — мама судорожно вздохнула, — просто я заставила его вспомнить, что я все же воин… Потому что не произнесла и звука. Ни единого… я даже не застонала. И в тишине был слышен лишь звук рассекающего воздух кнута… Десять ударов — и хассар приказал отнести меня в спальню…