Пьесы и пьески - Александр Ермак

– Улетели.

Все снова выходят. Последним – Паха.

Эдик:

– Точно улетели.

Аммоний Кобальтович:

– Наверняка, вернутся.

Бизер:

– Вы думаете?

Паха держится за живот, говорит Маркоту:

– Ниче у тебя кореша. Уважаю. Ремень-то из меня (сует ему под нос ремень) того…

Маркот отворачивается. А Паха показывает всем:

– Во. Кожа туруханского козлодоя, снято на рассвете, вживую, ручная выделка, высококачественный товар. Не переваривается, гарантия…

Все морщатся, отворачиваются. Маркот берет бутылки с пивом, дает всем, в том числе и Пахе:

– Держите. Угощаю.

Аммоний Кобальтович:

– За что выпиваем?

Эдик поднимает руку в сторону Сони, Соня смотрит на Маркота. Маркот указывает на Паху с Бизер:

– За демократию…

Бизер:

– За конституционную демократию…

Паха обнимает Бизер:

– За нее.

Все пьют. Соня немного пьяно:

– Ой, как хорошо… Может, споем.

Эдик:

– Конечно-конечно.

Аммоний Кобальтович:

– Почему бы и не спеть. Мир, дружба…

Паха:

– Век свободы не видать.

Бизер вкрадчиво:

– Песни обычно сплачивают. Так ведь, Маркот Петрович?

Маркот изумленно и согласно кивает.

Поют. Чем дальше, тем веселее:

«Пусть, пусть, пусть,Грусть, грусть, грусть —Прочь, прочь, прочь,В ночь, в ночь, в ночь.Все дела…

Будет утро, будет утро, будет утро – будет день.Будет круто, будет круто, будет круто – нам не лень.

Да, да, даЕ-рун-да.Вновь, вновь, вновь,Любовь, свекровь, морковь.Все дела…

Будет утро, будет утро, будет утро – будет день.Будет круто, будет круто, будет круто – нам не лень.”

Танцуют. Паха с Бизер. Эдик идет приглашать Соню. Но она отрицательно качает головой, приглашает Маркота. Тогда Эдик, как и Аммоний Кобальтович, танцует с бутылкой. Мимо пролетает Ларри, старается перекричать музыку:

– Эй, прекратите, остановитесь. Потом будет поздно. Ну, смотрите же, запоминайте: “Двойной разворот”… “Вираж-горизонт”… “Кросс с подкруткой”… Фигура высшего пилотажа «Петля Ларри»… Эй, ну что же вы, эй…

Его никто замечает. Раздосадованный Ларри улетает.

Веселье потихоньку стихает. Аммоний Кобальтович садится и засыпает. Эдик ложится, достает из кармана газету, целует ее, укладывает под голову и тоже засыпает. Паха громко зевает, Бизер уводит его за руку за переборку. Соня и Маркот садятся на край конструкции, разговаривают.

Соня:

– У тебя красивая голова.

Маркот, ощупывая:

– Вот никогда не думал…

Соня, рассматривая всклокоченные волосы Маркота и что-то прикидывая:

– Правда, правда… Ее бы еще помыть шампунем и такую прическу можно сделать.

Маркот:

– Наверное, действительно надо что-то сделать. Раньше просто не для кого было. Никто мою голову не замечал, никто, как Бизер, не обнюхивал. Я привык не обращать на себя внимания. Опустился малость…

Соня:

– Это, наверное, очень не просто здесь одному. Я бы не смогла.

Маркот:

– И я не представляю, чтобы было бы, если не Паха.

Соня:

– Паха?

Маркот:

– Да, мы некоторое время с ним вдвоем здесь были. Потом я отремонтировал спасательный двигатель, но не знал, что лучше: воспользоваться им или нет. Пока думал, Паха стащил движок и “чао”, “адью”. А впопыхах он оставил сумку. С героином.

Соня:

– С героином?

Маркот:

– Да, я хорошо знаю эту штуку. Когда-то писал о наркотиках… Ну вот: остался я один, а потом, потом прилетели «жуки»…

Соня:

– Жуки?

Маркот:

– Это те, что прилетали сегодня. Они хотели отправить меня куда-положено по инструкции. Но прежде спросили «Оружие, драгоценности, наркотики есть?» Я сказал, что есть. Но не отдал им все сразу. Наболтал, что готовлю эту отраву сам по собственной технологии. И мы договорились: я им – “наркоту”, они мне – продукты, воду и прочее там.

Соня:

– А ты у них не спрашивал…

Маркот:

– Нет, они, ведь, всего-навсего «жуки»…

Соня эхом:

– Всего-навсего “жуки”…

Маркот:

– Конечно, первое время было тоскливо. И я не выдержал, укололся… (достает шприц) Извини, пора…

Соня:

– Это обязательно?

Маркот:

– Теперь уже да. (колется)

Соня:

– А я ни разу не кололась… И даже не курила. Хотя у меня зажигалка есть. (встряхивает ее, щелкает) Вот, работает…

Маркот:

– И я тоже не кололся. Пока не попал сюда. А теперь уже все равно.

Соня:

– А бизнес-план Бизер?

Маркот:

– Все бизнес-планы хороши на бумаге. Написать их несложно, а вот выполнить… Всегда вмешается какой-нибудь «форс-мажор» – непредвиденные обстоятельства. А «жуки» – это и есть наш “форс-мажор”. Впрочем, предвидеть их действия после того как порошок кончится, совсем несложно…

Соня:

– Значит, осталось совсем немного?

Маркот:

– Да, думаю, скоро закончится.

Соня:

– Поцелуй меня…

Маркот пожимает плечами и целует.

Соня:

– Обними.

Маркот обнимает:

– Соня. И это все, что я могу. Кроме этого (показывает шприц) мне уже давно ничего не нужно…

Соня:

– Дай и мне.

Маркот:

– Нет.

Соня:

– Тебе разве жалко? А мне будет легче. В голове такой беспорядок. Я вроде все понимаю, а не понимаю…

Маркот:

– Ладно. Закрой глаза.

Вкалывает ей. Соня опускает голову на плечо Маркота. Поет вместе с ним:

«Расцветают цветы.Над рекою мосты.Над горой красный флаг.Всюду стаи собак.

Я сижу на коне.Конь стоит на стене.Под стеною бобры.К ним собаки добры.

И струится толпаСквозь распятье попаНас глотает закатИ строчит автомат.

Расцветают цветы,Расцветают цветы…»

Конец

НИКОГДА НЕ ЗНАЕШЬ, ГДЕ ЖДЕТ ТЕБЯ СОБАКА

Некто осторожно выглядывает из-за кулис:

– Ну, вот: немного осталось. Немного, но это самый опасный участок. Ни деревца, ни кустика. Выйду и буду, как на ладони, как на тарелочке. Впрочем, со зрением они – далеко не орлы. А уже сумерки. Может, и не заметят. Или за перекати-поле примут. Если, конечно, не учуют. Вот нюх-то, нюх-то у них от бога – с моим не сравнить. Но и я в последнее время немного стал в запахах разбираться. Жизнь заставила. (втягивает воздух носом) Нет, псиной вроде не пахнет. Только духи какие-то, одеколон откуда-то доносит. А еще (принюхивается) шоколад с орешками мерещится. Это у меня всегда так после работы. Кушать-то хочется. Всем. Эх, меня ждет жена к ужину. И они ждут. Может быть, как раз здесь и подстерегают. (щурится) Ничего не вижу. Что-то и я стал видеть не очень. Возраст, наверное. Или нервы. (втягивает воздух носом) Рискнуть что ли? А куда деваться? Не ночевать же здесь.

Делает шаг на сцену и снова прячется. Выглядывает:

– А? Никого? Значит можно идти. (Выходит и делает осторожные шаги, прислушивается, присматривается, втягивает воздух носом) Да, раньше я так любил прогулки. Что может быть лучше, чем побыть на воздухе, подышать, посмотреть на птичек, на деревья, на облака. Порезвиться с женой, с друзьями, с детьми. (Достает из кармана фотографию, целует) Они еще помнят, как мы гуляли, играли в салочки и в мячик. (смотрит на фотографию) С ним тоже. (вздыхает) Эх, Тузик – Тузик. Славный пес. Верный сторож, лучший друг детишек… Как он ждал меня с работы. Тащил свой поводок, намордник и лаял: «Гав, гав, гулять, гулять…» И у соседей слева была собака – доберман. И у соседей справа – пудель… (прячет фотографию) Мы жили дружно. И вдруг зачем, откуда такая напасть – защитники объявились. То ли зеленые, то ли голубые. (размахивает воображаемым транспарантом) «Свободу узникам-животным. Не сметь сажать на цепь. Не дадим заткнуть пасть. Наши меньшие братья имеют равные права кусать и быть укушенными.» Пришлось сдать поводки, намордники сжечь, двери распахнуть. Тузик убежал, но вернулся. Потом еще уходил и снова возвращался. А вот уже два месяца его не видели. Может, сгинул? Или одичал, привык к помойкам, к анархии?

Продолжает продвигаться по сцене:

– Это они теперь хозяева. Живут, где захотят и как хотят. В лесах, в полях, на улицах, в подъездах, в поездах. Им имя – легион. Везде бегут, сидят, лежат, лают, визжат, плодятся, гадят, а главное (почесывает голень) кусают. Теперь и на минуту не расслабишься. Нигде. Третьего дня сосед за хлебом выскочил на улицу и сразу две его за ляжку. Хорошо у него жена сообразительная: копченый окорок бросила следом – отстали. Отделался испугом. Да семнадцать швов. Да курс уколов от столбняка и бешенства… Как здесь не побеснеешь? Никогда не знаешь, где ждет тебя собака. У дорогого ресторана или у дешевой кафешки. В кино, в парке, за баком мусорным или даже в лифте. Нигде покоя нет. Везде, всегда настороже. Такая жизнь. И всем чинам едино. Начальник мой хотел от этих тварей подальше забраться отдохнуть. Раз средства позволяют. В пустыню умотал. А там, оказывается, какая-то особенная порода приспособилась. Красные шакаловидные. Пустили ему кровушку. Хо-хо, гнали полсотни верст до одинокой пальмы. Вертолетом сняли начальника. Он отлежался и отматерился, решил успокоиться окончательно на море, яхту нанял. И, что ты думаешь, в двухстах семидесяти милях от береговой зоны воду тронул, руку опустил за борт. А там его – не барракуда, не акула – ньюфауленд – эдакий пловец-забавник – цап. Начальник двух пальцев насовсем лишился. Хорошо хоть – на левой руке. А то, как бы подпись на документы ставил? Нам бы век зарплаты не видать. С тех пор все выходные проводит дома у телевизора. Да говорят, в подвале по чучелам собак стреляет. К настоящим-то нельзя применять оружие, даже и дубинки. По закону – только кусать. Ха, мы с женой тренировались друг на друге по очереди. То она – «Тузик», то – я. Но не очень получается. За полчаса я ее два раза цапнул и она меня – четыре. Собаки за это время тебя по косточкам разнесут. А ты и раза не успеешь через шерсть их ухватить. Так, может, блоху какую и прикусишь случайно. Опять же им на радость.