Борисов Александр Анатольевич - Александр Борисов

   Я смотался в "трансляционную". Поставил кассету, щелкнул тумблером "Верхняя палуба". Над просторами громыхнуло:

   "Было время, был я беден

   Без причины, просто так..."

   Ушла рыба, мать ее за ногу!

   На вечернем совете "прорезался голос" у начальника промрайона:

   - Отношение к учебным тревогам на судах "Севрыбы", прямо скажу, безобразное! "Прошу обратить внимание... принять меры... усилить контроль..."

   Чего это он? - еще не конец месяца?

   Наконец, ФНП выдохся:

   - Я вот тут, подготовил циркулярную радиограмму, - произнес он довольно мстительно, - ясность, исполнение подтвердить!

   - Что делать-то будем? - мрачно спросил Витька, - добираться здесь, на помойке, или опять в поиск?

   - Сходи-ка ты, пару часов вздремни, - посоветовал я. - Утро вечера мудренее...

   В радиорубке пришлось просидеть добрых четыре часа. От имени капитана, я подтвердил прием циркуляра, потом "наведался на Мурманский радиоцентр: там было для нас что-то срочное. Со связью в районе "Медвежки" всегда хреновато, но телеграммку я выцепил:

   АИ-0039 КМ Брянскому=

   Получение настоящей срочно следуйте Мурманск тчк Аренда норвежской фирмой "Joachim Grieg", Bergen.

   Везет дуракам и пьяницам! Здесь каждое слово на вес золота: что такое "аренда норвежской фирмой" знает даже ребенок - это валюта!

   Я поднялся на мостик. Осчастливил старпома. Хотел позвонить капитану, но Петрович отговорил:

   - Что зря человека будить? Через двадцать минут подъем трала - проснется и сам. Иди-ка, "добытчик", в люлю. На тебе уже морды нет! Посмотри на досуге в зеркало - это же тихий ужас!

   Я добрался до "люли" и мгновенно "отъехал"...

   Но поспать так и не довелось. Тишина взорвалась, по мозгам шибануло наотмашь! Я подпрыгнул на койке. На тоненькой переборке, в районе моей головы, надрывался звонок громкого боя. Три длинных сигнала: буква "о" - "спасательный круг" - человек за бортом!!!

   - Да что ж ты, скотина?! - я думал, что это старпом ударно проводит в жизнь указания ФНП и так возмутился, что чуть не заплакал.

   - Вставай! - дверь решительно распахнулась. - Игорь Баранов утоп!

   Такое не опишешь красиво. Все захлестнули эмоции. В чем был, я помчался на палубу. Там уже гомонила толпа. Внизу, на воде, болтался спасательный круг. Кто-то из сопливых мальчишек водил по воде багром - пытался его достать. С фальшборта прыгал стармех, обвязанный вокруг пояса веревочной боцманской выброской. Я поднял с палубы что-то тяжелое и сиганул следом.

   Когда человек тонет, тело его "зависает" метрах в трех-пяти от поверхности и остается там, пока не начнется процесс разложения. Раздувшись как бочка, оно всплывает, но ненадолго. Лопается желудок, что-то еще внутри - и море берет свое.

   Так должно быть всегда, но так не было: внизу подо мной стремительно падало вниз что-то оранжево-желтое, по цвету напоминавшее рыбацкий костюм Игоря. А дальше, на глубине... холод... смерть... зловещая, темная, беспощадная масса. Оттуда, из бездны, вырвалась черная точка и, ускоряя движение, пошла на меня. Мелькнула у глаз... ударила по коленке. Я выронил ставший ненужным железный лом, в висках застучало. Метрах в трех от меня выгребал на поверхность Леха Рожков с глазами, полными ужаса. Высоко-высоко над его головой изгибалась кромка воды.

   Я был босиком, в трусах и летней тельняшке. Это, наверное, и спасло. Теряя сознание, я вцепился руками в нижнюю ступеньку штормтрапа. Вместе с нею меня и выдернули.

   - Тащите, тащите стармеха! - орал я, хлебая воздух, как будто не видел, что он уже рядом со мной.

   Леха был в полном ауте. Его растирали одеколоном, давали понюхать ватку с нашатырем...

   - Я оперся на чьи-то руки. Сделал шаг на чужих, деревянных ногах и зашелся в приступе рвоты. Когда с глаз сошла пелена, громко захохотал: как детский кораблик у игрушечной пристани, о борт СРТ колотилась... рабочая каска Игоря! Так это ее я так испугался?!

   И вдруг... иссиня-черное мощное тело бесшумно скользнуло по гладкой поверхности. Мне оно показало только широкую, плоскую спину с четко очерченной выемкой позвоночника и сравнительно небольшим плавником. Скользнуло - и без всплеска ушло в глубину...

   Касаток, акул и китов, причем, самой различной "модификации", я в своей жизни видел достаточно. Скажу вам, как на духу: это не то!

   Я все понимаю: да, люди не рождаются с плавниками. Да, они не бывают метров под десять ростом и, как минимум, два в ширину. Прошу вас, не смейтесь над моряком, склонным к "зеленому змию". Но мне до сих пор кажется, что это была спина человека. Вот режьте меня, бейте, но это была спина человека!

   А тогда я подумал, что рядом со мной Игорь. Вернее - его душа. Что она захотела со мной попрощаться и за что-то сказать: "прости". Как мог я, безбожник и матершинник, даже удумать такое?!

   Потом меня завернули в теплое одеяло и оттащили в каюту. Я выглушил "из ствола" остатки трофейного спирта и уснул. Лишь только проснулся - увидел под носом стакан. Его протягивал "дед", сидевший на ящике с водкой. Мы долго молчали и пили не чокаясь, пока не дошли до черты откровенности:

   - Ты тоже видел... там, в глубине, или мне оно показалось?

   - Как все случилось? - спросил я, отодвигая стакан.

   - Мы с капитаном на мостике были, - тупо бубнил Леха, уставившись в одну точку. - Глупо так обосрались... на ровном месте. Подняли последний трал, тонны три засыпали в ящик и - полным ходом - на Мурманск. Рыбмастер пошел бочки бондарить, а лебедку не разъединил. Старший майор с матросами трал привязали, сняли доски с цепей. Стали их крепить по-походному. Гачок завели, затянули петлю на турачке... Игорь стоял на нижней подборе, за фалом следил, чтоб случайно надстройку не поцарапать. Сам же и крикнул: "Давай!"... Ну, боцман и "дал"! Рванул за рычаг - подбора, как та рогатка, и стрельнула Игорьком. Гаком по голове - и за борт. А судно на полном ходу. Капитан сразу на разворот, вышел в нужную точку. Боцман кинул спасательный круг. Довольно удачно кинул. Метров десять всего надо было доплыть. А Баранов не смог. Меньше минуты на воде продержался: в метре от круга как закричит - и камнем на дно!

   Аренда наша закончилась не начавшись. Трое суток мы рыскали галсами в этой проклятой точке - искали Игоря. Свидетельство о его смерти писали и вновь переписывали. То перепутаем отчество, то не сходится время, то сотые широты...

   Витька был задумчив и строг. Это первый "исход гранит" в его профессиональной карьере. Из Архангельска, Мурманска и Москвы нас бомбили гневными телеграммами. Мы, как могли, отплевывались, пока не вошли в порт.

   У причала "Норильск" уже ждал другой капитан - Сергей Павлович Мачитадзе. Комиссия сменяла комиссию: допросы, свидетельства, подписи. Четверо суток Витька сдавал дела, потом его отправили в отпуск, подальше от начальственных глаз.

   На следующий день из Тамбова приехал брат Игорька за вещами и документами. Звали его, как и меня, Антон.

   Мы с тезкой укрылись в матросской четырехместке, пили и плакали. Я все ему рассказал. Все, кроме того, как мы с "дедом" прыгали за борт и что под водой увидели.

   Естественно, прозвучал главный вопрос:

   - Кто виноват?

   - Формально, или по правде?

   - По правде.

   - По правде - сам Игорек. Он ведь в рейсе матросом был, а матросов не допускают к лебедке.

   - Но он же тралмейстер, мореходку заканчивал?

   - Если тралмейстер - помни, что ты тралмейстер и следи за режимом работы лебедки до самого последнего жвака. Игорь... он ведь всех приучил, что лебедка всегда на нем.

   - Он ведь совсем не умел плавать, - давился слезами Антон, сидя на койке брата, - зачем он пошел в море, зачем вообще выбрал такую профессию?

   - Я тоже совсем не умею, но разве это причина? Если что - в Арктике не поплаваешь. Тот, кто умеет - тот дольше мучается. Конец все одно один: без могилы, без отпевания...

   - Почему без могилы? - удивился мой тезка, - брата похоронили.

   Тогда удивился я:

   - Где?

   - В Тамбове, на кладбище.

   - Да ты что?!

   - Серьезно. Мать со свидетельством в церковь пошла, к батюшке. Все ему рассказала. Так, мол, и так: в Мурманск на пенсию не наездишься. Да и кто меня вывезет на место упокоения? Батюшка вынес какой-то сверток, завернутый в белую тряпочку и наказал: "Схороните в гробу. Это и будет могила вашего сына. У Бога земля одна".

   ...С пьяной, распухшей рожей, к Селиверстовичу я не пошел. Он тоже был деликатен. Не беспокоил, не кантовал. Был еще долгий, трехмесячный рейс, на нервах, на автопилоте. Мы загорали на южном побережье Шпицбергена, когда просочился слух о том, что нашли Игорька. Дескать, какой-то "Омуль" Беломорской базы гослова достал его донным тралом. Тело было без правого сапога, лицо объедено рыбами. Опознали его в порту, по одежде. Но в Тамбов Игорька почему-то не повезли. Схоронили за счет "конторы", на кладбище Дровяного. Совсем недалеко от "Двины".