Джентльмен в Москве - Амор Тоулз

– Я помогаю в организации первого съезда Всероссийской ассоциации пролетарских писателей, или сокращенно – ВАПП, который будет созван в июне следующего года. Но об этом чуть позже.

Мишка достал из своего вещмешка бутылку вина, на горлышке которой был логотип в виде двух выпуклых скрещенных ключей.

– Я надеюсь, что не очень сильно опоздал.

Граф взял в руку бутылку, посмотрел на логотип, покачал головой и улыбнулся.

– Мишка, ты всегда вовремя.

После этого он провел своего друга сквозь висевшие в кладовке пиджаки.

* * *

Пока граф мыл вынутые из «посла» стаканы, Михаил внимательно осмотрел обстановку кабинета своего друга. Стол, стулья, а также objets d’art были ему прекрасно знакомы потому, что все это граф перевез из имения Тихий Час, в котором Михаил много раз бывал.

Начиная с 1908 года граф каждое лето в июле месяце приглашал Мишку погостить в имении Тихий Час. Они ехали из Петербурга на поездах, составы которых становились короче по мере того, как они пересаживались с одного поезда на другой. Они выходили из вагона на станции в чистом поле, где их ждала присланная из имения карета, запряженная четверкой лошадей. Молодые люди грузили чемоданы на крышу кареты, кучер пересаживался внутрь, и граф с Михаилом садились на козлы. Потом они неслись по дороге, приветственно махая руками встречавшимся по пути молодым крестьянкам, и наконец сворачивали в обсаженную яблонями аллею, ведущую к имению.

Пока они снимали пальто в прихожей, лакеи относили их чемоданы в спальни, расположенные на втором этаже восточного крыла здания. Граф звонил в колокольчик, появлялся лакей, и молодые люди просили принести им холодного пива, кваса или наполнить ванну, чтобы помыться с дороги. После этого они шли в гостиную, в которой на каждом столе стояла красная пагода, чтобы засвидетельствовать свое почтение графине, которая в это время обычно пила чай с гостями – соседями голубых кровей.

Старая графиня всегда одевалась только в черное. Она была человеком независимого склада ума, не терпела мелочных людей с их мелочными делами, смотрела на всех с высоты своего возраста и большого опыта и поэтому поддерживала новые веяния и идеи молодежи. Она с улыбкой смотрела на своего внука, который мог высказать в общем разговоре не самое лестное мнение о церкви и поведении представителей правящего класса. Если гости начинали возмущаться этими бунтарскими настроениями, она подмигивала графу, который вместе с Михаилом принимался спорить с помещиками-ретроградами и доказывать им, что новые времена требуют нового и более гибкого подхода со стороны правящей элиты.

Выразив свое почтение графине, друзья отправлялись на поиски Елены. Иногда они находили ее под высоким вязом у излучины реки или на веранде дома с видом на сад. Услышав звук их шагов, Елена поднимала глаза от книги или рукоделия и приветствовала их обаятельной улыбкой, похожей на ту, которую можно увидеть на ее портрете кисти Серова.

В присутствии Елены обычно Мишка начинал развивать самые сумасбродные идеи и проекты. То он говорил, что в вагоне поезда по пути в имение они повстречали графа Льва Толстого, то, что сам он решил уйти в монастырь и дать обет молчания. Причем уйти в монастырь безотлагательно. Сразу же после обеда.

– Послушай, – спрашивала Елена, – а ты уверен, что молчание тебе подойдет?

– Как глухота подходила Бетховену, – отвечал Мишка.

Елена громко смеялась, а потом смотрела на брата и спрашивала: «Ну как же ты дошел до такой жизни, Александр?»

Все ближайшие родственники графа задавали ему этот вопрос. Но каждый из них задавал этот вопрос по-разному.

Крестный отец графа, великий князь, задавал этот вопрос исключительно риторически. Когда он узнавал о том, что граф не оплатил какой-нибудь счет или начал получать плохие оценки, он вызывал его в библиотеку, зачитывал письмо из университета или жалобу о неуплате счета, бросал письма на стол и задавал этот вопрос, совершенно не ожидая от крестника ответа. Великий князь понимал, что последствием такого поведения графа может быть долговая тюрьма или банкротство, а может быть, и то и другое.

Вопрос: «Ну как же ты дошел до такой жизни, Александр?», бабушка графиня задавала только после того, как граф позволял себе какое-либо спорное или скандальное высказывание. В ее устах вопрос звучал без укоризны, и все понимали, что граф – ее любимчик, который имеет право на свое мнение и может жить так, как ему нравится.

Когда Елена задавала графу этот вопрос, то казалось, что ответ на него является загадкой, которую никто не в силах разгадать. Несмотря на весьма неоднозначные успехи графа в учебе, зависевшие исключительно от его прилежания, и активную светскую жизнь, которую он вел, никто не мог предвидеть, как сложится его жизнь в будущем.

– Ну как же ты дошел до такой жизни, Александр? – спрашивала Елена своего брата.

– Хороший вопрос, – отвечал он, после чего ложился на траву, рассматривал облака и делал вид, что пытается в их форме найти ответ на этот вопрос.

Да, это были золотые деньки, просто райские, подумалось Михаилу. Эти золотые деньки ушли в прошлое точно так же, как ушли в прошлое сюртуки, корсеты, кадрили, безик[27], крепостное право и иконы в каждом доме. Несмотря на то что для них это были золотые деньки, это было время дремучего суеверия и страшного угнетения, эпоха, во время которой избранные ели телячьи котлеты, а большинство населения питалось гречневой кашей и прозябало в нищете физической и моральной.

Михаил перевел задумчивый взгляд с портрета Елены на знакомую ему книжную полку, уставленную романами, написанными в XIX веке.

Все это уже в прошлом, опять подумал он. Как и все эти приключенческие и любовные романы, написанные при старом режиме и которые так нравятся моему другу.

На самом верху книжной полки в узкой рамке стояла черно-белая фотография русской и японской делегаций, подписавших мирный договор между двумя странами в Портсмуте. Вот эта фотография была реальной, а не эфемерной, как романы ушедшей эпохи.

Мишка взял фотографию в руки и внимательно всмотрелся в серьезные и исполненные ответственности лица изображенных на ней людей. На ней русские и японские делегаты были сфотографированы вместе. Это были люди с усами, высокими стоячими воротничками и в галстуках-бабочках. На лицах этих людей было серьезное и торжественное выражение государственных мужей, которые достигли больших успехов, закончив войну между двумя странами. В центре фотографии стоял представитель царя, великий князь.

В 1910 году гостивший в Тихом Часе Михаил присутствовал на десятилетней годовщине смерти родителей своего друга, чтобы, не чокаясь, поднять бокалы с Châteauneuf-du-Pape[28]. Через несколько дней после того, как он вместе с Александром приехал в Тихий Час, туда начали прибывать гости из Москвы, Петербурга и своих имений. Когда все собрались в большом зале, великий князь поднял тост за покойных родителей Александра и Елены, которые умерли с промежутком в несколько часов.

Великий князь был человеком видным, и казалось, что он так и родился в сюртуке с наградами. Он умер, сидя на лошади, двадцать первого сентября 1910 года, то есть ровно десять лет назад.

– Вот это был настоящий человечище!

Мишка повернулся и увидел, что за его спиной стоит граф с двумя бокалами для бордо в руках.

– Человек с большой буквы, – сказал Михаил другу и с уважением поставил фотографию на место. Потом они открыли бутылку, наполнили бокалы и подняли их.

* * *

– Знал бы ты, Саша, что за люди там соберутся!..

Когда они выпили за светлую память великого князя, Михаил начал рассказывать о готовившемся съезде Всероссийской ассоциации пролетарских писателей.

– Это будет совершенно потрясающее мероприятие, и пройдет оно в самое удивительное время! Представь себе, что на нем будут присутствовать Булгаков, Мандельштам, Ахматова и Маяковский – все эти люди окажутся за одним столом, и никто из них не будет бояться репрессий и ареста. У каждого из них есть свое творческое видение и собственное отношение к происходящему, но, собравшись вместе, они создадут новую поэзию. Это будет универсальная, общемировая поэзия, Саша. В произведениях этой новой поэзии не будет колебаний. И музой писателей и поэтов станет Человек и его стремление построить светлое будущее.

Мишка вскочил со стула и начал возбужденно ходить из одного угла в другой по кабинету друга, забрасывая его идеями.

– Ты, возможно, помнишь книгу датчанина Томсена…[29]

Граф не помнил никакого Томсена, но не стал прерывать Мишку, как не стал бы прерывать игру Вивальди на скрипке.

– Этот ученый разделил историю человечества на периоды каменного, бронзового и железного веков, основываясь на свойственных каждой эпохе инструментах. Однако он не учел фактора духовного развития человечества. Не учел он и фактора морального развития. Замечу, что такого развития никто не останавливал и не отменял. В каменном веке идеи первобытного человека были такими же тупыми, как каменный топор, и неуклюжими, как палка-копалка. В бронзовом веке открыли искусство плавки металлов, и очень скоро из металла начали делать монеты, короны и мечи. Вот тебе святая троица, которая поработила человечество на многие столетия.