След тигра - Андрей Воронин

Позади вжикнула, расстегнувшись, «молния», и из своей отдельной палатки, удивленно щурясь на яркое, уже не утреннее солнце, выбралась Горобец.

— Доброе утро, — сказала она, потягиваясь и с некоторым удивлением оглядываясь по сторонам. — Слушайте, который час? У меня часы остановились. Мы что, проспали?

— Проспали, — мрачно подтвердил Вовчик. — «Проспали», Игоревна, это не то слово. А время, — он посмотрел на часы, — двадцать минут одиннадцатого.

— Сколько?! — Горобец выглядела шокированной. — Господи, да я в последний раз столько спала, когда… Да я уже не помню когда! Володя, ты не шутишь?

— Да уж какие тут шутки… Вергилий наш сбежал, Женя. Вместе с лошадьми, представляешь?

— Что?!

«Солдат Джейн» резко повернулась на каблуках в сторону места, где накануне вечером спокойно стояли лошади. Рука ее дернулась к кобуре, но тут же бессильно упала: стрелять было не в кого.

— Разбудите остальных, — сухо сказала она. — Володя, займись.

— Я? — удивился Вовчик.

— Именно ты. И, будь добр, поскорее.

Вовчик демонстративно пожал плечами и полез в палатку. Стало слышно, как он тормошит Гришу и Тянитолкая.

Горобец повернулась к Глебу — резко, отчетливо, как на плацу, — и спросила, глядя ему прямо в глаза:

— Ну, и что вы обо всем этом думаете?

Глеб открыл рот, чтобы совсем как Вовчик изумленно спросить: «Я?!», но тут же его закрыл. Судя по выражению лица Евгении Игоревны, она прекрасно знала, с кем говорит. Следовательно, Корнеев ее обо всем проинформировал, что было, если вдуматься, вполне естественно и логично: уж кто-кто, а начальник экспедиции должен знать, с кем идет в неизведанные дали, кишащие тиграми и браконьерами… Правда, было непонятно, почему уважаемый Николай Степанович счел нужным утаить от Глеба информированность «солдата Джейн», — разве что хотел облегчить ему жизнь, чтобы он, Глеб, не оказался в положении актера, играющего одновременно две роли. Впрочем, сейчас нужно было думать не об этом.

— Для начала вы должны понять, Евгения Игоревна, — негромко, но твердо сказал он, — что высказывать свое мнение я могу только как частное лицо…

— Плевать мне на вашу профессиональную этику, — так же тихо и твердо ответила Горобец. — Насколько я поняла, ваше дело — обеспечивать безопасность. А я не почувствую себя в безопасности, пока не пойму, что здесь произошло… или происходит.

— Тут вы совершенно правы, — согласился Глеб. — Что ж, выводы делать пока рано, но кое-что представляется очевидным. Например, тот факт, что всех нас чем-то опоили, не вызывает сомнений.

— Точно, — сказал Вовчик, который, оказывается, уже выбрался из палатки и стоял у Глеба за спиной. Заспанные и хмурые Гриша и Тянитолкай тоже были здесь. — Медвежья махорка — так, кажется, называлась эта травка, которой ты, Игоревна, нас вчера потчевала?

— Откуда мне было знать?! — воскликнула Горобец.

— Факт, — неожиданно для всех подал голос Тянитолкай, которого при обычных обстоятельствах легко было принять за глухонемого. — Никто не мог предполагать, что у этого мешка с блохами хватит ума на такой фокус.

— Я не понимаю, какого дьявола мы тут устроили новгородское вече, — нетерпеливо сказал Вовчик. — Догнать гада и башку отвернуть!

— На часы посмотри, — посоветовал Гриша. — У него часов десять, ну, самое меньшее, восемь форы. Да верхом, да по знакомым местам…

— Да, — сказал Глеб. — Если что-то подобное было у него на уме с самого начала, логично будет предположить, что он водил нас кругами, а теперь драпает, естественно, по прямой…

На него уставились, как на оживший табурет — все, кроме Горобец, разумеется. Сначала Глеб не понял, в чем дело, а потом сообразил: за все время пути он впервые вышел из роли разнорабочего, бывшего спецназовца — парня работящего и компанейского, но туповатого.

— А здорово на тебя эта медвежья махорка подействовала, — первым нарушил молчание Вовчик. — Грамотно излагаешь, композитор. Ну-ну, валяй, излагай дальше, а мы послушаем…

— Володя, — сказала «солдат Джейн». — Помолчи, пожалуйста. Он…

Она осеклась и посмотрела на Глеба, будто спрашивая разрешения. Сиверов вздохнул.

— Я сотрудник ФСБ, — сказал он. — Включен в состав экспедиции для обеспечения безопасности.

— Ай да композитор! — негромко воскликнул Гриша.

— Ага, — поддакнул Вовчик. — Ничего не скажешь, обеспечил безопасность. А если бы этот урод нам вместо снотворного яду в чай подсыпал? Уже, наверное, остыли бы.

— Володя! — с упреком повторила Горобец.

— А что — Володя? Я что, не прав? Вот пусть он теперь скажет, что нам дальше делать.

Глеб почувствовал себя уязвленным, но крыть было нечем. Крыть было нечем даже капитану Сиверову, не говоря уже о прапорщике Молчанове. «Точно, — подумал он. — Прапорщик — это идея…»

— Что делать, спрашивай у начальника экспедиции, — огрызнулся он. — Я могу только высказать свое мнение, а прислушаться к нему или нет — дело ваше. Так вот, вся эта затея мне с самого начала казалась сомнительной. Так не ищут тех, кто потерялся. А проводник… Это вы его привели. Мне лично непонятно, откуда он вообще взялся там, в поселке. Как будто нарочно нас дожидался. Мне представляется, что так оно и было на самом деле. Если в здешних местах и вправду орудует шайка, браконьеров и если они уничтожили первую экспедицию, нетрудно было догадаться, что весной сюда явимся мы. Вот они и оставили в поселке своего человека, который встретил нас, завел в глухомань и бросил тут. — Он вдруг вспомнил, как Тянитолкай искал проводника, а когда нашел, его спросили, точно ли это тот человек, который им нужен. А Тянитолкай, помнится, ответил: «Похож». Как будто они искали именно этого человеками никакого другого. Как будто заранее знали, кто их встретит… Глеб сделал в памяти зарубку, но решил на всякий случай пока что не выносить этот вопрос на обсуждение. — Между прочим, надо отдать ребятам должное: действуют они мягко, гораздо мягче, чем можно было ожидать. Могли бы просто перестрелять из засады, как куропаток. Меня с вами, между прочим, отправили как раз на такой случай, а не на случай массового наркотического отравления,

— Ну ясно, ясно, — неприязненно проворчал Вовчик. — Виноватых, в общем, нет. И что теперь?

— Бросаться в погоню, конечно, бесполезно, — сказал Глеб. — Мое мнение как ответственного за вашу безопасность простое: надо заворачивать оглобли и потихонечку по собственным следам выбираться отсюда к реке. И все время вызывать по рации спасателей, чтобы, когда мы выйдем из леса, нас уже ждали. Понимаю, что вам это не нравится, но в сложившейся ситуации самый разумный выход — это принять условия противника и отступить, пока целы. Надо смотреть фактам в лицо, Евгения Игоревна: ни вашего мужа, ни его подчиненных, скорее всего, давно уже нет в живых. Боюсь, если мы двинемся дальше, то столкнемся с вооруженным противодействием, и тогда…

— Достаточно, — излишне резко перебила его Горобец. Она была бледна, на щеках опять играли желваки. — Ваше мнение мне ясно. Вы правы во всем, и в первую очередь в том, что решения здесь принимает начальник экспедиции — то есть я. Перед нами поставлена четкая задача: выяснить, что случилось с первой экспедицией, какова ее судьба. До Каменного ручья два дневных перехода, а до реки — больше двух недель пути. Без лошадей эти две недели превратятся в три, если не в месяц. Глупо отступать, дойдя до конца. Если кто-то не согласен со мной, я никого не стану удерживать. Берите карабин, патроны, запас продуктов и отправляйтесь назад, к реке. Я все понимаю и не стану вас осуждать даже мысленно. А я пойду дальше, даже если мне придется идти одной.

«Начинаются нервы», — подумал Глеб. Именно этого он и боялся, когда узнал, что экспедицию возглавляет женщина. Правда, до сих пор Горобец вела себя превыше всяческих похвал, но ведь, если разобраться, до сих пор не происходило ничего экстраординарного, ничего, что требовало бы принятия по-настоящему ответственных решений. А вот теперь, когда пришлось выбирать между безопасностью подчиненных и призрачной возможностью отыскать исчезнувшего год назад мужа, она повела себя чисто по-женски — топнула ножкой.

— Ну-ну, Игоревна, — примирительно сказал Вовчик, — не перегибай палку. Не знаю, как кто, а я пойду с тобой. Подумаешь, Вергилий утек! Он с самого начала туда идти не хотел. Видно, поговорили вчера, он вечерком призадумался, прикинул, что к чему, и решил, что целый табун лошадей и прямо сейчас будет как-нибудь получше, чем три ящика водки в отдаленной перспективе. Обыкновенная грязная скотина с двумя извилинами. Вернемся с этого Каменного ручья, я лично его найду и башку его плешивую на дерево заброшу. Я ему, мать его, не людоед, всю зиму кругами по двору ходить не стану! Не знает, придурок, с кем связался…

— И то правда, — согласился Гриша. — Ты, Жень, это брось. Зря ты нас обижаешь. Ну, что это такое: одна, одна… Кто ж тебя пустит одну-то? А, Тянитолкай? Молчаливый Тянитолкай ограничился коротким, мрачным кивком.