Сбежавшая жена босса. Развода не будет! - Лесневская Вероника

Не обронив ни слова и не удостоив меня даже взглядом, Альберт разворачивается и покидает комнату, хлопнув дверью так сильно, что я содрогаюсь, покачиваясь на мягком, почти царском ложе.

Расстроенно зыркаю на закрытую дверь, хмурюсь и губу поджимаю. Как же я противна этому богачу, подумать только! Наверняка он душ после меня поспешит принять. Чтобы смыть с себя все следы жалкой прислуги.

Что же, не повезло мне. Ни с женихом, что меня предал, ни с мужем, которого передергивает от одного моего вида. Уйду в монастырь!

Но сначала от штампа в паспорте избавлюсь.

Обреченно прячу голову под подушку, но сквозь перья и пух прорываются голоса, доносящиеся из холла. Меня не должно беспокоить, о чем говорят мои хозяева, но я решаю проверить, не обсуждают ли они меня. Отбросив постельное, смахиваю непослушные кудряшки с лица, пытаясь пригладить их, и приподнимаюсь на локтях.

– Ты понимаешь, что няня пострадала из-за твоих игр, Алена? – тихо, но строго отчитывает ее Альберт.

– Я не буду больше делать так, – лепечет малышка.

Так? Значит, продолжит шалить, но просто иначе?

И все-таки мне хочется верить, что она действительно раскаивается. И не презирает меня, как ее грубый брат.

Хотя неважно. Завтра меня не будет в этом доме!

– Аленушка, давай сегодня без сюрпризов. У меня были тяжелые сутки, – смягчается он.

Как же! Тяжело искать случайную жену, чтобы потом «покончить с этим браком». Повторяю и кривлю его слова, брошенные недавно в трубку. И невольно вспоминаю, как мило он уснул в машине утром. Под моими окнами. Действительно утомился.

Это могло бы выглядеть романтично, если бы на его месте оказался мой настоящий муж. Но в нашей ситуации это опасно и жутко!

– Хорошо, Алик, – послушно отзывается малышка.

Будто они нормальная семья, а не дьяволенок в юбке и бандюган-извращенец.

Шаги отдаляются, а я откидываюсь на подушки устало. Надо бы продумать план побега, но вместо этого я отключаюсь.

Глава 12

Валерия

– Тише, потерпи, – звучит ласковым голосом, и я не верю, что он может принадлежать хаму Альберту.

Легкий ветерок, что обдувал ступню и будоражил фантазию, превращается в нечто более осязаемое. Вздрагиваю от прикосновения теплых губ. Нежные поцелуи поднимаются по лодыжке, обводят острую коленку. Становятся смелее, наглее. Жалят кожу на внутренней стороне бедра, пока жесткие ладони крепко обхватывают ногу.

Делаю слабую попытку сопротивления, но тело не слушается. Заклинив, как сломанный робот, я не могу противостоять настойчивому мужчине. Прекращаю дышать, когда чувствую влажные поцелуи на животе. Едва сознание не теряю от волнения, а они поднимаются все выше, пока не останавливаются на ложбинке груди.

Руки перемещаются на чашечки лифа. Самого жуткого в моем гардеробе. В дурацкий горошек и без каких-либо украшений. Будто я у бабушки его стащила.

И это все, о чем я могу думать в такой откровенный момент.

Даже когда ладони жадно сжимают грудь. Выбивают тихий стон. Ползут за спину, а пальцы ложатся на застежку лифчика. Тянут грубо. Рвут. Ломают.

Так его! Снять и выбросить. Сжечь!

Чтобы больше не позорил меня перед… мужем?

Помогите, нам же разводиться!

Почему тогда требовательные мужские губы так упорно ищут мои, накрывают и завоевывают. Почему я открываю ротик навстречу, терплю пошлый язык, блуждающий внутри. Да я Павлику ничего подобного не позволяла! Слюняво и противно!

Фу!

Но не сейчас. Мне холодно и жарко одновременно. Я таю и мерзну. Умираю и возрождаюсь из пены морской.

Упираюсь руками в мощный торс, чтобы потрогать это произведение искусства. Но вместо кубиков пресса ощущаю что-то мягкое под ладонями. Толкаю, хочу рассмотреть, что не так, но проваливаюсь…

В перьевую подушку? Не в силах держать себя, падаю в нее лицом.

Промычав что-то нечленораздельное спросонья, приподнимаюсь на локтях нехотя и оглядываюсь по сторонам. Изучаю комнату, но не узнаю обстановку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Стася, ты где? – зову хрипло. В горле пересохло так, будто я и правда целовалась всю ночь.

С Альбертом?

Приснится же такое! Давно меня кошмары не мучили!

Да, плохой сон. Очень! От хорошего не должно так гореть внизу живота. Не должно тело быть таким ватным. А кожа не должна покалывать, словно ее касались в реальности.

Медленно восстанавливаю в голове события последнего дня. И округляю глаза, всматриваясь в сумрак.

– Да что я дрыхну! – подскакиваю испуганно. – Собираться надо.

Бросаю сонный взгляд в окно. Но тьма, звездное небо и полумесяц не могут подсказать мне, который час.

– Время попасться в лапы бандюгану! – ругаю сама себя. – Если немедленно не ускользну из заточения.

Делаю рывок вбок, чтобы спустить ноги с матраса, – и, оказавшись внезапно на самом краю постели, лечу на пол. Машинально пытаюсь схватиться хоть за что-то, но успеваю зацепить лишь лампу. Вырываю ее вместе с вилкой и, кажется, розеткой. Падаем «вдвоем». И я не уверена, кто из нас издает больше грохота.

– Тш-ш-ш! – шикаю на разбитую лампу. И понимаю, какая же я идиотка.

Сгребаю ее остатки под кровать. Встав, ногой деревянную основу толкаю, чтобы утром внимания не привлекала.

Основной свет включать не собираюсь. Да и пока найду, где, точно убьюсь.

Наощупь ищу свой рюкзак, запихиваю туда скромные наряды, что превратятся в лохмотья, если я еще хоть один час лишний проведу в этом доме. На себя натягиваю мятое фисташковое платье. Не желаю думать даже, на что оно похоже. Но хотя бы высохло после вчерашнего завтрака у Стаси.

Подумав, ищу во внутреннем кармане паспорт, проверяю, чтобы на месте был.

Слышу шаги за дверью. Дергаю за собачку замка, тяну порывисто. И молния расходится.

– Меня прокляли! Порчу навели! – хнычу себе под нос.

Дверь моей комнаты медленно открывается, впуская полоску света, которая падает четко на меня. Застывшую с рюкзаком в руках.

Точно прокляли!

– Леся, а ты что шумишь? – полусонный детский голосок пугает меня сильнее воя целой волчьей стаи. Звери хотя бы загрызут сразу, а здесь я буду мучиться долго и нудно.

Поворачиваю голову на звук и выжимаю из себя кривую улыбку.

– Аленка, а ты чего не спишь? – вместо слов из горла вырываются панические вибрации.

– Пить хочу. Нальешь? – признается тихо и мило, как ангелочек. Но я-то знаю, что у нее хвост в пижамных штанах, копыта в тапочках и рожки под волосами! – И есть, если честно, тоже, – сглатывает она, а у меня предательски в желудке урчать начинает. Я готова проглотить слона сейчас! Целый день вчера ни крошки во рту.

– Хорошо, сейчас я… – приподнимаюсь, оставляя расстегнутый рюкзак на стуле.

В этот момент Аленка зачем-то включает свет, и я жмурюсь от яркой вспышки.

– Ты что, уезжаешь? – звонко вопит малышка.

Побег не удался? И все-таки надо мне к бабке, чтобы порчу сняла!

– Тише, – шикнув на Аленку, подбегаю к ней и накрываю вредный ротик ладонью.

Осматриваю холл настороженно, как преступник. Не заметив никого, сгребаю малышку в охапку и, игнорируя ее возмущенное мычание, затаскиваю в комнату. Толкаю дверь бедром, а только потом девчонку отпускаю.

– Ты чего это? – хлопает она длинными, пушистыми ресницами и назад пятится.

Беру ее за плечи и, присев напротив, ближе к себе притягиваю.

– Я никуда не уезжаю, – даю установку, будто загипнотизировать хочу, при этом прямо в глаза ей смотрю. Пытаюсь лгать правдоподобно, но Аленка сомневается. Носик морщит и смотрит на меня с прищуром. – С чего ты взяла подобную глупость? – непринужденно усмехаюсь, а сама руку за спину прячу и пальцы крестиком складываю.

Это ложь во спасение! Спасение меня несчастной. Аленушка оказалась не такой милой, как образ на моей любимой шоколадке. Сложно сказать, от кого опасность большая исходит: от ее брата-бандюгана, или от… нее самой.