За Дунаем - Василий Цаголов

— Не горячись, Бекмурза, ссориться с Тулатовыми мы не можем: они кормят нас.

Бекмурза поднял взгляд на Кудаберда и побагровел:

— Убери руку... Послушайте только этого хромого. Он поучает меня, несчастный щенок!

Кудаберд, однако, не вспылил. Продолжая стоять возле, он пытался привлечь к себе внимание собравшихся:

— Ты хочешь, чтобы Тулатовы обозлились на нас? А ты подумал об этом честном народе? Кто просил . тебя говорить от его имени? — Кудаберд стоял подбоченясь, с таким бравым видом, будто собирался драться с Бекмурзой.

— Отойди, а то и вторую ногу перебью!

У Кудаберда не хватило выдержки. Заметив, как с лица Бекмурзы стала отливать краска, он отскочил в сторону и, испуганно озираясь, поспешно заковылял к воротам: «Разбойник, ну, подожди, я тебе припомню твои слова. Щенком меня назвал, сукин сын!»

Ссора, к счастью, тут же погасла. Но Бекмурза продолжал кричать, все больше распаляясь:

— Эх, вы... Вам бы только пить араку да кушать мясо в чужом доме. Скоро нас нужда задушит, а мы боимся напомнить Тулатовым о себе и ждем у ворот, пока нам подадут милостыню,— Бекмурза уронил голову на руки.— Ох-хо!

В другой раз бы ему мужчины не простили дерзких слов. Но сейчас каждый чувствовал себя униженным и молчал, невольно соглашаясь с Бекмурзой; они понимали. что бессильны перед Тулатовыми.

Наконец приоткрылась калитка, и люди повскакивали со евоих мест. К собравшимся вышел Сафар, елнпствеиный сын Дхполата Тулатова.

Сельчане столпились в нескольких шагах от ворот, образовав полукруг, и молча ждали, что им скажет Сафар. А тот медлил. Кончиками длинных пальцев нарочито долго снимал с рукава белой черкески паутинку. «Сволочь, нарядился, как на свадьбу собрался,— Бекмурза продолжал сидеть и искоса смотрел в сторону Сафара. Заметив, как Сафар похлопал хлыстом по голенищу блестящих ноговиц, Бекмурза встал. Знаур, следивший все время зр ним, испугался, 'как бы он не натворил беды, и поспешил к нему. Бекмурза попытался отстранить его, но Знаур настойчиво проговорил:

— Не надо, Бекмурза! В другой раз, а сейчас стыдно перед людьми. Ты хочешь, чтобы они остались без хлеба из-за нас? Прошу тебя, Бекмурза! Побойся позора.

Бекмурза медленно, оглядываясь на Сафара, вернулся на прежнее место.

— Солнце уже давно взошло, а вы еще здесь. Или вы ждете, когда мои люди вынесут вам шашлык с горячими пирогами? Привыкли дрыхнуть...— Сафар, заложив руки за спину, продолжал играть хлыстом.

У его ног сидел на корточках Кудаберд и, заглядывая ему в лицо, угодливо приговаривал:

— Да, да...

Но на Кудаберда никто не обоатил внимания, ибо все были возмущены грубостью Сафара. Послышались нерешительные голоса:

— Хозяина ждали, а не приглашения на пир.

— Ты, Сафар, не кричи на нас, а скажи, что нам делать?

— Так вы еще вздумали разговапивать в моем доме? Забыли, что я вас нанимаю работать? Бепите волов и отправляйтесь в поле. Сразу же начинайте пахать. Только не вздумайте возвращаться рано, лодыри! — прикрикнул Сафар и ушел в дом.

Знауоа от этих слов передернуло, в нем закипал гнев. «Ах ты, собака, как разговаривает со старшими. Правду говорит Бекмурза: нет среди нас мужчин, а то бы ему голову оторвали».

Мимо шли сельчане, направляясь в поле.

— Поджечь бы волчье логово!— крикнул Бекмурза.

Кудаберд услышал угрозу Бекмурзы и остановился,

сделав вид, что поправляет ноговицу. Но Знаур заметил, как он поглядывает в их сторону, и шепнул другу:

— Жди неприятностей от Кудаберда, он слышал твои слова. Кажется, он частый гость в доме Сафара!

— Я ему сейчас переломаю хребет,— рванулся Бек-мурза, засучивая рукава черкески.

Испуганно взмахнув руками, Кудаберд запрыгал по дороге, словно подбитая птица.

Люди, счастливые тем, что у Тулатовых нашлась работа, не хотели быть причастными к разговорам Бекмурзы. Не оглядываясь, они быстро уходили в сторону речки. За нею начиналась земля, на которую давно уже претендовали аульцы. Ее захватили Тулатовы, переселившиеся с гор вместе с крестьянами. Алдары хорошо заплатили золотом кому надо, чтобы начальство не обращало внимания на жалобы крестьян. Так это или нет, но сколько прошений ни писали аульцы, а ответа на них не получили. Вот и стали поговаривать, что незачем было направлять послов к русским, жили бы себе, как и прежде, в горах. А то оставили насиженные места и выселились в долины в надежде, что наделят землей всех. А оказалось совсем другое. Царь и алдары быстро поняли друг друга и стали роднее, чем братья, вскормленные одной матерью. Кое-кто поговаривал, не лучше ли вернуться в горы. Но для этого тоже надо было просить разрешения. На нихасе поговаривали, что осетинам пришел конец, прогневали они бога, не нужно было бросать могилы предков. Теперь его ничем не задобришь. И никто не знает, какие беды еще ждут всех.

— Поджечь бы их сегодня ночью,— задумчиво сказал Бекмурза.

Знаур вцепился в руку друга, словно тот в самом деле собирался сейчас же поджечь тулатовский дом, и потащил его за собой.

— Не шути, подумают, правда ты...

Бекмурза, презрительно скривив губы, перебил Знаура:

— Испугался? Конечно, у тебя богатство... Ну, а мне все равно, похлебку мою никто не отнимет.

— Ты выбрось из сердца черную мысль, Бекмурза,— взволновался Знаур.— Услышат — головы тебе не сносить. Тебе не остановить бег реки! — Видя, что сосед взволнован, Знаур продолжал увещевать его.— Э, да ты никак абреком думаешь стать?

— Лучше быть абреком, чем ишаком у Сафара,— Бекмурза рассек воздух кулаком.

Понял Знаур, что Бекмурза не шутит, и слетела с его лица улыбка.

— Надумал ты страшное... Боюсь за тебя! Пойми, Бекмурза, не время сейчас, весна пришла. Если Тула-товы выгонят, останемся без хлеба.

Ничего не ответил Бекмурза. Они быстрым шагом стали нагонять остальных...

Уставший, но с хорошим настроением, в сумерки вернулся с работы Знаур. Еще бы, он нанялся к Тулатовым. А в ауле есть такие, что просились к ним, да Сафар отказал, и так, мол, наняли много людей, а чем платить станем, того и гляди сами разоримся.

Что и говорить, повезло Знауру. Правда, Сафар напомнил ему о Бабу, но тут же многозначительно сказал: «Смирная телка сосала молоко у двух коров». А Знаур и не думает ни с кем затевать ссору, ему бы только прокормить семью.

Утолив наспех голод, Знаур собрался идти к соседу, да пришли сверстники. Они понарядились на танцы. В конце аула жил однорукий Бицко, у которого родился сын. и молодежь спешила туда. Не часто выдавался им случай повеселиться, и упустить его было бы обидно.

— Ты прости нас, Знаур, что мы посмели пригласить тебя... Но ты уже давно не бываешь с нами,— проговорил один из пришедших.

— У меня много дел... Вы же знаете, один я в доме теперь.— отказался Знаур.

И товарищи поняли: Знаур не пойдет. Не может он веселиться, когда неизвестно, где Бабу. Слишком большое горе свалилось на Знаура. надо выждать.

Мять тоже не поддержала просьбу товарищей, и Знаур остался дома. Пока не стемнело, он бесцельно ходил по двору. Пробовал заняться чем-нибудь, да все валилось из рук. Встревожили душу сверстники, и не мог он успокоиться.

Он видел, как вышли из дому нарядная ХаниФа и Фаризат. Конечно, соседки отправились туда же. Иначе чего бы она надела красное атласное платье.

Девушка показалась ему красивее прежнего, и вселилось в него беспокойство: «Не опередил бы меня кто-то другой. Э, пока соберутся Кониевы, ее сосватают... Вот только что подумают обо мне люди? Старший брат не женат, а я поспешил...»

Вспомнил Знаур, что собирался к Бекмурзе, и, застегивая на ходу высокий воротник бешмета, он покинул двор. Соседа он застал за работой: Бекмурза вбивал в землю колья покосившегося плетня.

— Добрый вечер, Бекмурза!

— Здравствуй, Знаур!

— Отдохнул бы...

Бекмурза как будто ждал повода: забросил топор и, присев на корточки у канавы, засучил рукава черкески, стал мыть руки.

— Эх, уйти бы в лес, построить шалаш под деревом и выспаться один раз в жизни,— Бекмурза, не вставая, провел мокрыми руками по ноговицам.

— А мне хочется выпить... Послушай, Бекмурза, пойдем к нам.

И друзья заспорили:

— Ну как я пойду к вам, если мы стоим напротив нашей калитки?

— Но об араке первый вспомнил я! — Бекмурза, ни слова более не говоря, увлек друга за собой...

— Зачем ты говоришь мне это? — сощурив правый глаз, Петр водил кончиками узловатых пальцев по морщинистой щеке и поминутно дергал обвислые усы; он смотрел в задумчивое лицо турка.— Ты же знаешь, что я живу с Иванной тихо и мирно. Никого в гости не зову и сам не хожу... Откуда ты взял, что у меня был кто-то, да еще в поздний час?

В эту минуту, конечно, Петр говорил неправду, сам не зная почему. Все село знало, что полицейские уже навестили его. И все же Петр боялся открыть тайну лаже Рашиду, хотя они были давнишними друзьями. Рашид жил в том же селе, только на турецкой половине, что не мешало ему тайком, под покровом ночи приходить к Петру.