Последний присяжный - Джон Гришэм

Наконец, через три недели, кто-то все же подсунул под дверь нацарапанную от руки записку, в которой говорилось:

«Уважаемый редактор, разделяю Вашу озабоченность судьбой калифорнийских секвой, которые, как известно, не растут у нас в Миссисипи. Если в конгрессе будет затеваться что-нибудь против деревьев хвойных пород, не откажите в любезности дать нам знать».

Записка была анонимной, но Пятно ее все-таки опубликовал, радуясь, что хоть кто-то обратил внимание на его статью. Позднее Бэгги сообщил мне по секрету, что записку сочинил один из его друзей-собутыльников.

Моя редакционная статья начиналась так: «Свободная и независимая пресса — жизненно важный фактор деятельности здорового демократического правительства». Без излишнего многословия и назидательности в последующих четырех абзацах я высказывался о важности деятельной и пытливой прессы не только для страны в целом, но и для каждой маленькой общины и торжественно обещал, что «Таймс» никому не удастся запугать и она никогда не перестанет честно информировать своих читателей о преступлениях, совершающихся в их краях, будь то изнасилования, убийства или коррупция в среде представителей власти.

Статья вышла смелая, дерзкая и, безусловно, блестящая. Горожане были на моей стороне. Получилось нечто вроде «„Таймс“ против Пэджитов и их шерифа». Мы заявляли свою непоколебимую позицию: противостоять всем плохим людям. Я ясно давал понять: какими бы опасными они ни были, я их не боюсь. Мысленно я без конца повторял себе, что обязан быть смелым. Впрочем, у меня и выхода другого не было. Разве могла моя газета обойти молчанием убийство Роды Кассело? И безнаказанно спустить все Дэнни Пэджиту?

У моих сотрудников редакционная статья вызвала восхищение. Маргарет заявила, что гордится своей принадлежностью к «Таймс». Уайли, все еще не оправившийся от ран, носил при себе оружие и надеялся, что ему дадут веский повод пустить его в ход.

— Давай, покажи им чертей, новобранец! — подзадоривал он меня.

Только Бэгги выражал скептицизм.

— Тебе это с рук не сойдет, — предупредил он.

А мисс Калли снова назвала меня мужественным. В следующий четверг обед продолжался всего два часа и проходил в присутствии Исава. Я начал наконец делать записи, касавшиеся их семьи, а в газете — что гораздо важнее — на сей раз обнаружилось всего три ошибки.

* * *

Вскоре после полудня в пятницу я сидел у себя в кабинете один, когда кто-то шумно вломился в редакцию и с грохотом стал подниматься по лестнице. Дверь кабинета распахнулась.

— Привет! — На пороге возникла фигура с засунутыми в карманы руками, которая показалась смутно знакомой, — должно быть, мы встречались где-то здесь, в районе площади. — Есть ли у вас что-нибудь в этом роде, парень? — прогудел мужчина, вынимая из кармана правую руку и, словно связку ключей, швыряя мне через стол блестящий пистолет. Я похолодел. Пистолет, какую-то долю секунды тяжело проскользив по столу, остановился прямо напротив меня — слава Богу, дулом к окну.

Мужчина перегнулся через столешницу, протянул мощную руку и представился:

— Гарри Рекс Уоннер, рад познакомиться.

В первый момент я был слишком потрясен, чтобы двинуться или что-то сказать, но сумел взять себя в руки и позорно слабо ответил на рукопожатие. Мой взгляд не отрывался от пистолета.

— Это «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра, шестизарядный. Чертовски хорошее оружие. У вас есть револьвер?

Я отрицательно покачал головой. От одного названия по спине побежали мурашки.

Гарри Рекс держал в левом углу рта отвратительную черную сигару. Казалось, она висела там с утра, медленно распадаясь, как щепоть жевательного табака. Никакого дыма — сигара не была зажжена. Он уронил свое тяжелое тело в кожаное кресло, словно собирался провести здесь часа два, не меньше.

— Вы — чокнутый сукин сын, вы это знаете? — Он не столько говорил, сколько рычал. Я наконец сообразил: ко мне явился местный адвокат, тот, о котором Бэгги сказал, что он самый зловредный в округе специалист по бракоразводным делам. У Гарри Рекса было мясистое лицо, обрамленное торчащими во все стороны, как солома на ветру, коротко остриженными волосами. Допотопный помятый и засаленный пиджак цвета хаки был, вероятно, призван оповещать весь свет о том, что его хозяину на все плевать.

— И что я должен с ним делать? — поинтересовался я, взглядом указывая на пистолет.

— Прежде всего зарядить, патронов я вам дам, потом сунуть в карман и носить с собой повсюду. А когда кто-нибудь из Пэджитов выскочит на вас из кустов, стрелять прямо между глаз! — Для наглядности он ткнул себя указательным пальцем в переносицу.

— Так он не заряжен?

— Черт, конечно, не заряжен. Вы вообще что-нибудь смыслите в оружии?

— Боюсь, нет.

— Тогда советую подучиться, парень, вы слишком далеко зашли.

— Неужели дела обстоят так серьезно?

— Однажды, лет, наверное, десять назад, я вел бракоразводный процесс. Молодая жена моего клиента повадилась шастать в бордель, чтобы срубить немного деньжат. Парень, моряк, большую часть времени проводил в плавании и понятия не имел, чем она занимается. Но в конце концов все-таки узнал. Бордель принадлежал Пэджитам, один из них положил глаз на юную леди. — Сигара загадочным образом даже во время разговора оставалась на месте, только подпрыгивала в такт движению губ. — Мой клиент, убитый горем, возжаждал крови. И получил ее. Они поймали его как-то ночью и избили до полусмерти.

— Они?

— Не сомневаюсь, что это были Пэджиты или кто-то из их подручных.

— Подручных?

— Ага, на них работает уйма всяких головорезов: погромщиков, поджигателей, угонщиков автомобилей, ликвидаторов…

Он сделал паузу, чтобы слово «ликвидаторов» повисело в воздухе, и с удовольствием наблюдал за тем, как я ежился. Гарри Рекс производил впечатление человека, который может бесконечно рассказывать подобные истории, не слишком заботясь об их достоверности. У него была глумливая улыбка, в глазах плясали черти. Я очень подозревал, что в этом рассказе была большая доля преувеличения.

— И их, разумеется, не поймали, — подсказал я.

— Пэджиты неуловимы.

— А что случилось с вашим клиентом?

— Провел несколько месяцев в больнице. У него оказалась тяжелая мозговая травма. Потом не вылезал из психушек. Семья распалась. В конце концов он переехал на побережье залива, где его выбрали в сенат штата.

Я кивал и улыбался в надежде, что все это враки, но уверенности не было. Не прикасаясь пальцами к сигаре, он каким-то немыслимым способом, цокнув языком и наклонив голову, переместил ее в правый угол рта.

— Вы когда-нибудь ели козлятину? — без перерыва спросил он.

— Что вы сказали?

— Козлятину ели?

— Нет. Я вообще не знал, что она съедобна.

— Сегодня мы жарим козлятину. В первую пятницу каждого месяца я устраиваю «козлиный пикник» у себя на даче, в лесу. Музычка, холодное пиво, всякие забавы, игры… Собирается человек пятьдесят, я сам тщательно отбираю участников — только сливки общества. Никаких докторов, банкиров и всех этих задниц из загородных клубов. Классная компания. Почему бы вам не присоединиться? У меня на берегу пруда есть небольшое стрельбище. Возьмем револьвер, и вы поучитесь обращаться с этой штуковиной.

* * *

Десятиминутная, по словам Гарри Рекса, поездка до его дачи заняла добрых полчаса — это только по асфальтированной дороге. Переехав «третий ручей после бензозаправки Хека», я свернул на щебенку. Некоторое время дорога была вполне приличной, вдоль нее, как свидетельства цивилизации, даже стояли почтовые ящики, но мили через три почтовый тракт кончился, а вместе с ним и щебенка. Увидев «проржавевший насквозь трактор Мэсси Фергюсона без гусениц», я свернул на проселок. Согласно словесной топографической карте Гарри Рекса, это должна была быть «свиная тропа», но, поскольку прежде мне свиных троп видеть не доводилось, уверенности в том, что я еду правильно, не было. Вскоре «свиная тропа» затерялась в густом лесу, и я стал серьезно подумывать о том, чтобы повернуть назад. Мой «спитфайр» не был приспособлен для езды по пересеченной местности. К тому времени когда показалась крыша дачи, прошло сорок пять минут с начала якобы десятиминутного путешествия.

Владения окружал забор из колючей проволоки, в котором имелись металлические ворота. Ворота были открыты, однако мне пришлось остановиться перед ними, поскольку этого потребовал охранявший их молодой человек с ружьем. Интересно, зачем нужна вооруженная охрана на «козлином пикнике»? Парень смотрел на мой «спитфайр», как деревенский житель, никогда не видевший иностранной машины.

— Ваше имя? — спросил он.

— Уилли Трейнор.