Танго в стране карнавала - Кармен Майкл

В упадке тогда была вся Санта-Тереза; фавелы – криминальные трущобы – высыпали, словно прыщи, и расползлись по району, заполняя каждый его незаселенный еще уголок. Присутствие сил полиции здесь свелось к нескольким продажным полицейским, и Санту-Терезу захлестнул поток мелкого хулиганства и более серьезной преступности.

В 1969 году посол США был похищен и взят в заложники группой революционеров-террористов, протестовавших против ограничений гражданских свобод военной диктатурой. К тому времени элита Бразилии перебралась отсюда в Копакабану, туда, где вдоль новой просторной Авенида Атлантика вознеслись белые громадные пентхаусы.

Густаво тоже временами ездил в Копакабану, навещал друзей в их трехэтажных особняках с видом на Атлантический океан. Но, говоря по совести, это было «не его» – уютные усадебки Санта-Терезы больше приходились моему новому другу по душе. Он держал двух ротвейлеров, обожал свой дикий запущенный сад, ежедневно снабжавший нас манго, авокадо и бананами, не говоря уж о всевозможных травках и тех странных медицинских снадобьях, которые он извлекал из них, – а лечиться Густаво любил.

С моим появлением количество обитателей Каса Амарело увеличилось до трех человек во всех пятнадцати комнатах: Густаво, Паулу и я. Мы перемещались по дому, устраивая себе уютные гнездышки или собираясь вместе в том уголке, какой приглянется сегодня. Лично мне больше всего нравилось, подражая Одри Тоту, сидеть, как на насесте, на антикварном резном стуле в утренней столовой и делать записи в дневнике. Паулу, благодарение Богу, жил тремя этажами ниже нас, в цокольном этаже, под сенью дикого сада. Это означало, что, когда он топотал по лестнице, желая совершить на одного из нас нападение, мы это слышали и успевали запереться в своих комнатах.

Актер, по большей части безработный, он как-то плохо переносил тихие моменты жизни и изо всех сил старался веселить, удивлять или выводить из себя окружающих – и тем самым развлекаться самому. Меня он доставал тем, что заставлял петь перед гостями «Привет, транжира!», и отставал, только если я устраивала целое представление, как в кабаре, с плясками вокруг зебрового шезлонга (никогда никакой другой стул не привлекал к себе столько внимания), и под конец сползала по нему на пол. А ведь я никогда не отличалась раскованностью и сейчас не отличаюсь, просто Бразилия и бразильцы умеют, черт возьми, в любой женщине разбудить примадонну! Отчасти дело в том, что им невольно начинаешь подражать. Они танцуют часы напролет, громко хохочут, носят ленты в волосах и заговаривают с незнакомыми в автобусах. И заметьте, речь идет о взрослых. Лишь в таком окружении зажатая до предела англосаксонская девушка, из тех, кто подпирает стенки в дискотеках, способна распевать «Привет, транжира!», одновременно сползая по зебровому шезлонгу. Вторая причина в том, что это и правда весело. Ну да, проклятие, иногда это весело и клево быть отвязной, раскованной и общительной! Ты понимаешь, что совсем скоро расстанешься с этими людьми и больше никогда их не увидишь, так что никто не напомнит тебе, как ты пищала песни неверным прерывающимся голоском, как неуклюже танцевала и ободрала коленки, съезжая на пол, как раздавались неуверенные хлопки смущенных зрителей.

– Бразильцы сумасшедшие, – заявила я Густаво однажды утром, пока Паулу с конским ржанием бегал вокруг дома.

Густаво хмыкнул и налил себе чаю в изящную фарфоровую чашечку.

– Нет, душка, это Рио сумасшедший. А в Рио самые безумные – те, кто живет в Санта-Терезе. В любом другом месте таких упрятали бы под замок.

Для того чтобы купаться и валяться на пляже, сезон был не самый подходящий, да меня и не тянуло в облюбованные туристами Копакабану и Ипанему. Я окопалась на своем холме, ходила вверх и вниз по его девяносто трем каменным лестницам, изредка придумывая предлоги, чтобы спуститься в старый город, но ни разу мне не пришла в голову идея познакомиться поближе со знаменитыми бразильскими пляжами.

Я начала читать книги о Рио-де-Жанейро, гонялась за любой литературой о нем на английском языке и изо всех сил пыталась справиться с этим странным и ставящим меня в тупик португальским языком. Я свела знакомство с женщиной китайско-русско-бразильских кровей по имени Хелен, владелицей захудалого книжного магазинчика в Лапе. В ее лавчонку часто наведывалась компания поэтов, утверждавших, что они – друзья Ника Кейва.[31] Эти ребята открыли для меня мир бразильской литературы и культуры. По вторникам я направлялась туда, чтобы выбрать книгу на неделю: прозаиков Машаду де Ассиза и Клариси Лиспектор,[32] драматурга и сценариста Нелсона Родригеса, серьезную историческую, как «Дрейфующая империя», или пустяшную, как «Король с головы до пят», а также неизменных наблюдателей – своего земляка Питера Робба и сварливого Стивена Беркова.

Я вдруг обнаружила, что в первый раз в жизни с интересом хожу по музеям, заговариваю со стариками на улицах, чтобы послушать их истории, и – не поверите! – приобретаю путеводители, написанные местными жителями. И я чуть было не записалась в библиотеку, но из-за «Забастовки культуры» – выступления служащих учреждений культуры с требованием повысить зарплату – Национальная библиотека оказалась закрытой на целый год. Впервые за долгие десять лет разъездов я почувствовала, что открываю для себя нечто абсолютно новое – как если бы я забралась в глубь заброшенной библиотеки в безлюдном доме, сдула пыль с пожелтевших страниц фолианта, обнаружила на них волшебные заклинания и вот-вот сделаю какое-то необыкновенное, потрясающее открытие.

Это была не жизнь, а сказка.

– Бог ты мой, Кармен, – прошептала моя лондонская подруга, проездом оказавшаяся в Рио и увидевшая, в какой роскоши я купаюсь, – ты ведь не разыгрываешь передо мной «Талантливого мистера Рипли»,[33] скажи честно?

Я понимала, что у нее есть все основания для таких подозрений: каждый вечер я или отправлялась на светский прием, или летела на вечеринку, где гуляла до утра, потом спала до полудня, пила кофе, лежа на кровати китайской принцессы, а потом бегала по художественным выставкам и авангардистским поэтическим вечерам – а потом все повторялось. В то время я, пожалуй, могла убить любого, кто встал бы между мной и моей обожаемой кроватью принцессы. Я забыла, что собиралась ехать в Сальвадор, – я была как в тумане: богема голубых кровей затмила все. Родственники бомбардировали меня письмами по электронной почте, все пытались узнать, когда же я вернусь. Я искусно избегала прямого ответа на их вопросы, отвечая в телеграфном стиле: «Денег нет. Пришлите, пожалуйста. Люблю, Кармен».