Интуиция (сборник) - Михаил Борисов

– Благодарю. Не думаю, что я чем-то могу помочь экипажу, – капитан развёл руками. – Но мне кажется, что вон тот юный джентльмен (он подмигнул мальчишке с соседнего ряда, который жадно прислушивался к разговору) был бы очень раз возможности посмотреть, чем занимаются в космосе мужчины. Пилот кивнул.

– Как скажете, сэр. В любом случае кабина для вас всегда открыта. Ну что, молодой человек, – он повернулся к мальчишке. – Хотите увидеть работу экипажа челнока?

Мальчишка покраснел до ушей, вскочил с места и покосился на мать, сидевшую рядом. Женщина благодарно улыбнулась пилоту.

– Если он будет мешать, только скажите.

– Я не буду мешать! – Мальчишка надулся. – Я же всё понимаю… Куда следовать, сэр?

– За мной в кильватере. – Второй пилот ещё раз оглянулся на капитана, кивнул и направился в кабину. Мальчишка важно проследовал за ним, возле створки обернулся и показал капитану язык.

Всю дорогу до Земли капитан словно дремал с открытыми глазами. Старушка показывала ему что-то в иллюминаторе, он согласно кивал, думая о своём, и пришёл в себя только тогда, когда вышел из челнока на горячие плиты лётного поля. Налетевший утренний ветер надул пузырём рубашку, пробежался по коротким волосам.

Капитан остановился на секунду. В космосе не бывает ветра. Кондиционированный воздух ровным потоком поступает из систем вентиляции, а любое дуновение расценивается как признак утечки. Он попытался вспомнить, как ощущался ветер в детстве – и не смог вспомнить. В детстве голова занята совсем другими, гораздо более важными вещами, чем какой-то ветер.

Он неловко улыбнулся, дегустируя запахи зелёной планеты. Мальчишка, который провёл рейс в кабине экипажа, помахал ему рукой. Капитан кивнул в ответ и зашагал к зданию порта.

В Женеву он прибыл в половине девятого. Гостиница после военного корабля казалась чересчур просторной, а потому полупустой. Капитан побродил по номеру, открыл настежь все окна и отправился в ванную. Форму сложил в прачечный автомат, начисто выбрился и отправил несколько запросов через гостиничный информатор.

Семьи у капитана не было. Вернее, не было семьи в понимании большинства людей, но одиноким он себя никогда не чувствовал. Младший брат занимался океанологией Южного полушария, кочуя с женой и двумя детьми с одного побережья на другое. Они с капитаном редко обменивались сообщениями – по укоренившейся привычке считая, что отсутствие плохих новостей само по себе хорошая новость. Ему хотелось увидеться с братом – после того, как закончит с делами.

Без семи минут десять по местному капитан, привычно откозыряв флагу, взбежал по ступеням Адмиралтейства в Женеве. Пришлось вспоминать, как правильно пользоваться пропуском – слишком давно он здесь не был. Десантники возле турникета уже начали ехидно улыбаться, глядя на бестолкового флотского. В приёмную командующего он вошёл, не докладываясь, без двух минут десять.

Приёмная была полна – на десять ровно было назначено еженедельное оперативное совещание. Среди флотских мундиров виднелись тёмно-зелёные кители офицеров планетарных войск. Большинство, конечно, уже знало о случившемся. Разговоры стихали, головы начали поворачиваться в его сторону. Кто-то – капитан не разглядел, кто – сделал шаг ему навстречу, кто-то поднял руку в приветствии. Капитан только кивнул – сейчас ему было не до того. Среди прочих он увидел Саровски и поправил курс на два румба влево. Не сбавляя шага, миновал группу офицеров, которые расступились перед ним, как перед ледоколом, подошёл и молча дал контр-адмиралу в морду. Саровски потерял равновесие, повалился набок, пытаясь ухватиться за локоть стоящего ближе других – но офицер брезгливо повёл плечом, убирая руку, и контр-адмирал рухнул на журнальный столик, подняв кучу пластиковых брызг. В наступившей тишине капитан подошёл к двери командующего.

Адъютант мгновенно решил, что лучше потом получить нагоняй от начальства, чем прямо сейчас попасть под горячую руку командира Второй эскадры, и распахнул дверь.

Капитан отдал честь на пороге и направился прямо к столу. Дилинджер стоял у окна в дальнем углу кабинета, заложив руки за спину. Когда открылась дверь, он только повернулся, не меняя позы, и теперь молча смотрел, как капитан выкладывает на полированную поверхность стола всё, что привёз с собой. Казалось, командующего ничуть не удивило присутствие капитана, который в данный момент должен был находиться очень далеко отсюда.

Привезённого было немного. Капитан выкладывал на стол кристаллы, и каждый из них касался столешницы со стуком, отдающемся по помещению, как тиканье старинных механических часов. Первым был кристалл с записью боя из архива «Независимого». Вторым – кристалл с копией отчёта систем обороны базы «Флокс». Третьим – дубликат рапорта об отставке.

Капитан сделал шаг назад, козырнул, повернулся через левое плечо и вышел из кабинета. Командующий не шевельнулся. Только когда капитан выходил, Дилинджер вздохнул ему вслед – впрочем, капитан этого уже не слышал.

В приёмной было очень тихо. Боковым зрением капитан увидел Саровски, уже поднявшегося из развалин столика и зажимающего разбитый нос, и с трудом подавил желание повторить манёвр. Никто не препятствовал капитану, и он проследовал к выходу мимо офицеров, расступившихся перед ним.

В гостинице он долго мыл руки.

Оставались ещё и другие дела, которые капитан считал первостепенными.

Аэротакси он отпустил в пригороде Ванкувера. Ещё по дороге начал накрапывать дождь, и капитан задумчиво смотрел вперёд сквозь стекло, по которому растекались капли. Такси шло прямо под нижней кромкой облачности.

Город подружился с лесом, превратив беспорядочные заросли в аллеи. Домов на улочке было достаточно, но капитан, не колеблясь, направился ко второму по правой стороне. Шеппард как-то рассказал ему, как здорово жить в старом доме – конечно, не так комфортабельно, как в современном, но зато удивительно приятно. Дом выглядел приземистым по сравнению с соседями, взметнувшими вверх разноцветные башенки. Зато, похоже, он был обшит настоящим деревом; из трубы поднимался еле заметный дымок – видимо, топили старомодный камин: капитан где-то читал о том, как это делается.

Налетел резкий порыв ветра, с шуршанием понёс по улице опавшую листву. Капитан подошёл к двери, снял фуражку и понял, что совсем забыл, каким бывает дождь на планете. Холодные капли скатывались по коротко остриженным волосам, липли к коже, словно пытаясь согреться, и растекались по мокрому воротнику форменной рубашки.

Он немного помедлил, прежде чем нажать кнопку вызова. Поднял голову, подставляя лицо дождю. Осень пришла в северное полушарие, пришла неотвратимо, и эта холодная неотвратимость подтолкнула капитана. На вызов никто не отозвался, он переступил с ноги на ногу и нажал кнопку ещё раз. Дверь открылась странно – не ушла в стену, как это обычно бывает, а распахнулась вбок, словно была закреплена на шарнирах с одной стороны. В дверном проёме стояла совсем молоденькая темноволосая женщина, больше похожая на подростка. Она смотрела на капитана снизу вверх, смотрела с вызовом – совсем не так, как ожидают добрых новостей. Капитан колебался – жену Шеппарда он не знал в лицо и никогда не видел на стереографиях. Но натолкнувшись на взгляд, полный безмолвной решимости, понял, что это она, и что ей, конечно, всё уже известно: он был явно не первым военным, приносящим плохие вести. Он сказал, глядя прямо в покрасневшие глаза:

– Здравствуйте, миссис Шеппард. Я – тот, кто убил Стивена.

* * *

У капитана было записано сто шестьдесят восемь адресов, и он побывал везде. Принимали его по-разному. В четырёх местах с ним отказались разговаривать, просто не впустили в дом – и он уходил, оставляя данные, по которым с ним можно связаться. Иногда его осыпали проклятиями, и он терпеливо сносил их. Чаще встречали отстранённо и холодно, но понемногу разговор завязывался, и капитану приходилось рассказывать и разглядывать семейные стереографии – так, словно он был не убийцей, а просто сослуживцем в отпуске. Понемногу капитан понял, что Земля с самого начала не очень-то верила, что кто-то из них вернётся; провожая, прощались почти навсегда. Отчасти это было правдой – отпускники и отставники, возвращавшиеся домой, иначе двигались, иначе говорили и иначе думали. Но там, в космосе, они постоянно чувствовали ниточку, связывающую их с Землёй – а вот Земля отпускала эту ниточку сразу, едва челнок отрывался от плит космодрома. Так ребёнок, заигравшись, случайно отпускает в небо воздушный шарик – и с горьким изумлением смотрит вдогонку, понимая, что вернуть уже ничего нельзя.

Трудно пришлось в одном мексиканском городке, где полуслепая, выжившая из ума старуха приняла его за собственного сына, наконец-то вернувшегося домой. Она не хотела слушать ничего из того, что он говорил, только ощупывала его лицо дрожащими сухими ладонями. Ему пришлось прожить там сутки, пока не приехал брат убитого им старшины.