Чудовище во мне - Марго Эрванд

эту очевидную несуразность, рукопожатие у него твердое и быстрое.

– Наслышан, – отвечает Нортон неожиданно низким и глубоким баритоном, после чего снова садится на свое место. – Если я правильно понял, вас заинтересовало дело Пола Морриса. Это довольно неожиданно, учитывая тот факт, что я собираюсь его закрывать. Считаете, тороплюсь?

Еще один сюрприз, к которому я оказалась не готова. Если бы мне пришлось составлять психологический портрет Нортона Клаттерстоуна, опираясь на его внешность и мимику, я бы охарактеризовала его как неуверенного человека, предпочитающего сидеть в стороне и отмалчиваться в беседе, предлагая другим высказаться первыми. А потому, едва взглянув на него, я решила, что легко смогу взять инициативу в этой встрече на себя.

Ошиблась. Снова. И в который уже раз за последнее время?

Мы с Кевином тоже садимся за стол. Он на свое место, напротив Нортона, а я в торец стола, оказываясь в самом центре. Снова оценивающе смотрю на него, пытаясь понять, доводилось ли нам встречаться прежде. Фраза «наслышан» в его устах звучала отнюдь не как комплимент.

– Я так не говорил! – заполняет неловкую паузу Кевин. – Я сказал, что у Джен есть некоторые соображения, которые могут быть тебе полезными. Прекрати эти свои идиотские шуточки.

– Какие могут быть шутки? На кону моя репутация, поэтому для меня это уже дело чести, – ровным голосом басит Нортон, после чего снова упирается в меня своими маленькими зелеными глазами. – Ну так что вы думаете, я ошибаюсь, считая это дело несчастным случаем?

– Не знаю, – честно признаюсь я. – А вы думаете, ошибаетесь?

Улыбка Нортона становится шире, чем в момент нашего знакомства. Я вижу ровные ряды маленьких белоснежных зубов, а в следующий миг – напряженную тишину, внезапно нависшую над нашим столиком, разрезает его глубокий отрывистый смех. Звучит он фальшиво.

– Я думаю, что вы зря тратите мое и свое время, а еще понапрасну пудрите голову моему другу.

– Норт, кончай кошмарить! Я же сказал, она друг. Мы просто хотим поговорить, – раздраженно встревает Кевин.

Нортон бросает на него косой взгляд, продолжая удерживать меня в поле своего зрения. Мне не впервой сталкиваться с таким непринятием со стороны детективов. Когда меня представили парням из десятого участка, Кевин был чуть ли не единственным, кто не смотрел на меня с пренебрежением. Хотя, вероятно, виной тому было отнюдь не уважение к моей профессии, а скорее интерес ко мне как к девушке. Но это я поняла несколько позже. В отношении же Нортона Клаттерстоуна нет никаких сомнений: в моем лице он видит если не врага, то как минимум соперника. И он это сразу дал мне понять: на кону его репутация, ведь это его дело.

– Да я и не пытался! – хмыкает Нортон. – Не узнаешь меня, да? А вот я не забуду то, как ты завалила нам все дело в 2014 году.

Я напрягаюсь. Взгляд туманится, в ушах шум, и отдаленным едва различимым эхом я слышу колкие ремарки Нортона: «Мы могли его поймать до того, как он ее убьет», «Мы могли ее спасти», «Он с самого начала был в узком круге подозреваемых, но он не подходил под твой чертов профиль убийцы!»

Мне трудно дышать. Я закрываю глаза. Я знаю: все, что он говорит, правда. И в смерти той девушки виновата я и только я. Это было мое первое и последнее дело, над котором я работала не как стажер ФБР, а как полноправный участник расследования. К тому моменту, как я подключилась к этому делу, серийный убийца по прозвищу Профессор успел похитить и убить по меньшей мере трех студенток Колумбийского университета. Мне было, с чем работать, и я легко составила портрет убийцы, а также выделила общие черты жертв. Именно эти данные помогли спасти его потенциальную жертву номер пять. Но случилось 25 октября, и я сорвалась. Я полетела в пропасть. Во мрак. И утащила за собой все, что только могла: людей, которых любила, привычки и образ жизни и, разумеется, работу. Одри Зейн умерла по моей вине. Она в итоге и стала пятой и последней жертвой Профессора. Если бы не я, его могли поймать раньше. Если бы не я, Одри осталась бы в живых. И я всегда буду это помнить. Я всегда буду испытывать это раздирающее чувство вины.

– …ты ради этого сюда пришел?.. какого хрена? – долетают до меня обрывки гневных реплик. Я открываю глаза и вижу только почерневшее от злости лицо Кевина. Пять лет назад он тоже был на моей стороне – и это чуть не стоило ему карьеры.

– Да, вы правы, – выдыхаю я, заставляя Кевина остановиться на полуслове. – Что бы я сейчас ни сказала в свое оправдание, это уже никак не изменит того, что произошло. Я ошиблась, и этот промах стоил Одри Зейн жизни.

Я поворачиваюсь к Нортону и смотрю ему прямо в глаза. Взгляд его стал еще более острым и колючим.

– Как легко! Промах, и все, а на кону вообще-то была человеческая жизнь!

– Норт, прекрати, или я не посмотрю на то, что мы друзья, – шипит Кевин. – Не трогай ее, иначе будешь иметь дело со мной!

Нортон откидывается на спинку своего стула. Опускает голову и тихо хихикает. Я не свожу с него глаз, подмечая, как напряжено его тело, как проступают вены на шее. Он не смеется, а насмехается.

– Хорошо, я весь внимание. Что у вас есть? – спрашивает он, глядя на меня исподлобья.

Он смотрит с вызовом, но на этот раз ему меня уже не смутить. Я готова дать ему отпор.

– Я считаю, что смерть Пола Морриса – хорошо спланированное и блестяще исполненное убийство.

– То есть, по-вашему, собака может тщательно планировать, а потом блестяще исполнять свое нападение? Пусть будет так, – щелкает языком Нортон, складывая руки на груди. – Это все?

Его высокомерие выводит меня из себя. Мысли путаются, я нервничаю.

– А у вас не было мысли, что собака – это просто орудие? Вы же опытный детектив, что если собаку кто-то просто натаскал? Или же ее вовсе подменили? Что если у вас в клетке сидит не Рокки, а какой-то другой пес?

– Нет и не было никакого другого пса. Пес всегда был один, и он у нас. И это, без сомнения, тот самый Рокки. Мы не идиоты. Была проведена экспертиза!

К нашему столику подходит официантка и ставит перед Нортоном заказанный им ранее двойной эспрессо.

– Кев, и вот ради этого цирка ты меня сюда позвал? Мне что, по-твоему, в выходной день заняться нечем?

– Просто послушай.

– Я и так сделал тебе большое одолжение, согласившись прийти сюда, но слушать весь этот бред?..

– Потеря родителей в возрасте пяти лет не может пройти бесследно, как и два последующих года скитаний от одной приемной семьи к другой, – я начинаю раскладывать перед ним портрет Пола Морриса. – Это травмы, которые могут привести к самым разным последствиям и поведенческим сценариям. В нашем случае они привели к тому, что Пол вырос замкнутым и недоверчивым человеком, привыкшим хранить свои личные привязанности и переживания глубоко внутри. Поэтому в прессе нет ни одного упоминания о его личной жизни, а между тем у него была девушка.

Нортон презрительно хмыкает, щелкая языком.

– Смешно!

– Я еще не закончила, – сухо отвечаю я, не реагируя на издевательские интонации в его голосе. – Очевидно, что Пол Моррис не нуждался в деньгах, ведь на его счетах, я уверена, шестизначные, а может, даже семизначные суммы. Однако, несмотря на это, свободных или, точнее сказать, неподконтрольных средств к существованию у него не было. Совсем не было.

Самодовольная улыбка на лице Нортона начинает меркнуть. Брови хмурятся, супится взгляд.

– Все его деньги находились и, полагаю, находятся до сих пор под контролем Коллина Морриса. И возможно, именно это обстоятельство подтолкнуло Пола стать контрабандистом.

– С таким же успехом вы можете предположить, что он был игроком, наркоманом, а может быть, сутенером? Почему нет? Вы же так