Запрет на любовь (СИ) - Антонова Римма

Директор школы зашла в кабинет и посмотрела на учеников, которые занимались не понятно чем, и не обратили сразу внимания на неё.

— Лара Сергеевна, — обратилась она, но я не сразу среагировала на неё. — Лара Сергеевна! — громче произнесла Ирина Степановна, но я продолжала пялиться в окно, ничего не замечая вокруг. — Лара Сергеевна! — перешла на крик директриса.

Я вздрогнула и повернула голову к двери. Заметила женщину сразу, но среагировать правильно не смогла. Поэтому виновато соскочила с места.

— Здравствуйте, Ирина Степановна.

— Лара Сергеевна, зайдите ко мне в кабинет. Прямо сейчас! — сказала женщина и вышла из класса.

— Ребята, постарайтесь потише себя вести. Я скоро вернусь.

Под встревоженный взгляды восьмиклассников я вышла из кабинета, и быстрым шагом направилась к кабинету директора. Возле двери, тяжело вздохнула, постучалась и вошла внутрь.

— Простите, что не заметила вас.

— Ничего страшного, — холодно сказала она, поджав губы в тонкую натянутую линию. — Присаживайся, — указала на стул, возле рабочего стола. Я подчинилась. Ирина Степановна поправила серый пиджак, который неуклюже сидел на белой водолазке, но идеально сочетался с брюками того же цвета. Она села на высокий стул и пододвинулась к столу, положив руки на него, посмотрела строго на меня:

— Расскажешь, что происходит с тобой?

— О чём это вы? — неловко склонив голову на бок, переспросила её.

— Ну начнем сначала с твоего лица? Что случилось?

— Долго рассказывать и неприятно, — замялась я, выпрямившись, как струна на гитаре, натянутая до предела.

— Слухи пойдут?

— Нет.

— Хорошо. Второй вопрос. Почему ученики занимаются чем угодно, но только не историей?

— Простите, я неважно себя чувствую, — потупила взгляд под стол тихо произнесла.

— Почему не пришла и не сказала об этом? — смягчила тон Ирина Степановна. — Почему ко мне подошла Светлана и сказала, что ты не в себе и нужно дать передышку?

— Простите, — пикнула в ответ.

— Расскажи мне по-честному, что случилось? Все три года ты прибывала в депрессии, но работу выполняла идеально. Я даже сказала бы, спасалась работой. Вчера была памятная дата и я тебя отпустила на весь день без лишних слов. Сегодня ты пришла в неподобающем для учителя виде, и в таком безумном состоянии, что и не знаю, что и думать. Ты видела себя со стороны?! Глаза ошалелые, движения нервные, ничего не слышишь. Одно радует, не ревешь!

— Я сегодня и правда не в лучшей форме. Простите за беспокойство. Мне нужно идти, — я привстала со стула.

— Сиди! — шикнула Ирина Степановна и я села обратно, вопросительно посмотрев на неё. — Я с тобой сейчас разговариваю ни как с подчинённой, а как с человеком за которого беспокоюсь и волнуюсь. Пойми меня, я видела вас с пелёнок. Вы взрослели на моих глазах. Ваши родители были моими друзьями. Скажи мне в чем дело?! Ты же знаешь, что мне довериться можно.

— Ирина Степановна, — чуть ли не взвыла я. — Ну зачем вы терзаете душу. Я и так ничего понять не могу. После сегодняшней ночи у меня появилась мысль вообще в больничку сбегать, только боюсь, что упрячут в психушку.

— Эй, ты чего это говоришь такое? Какая психушка? Что вообще с тобой приключилось? — взволнованно затараторила директриса, подавшись всем корпусом вперед, — давай, выкладывай всё. Знаешь ведь, всё что сказано в стенах этого кабинета, здесь и остаётся.

— А будь что будет, — отмахнулась я и нервно откинулась на спинку стула. — Если что навещать хоть в палате станете? — ехидно ухмыльнулась я.

— Ну не тяни кота за хвост!

— Я видела Лёшу.

— Как видела?! — непонимающе захлопала ресницами Ирина Степановна.

— А вот так. Видела и всё. Вживую!

— Где?

— У меня в квартире.

— А ты не бредишь часом?! — насторожилась директриса.

— А я не знаю, — нервно пожала плечами, гоготнув. — Просто видела, как вас сейчас. Даже коснулась. Да чего греха таить не коснулась, а повесилась на нём. И знаете, теплый и живой. Не очень-то и похож на человека, который умер три года тому назад.

— Абсурд какой-то, — выпалила женщина.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— А я и говорю, что усомнитесь в моём психическом здоровье, — умиротворенно отозвалась я. — Можно было бы списать, что мне привиделось всё это. Но из квартиры исчезли дневники и его фотография.

— Странно всё это, — протянула Ирина Степановна, но не сводила серьёзного взгляда с меня. — Значит, ты утверждаешь, что Алексей жив.

— Не утверждаю, а говорю.

— Но мы же были на похоронах и все всё видели.

— Не всё. Гроб был закрыт, — ответила я, посмотрев на стену. И внезапно меня осенило. — Думаю, это было подстроено специально. И выстрел, и похороны, и то почему он сейчас скрывается от всех нас.

— Хорошо, допустим это всё подстроено, но зачем тогда он появился в твоей квартире?

— Иначе меня бы изнасиловал Олег, — спокойно отозвалась я и с вызовом посмотрела на Ирину Степановна, — Ну что сейчас для меня скорую вызовите или позже?

— Да, расслабься, — она взяла ручку со стола и начала вертеть в руках, глядя на маленький металлический предмет. — Я тебе верю, хотя и боюсь признать это. Понимаешь. Много лет назад я появилась в городе вместе со своим мужем. Он делал большие успехи на военном поприще, поэтому сразу же согласилась на этот переезд. Ну ты сама знаешь. Я, вроде, говорила об этом. Только, когда началась в Мрачном череда смертей, подобной той самой, что и унесла жизнь твоих родителей и родителей Алексея. Он пропал. Начальство заявило, что моего мужа загрыз зверь и тело сильно обезображено. Хоронили в закрытом гробу. Но через пять лет я увидела его в соседней деревушке. Ну как в соседней. В семидесяти километрах отсюда. Ну в Юрьевке. Но подойти не осмелилась.

— Почему? — напряженно спросила я.

— Ну, а как ты это себе представляешь?! Подошла бы и сказала: здравствуй, дорогой! Нелепо. А если просто обозналась, ещё и стыдно стало бы. Да и похоронила же. А если это действительно был он, а за него выдали другого, то не просто так. Значит сам захотел уйти от меня. Детей раз бог не дал. Чего душу терзать, когда можно просто разделить свои жизни. Узнать о предательстве было не по себе. Поэтому для меня было проще смириться с утратой.

— А как же правда?

— А зачем её знать, когда она может оказаться совсем неприятной.

— Может быть, вы и правы. Только я совсем запуталась, — глухо отозвалась я. — Запуталась и не понимаю, где реальность, а где фантазия. За эти три года я то и делала, что жила в иллюзиях и в дневниках Маркова. Замкнулась в этой петле и даже не хотела её покидать. Понимаете, в тот день перед трагедией я вернулась домой и согласилась на полноценные отношения. А итог сами знаете. Я ведь и подумать не могла, что так привязалась к нему. После этого он мне снился каждую ночь. Я не смогла отпустить его. Не знаю, эгоизм это или влюблённость. Но мне ужасно хотелось увидеть его вновь и просто поговорить.

Женщина внимательно выслушала меня, вздохнула тяжело и посмотрела на меня. Стало неловко. Ведь и правда, сижу здесь у директора и несу психиатрический бред.

— Расскажу тебе одну легенду Мрачного, — сказала мрачно она, — может, это и действительно существует.

— Что существует?

— Специальный отдел. Охотящиеся на нечисть. Точно не знаю. Слышала от Ольги, матери Маркова. Военные отрекаются от обычной жизни. Разрывают отношения с родными, умирают, а воскресают иными. С особыми способностями, коими не обладает обычный человек. Но им приходится забыть о земных чувствах и посвятить себя охоте на монстров, которые живут среди нас и при первой же возможности пожирают нас.

— Никогда не слышала о такой, — отрицательно покачала головой.

— Твои родители военными и не были. Поэтому и не слышала.

— И как узнать правда это или нет?

Пожав плечами, Ирина Степановна ответила:

— В библиотеке есть секретный отдел на втором этаже. В левом углу. Его не сразу заметишь. В темноте находится. Библиотекарям входить туда строго запрещено. Да и литература стоит там слишком древняя. Посетители обычно не доходят до туда. Я дошла, но не осмелилась зайти. Потому, что все, кто туда заходил, пропали без вести.