Рассказы новых и древних дорог: Книга об Узбекистане - Аскад Мухтар

алебастра — застывал, покрывая колонну, стены или потолок. И на этой чистой, гладкой поверхности постепенно под руками мастера выступали древние орнаменты, тонкие узоры, целые букеты цветов.

— Мы можем даже представить, — подкрутив усы, сказал мастер, — каким был Самарканд две тысячи триста лет назад…

— А почему именно две тысячи триста? — поинтересовался юный историк.

— Александр Македонский еще в то время восхищался городом.

Мастер, взглянув на сверкающие, лазурные плитки, наморщил лоб, вспоминая слова знаменитого полководца.

— Вот что он сказал: «Все, что я слышал о красотах Самарканда, — все правда, за исключением того, что он более прекрасен, чем я мог представить себе…»

Усман тотчас, прямо на ходу, записал эти слова себе в блокнот.

Они подошли к мавзолею Гур-и-Эмир. Здесь стояла толпа пестро одетых людей. Они все с ожесточением щелкали фотоаппаратами.

— Иностранные туристы, — пояснил мастер.

Молодой парень — переводчик — с отчаянием смотрел на разбредшихся туристов. Порой он пробовал кричать то на русском, то на английском языке:

— Мы опаздываем!..

При этом парень выразительно стучал пальцем по наручным часам.

Но бедного экскурсовода никто не слушал.

«Тимур! Тимур!» — восклицали туристы.

Эти люди, многие из них солидного, а то и почтенного возраста, сейчас очень походили на буйную ватагу мальчишек во время большой перемены.

Переводчик подбежал к автобусу. Раздалось несколько резких длинных сигналов. И только тогда туристы ринулись к своей машине.

У мавзолея сразу стало тихо.

Тимур строил мавзолей как усыпальницу для внука и наследника престола Мухамме́д-Султа́на, умершего в 1403 году. Великий владыка не знал, что через два года и он сам займет место в мавзолее. Позже, через двадцать лет, другой внук Тимура — Улугбек — привезет темно-зеленый нефрит, из которого сделает надгробие для могилы знаменитого деда. Потом похоронят здесь и Улугбека.

Мавзолей станет могилой эмира — Гур-и-Эмир. Сюда в течение веков будут приезжать и приходить люди. Ведь здесь живет искусство знаменитых мастеров!

Тончайшая резьба по камню и дереву, лазурный купол, который в утренние часы сливается с безоблачным небом, — все это заставляет человека остановиться, замереть, разглядывая необыкновенное произведение древнего зодчества.

Мечеть Биби-ханум строилась, как свидетельствуют историки, быстро. Она не сохранилась полностью до наших дней. Купол мечети когда-то был огромным и красивым. Небосвод считался его повторением. Бирюзовым каменным «небом» любовалась жена старшего Тимура — красавица Биби-ханум. Но время сделало свое дело: от прекрасного сооружения остались только камни да легенды. Наверное, легенды и были подсказаны камнями.

Ученые люди заставляют камни говорить. И каждый рассказ интересен.

Площадь Региста́н. Давным-давно она называлась Аркиста́н — Дворцовая площадь. Здесь все еще красуются друг против друга два медресе — Улугбека и Шердо́р.

В медресе великого астронома Улугбека учился узбекский поэт Алишер Навои. Кроме науки, юноша страстно увлекался поэзией.

— Какой сложный и удивительный язык!.. — говорил Алишер Навои.

Стихи известных поэтов того времени действительно были понятны только немногим.

О другой литературе мечтал Алишер Навои. Выступая в поэтических состязаниях, он покорял слушателей совершенно новыми, яркими стихами. Они были просты, понятны… Их нельзя было слушать равнодушно.

Слава об Алишере Навои и его стихах пошла далеко за пределы родной земли.

Его короткие лирические стихи — газели, затем большие поэмы — диваны стали появляться в различных восточных странах, а поэму «Семь планет» уже в начале XVI века читали в Италии.

За свою жизнь Алишер Навои написал сотни газелей, создал «Хамсэ» («Пятерицу»), огромную книгу из пяти поэм: «Смятение праведных», «Лейли и Меджнун», «Фархад и Ширин», «Семь планет», «Вал Искандера».

До сих пор эти книги любят и читают во многих странах…

Многое повидали камни Регистана. Потом на этой площади стали шуметь огромные базары. Каких только товаров тут не бывало! Постепенно площадь окружали мелкие лавки, приземистые кибитки, чайханы, караван-сараи.

Площадь Регистан стала центром торговли.

Такой ее и увидел русский художник Верещагин, который неоднократно бывал в Средней Азии. Такой она и осталась на его картинах и, пожалуй, в истории.

А после революции, в феврале двадцать пятого года, на этой площади Самарканд был провозглашен столицей Советского Узбекистана. Здесь выступал Михаил Иванович Калинин.

Мастер заметил, что юный историк изрядно утомился (и не мудрено: столько впечатлений сразу).

— Ну, за один день всего не осмотришь, — сказал он. — Сейчас пойдем отдыхать, а завтра продолжим. Начнем с Шах-и-Зинда.

Шах-и-Зинда — ансамбль мавзолеев. Они жмутся друг к другу, разные по архитектуре, величине и красоте. И в разное время построены.

Один из них называется Шах-и-Зинда — «Живой царь». Здесь покоится Кусса́м, который якобы продолжает жить и на том свете.

— Вот надпись, — указывая на арабскую вязь, сказал старый мастер, когда они на другой день пришли сюда. — «Тех, которые убиты на пути аллаха, не считайте мертвыми: нет, они живы».

— И люди верили? — поинтересовался Усман.

— Верили… А его, этого Куссама, возможно, и вообще-то не было никогда на свете, — неожиданно заключил старик. — Зато дело мастеров, — кивнул он на мавзолей, — живет более десяти веков!

Изразцовые плитки — синие, голубые, белые — украшали ярусы мавзолея. Казалось, эти плитки только что вышли из-под руки мастера и яркой, живой краской опровергали все утверждения историков о времени своего появления.

Если проехать от древнего городища еще дальше, можно побывать в обсерватории Улугбека.

Более пяти веков лежали руины этого огромного сооружения под землей, схороненные под пеплом междоусобных боев тимуридов.

Только несколько десятилетий назад русский ученый Р. В. Вяткин обнаружил его под зарослями виноградников.

В свое время великий астроном Востока — Улугбек открыл и описал тысячу звезд. Еще тогда он определил продолжительность звездного года.

Но корона шаха и мудрость ученого не могли совместиться. Крупнейшего астронома мира зверски убили мракобесы.

Из тишины, из далеких веков, из Самарканда Навои и Улугбека, Усман возвращался в нынешний Самарканд молча, полный впечатлений и раздумий. Молчал и Кадыр-ата, и старый мастер.

Каждый думал о чем-то своем.

Потом Усман вспомнил, как описывается Самарканд в старом путеводителе.

Русская часть города была с широкими мощеными улицами, обсаженными богатой растительностью. Она отделялась от другой, где жило коренное население, как границей, красивым Абрамовским бульваром, названным в честь бывшего военного губернатора.

Было в городе несколько гостиниц с громкими названиями — Французские, Петербургские, Московские и прочие «номера»…

Но перед глазами Усмана сейчас стоял совершенно другой, новый город!

По центральной улице, названной именем Ленина, движется поток молодежи. Шумный, бесконечный… Здесь недалеко, за бульваром имени Максима Горького, находятся университет, медицинский, сельскохозяйственный, кооперативный, педагогический институты. Есть в городе и техникумы. Их более десяти.

Тысячи юношей и девушек работают на заводах, выпускают киноаппаратуру, запасные части к