История Клуба-81 - Борис Иванов

Действия Адамацкого возымели результат – отдел кадров поручил составить характеристику руководителю участка И. П. Шкирко, который уважал Долинина за скромность и добросовестность. В итоге в деле нашего коллеги появилась положительная характеристика, которая по прейскуранту советского суда могла смягчить жесткость приговора.

Из записей И. Адамацкого:

26 ноября 1982 года, 16 часов

Приемная УКГБ. Присутствуют: хозяева – Коршунов и Соловьев, гости – Адамацкий, Новиков, Иванов, Драгомощенко, Коровин.

Для начала я зачитываю цитату:

Ю. А. Андропов (на Пленуме ЦК 22 ноября 1982 г.): «Во всех областях экономического и социального прогресса поставлены крупные и в значительной мере новые задачи», «необходимо дальнейшее развитие социалистической демократии в самом широком ее смысле, то есть все более активное участие трудящихся масс в управлении государственными и общественными делами». Помимо клубных проблем, в первую очередь разговор о Долинине. Мы снова повторяем те же доводы, что и прежде: арест и осуждение Долинина – ошибочный шаг в неверном направлении.

Наши собеседники оказывались в двусмысленном положении, когда слышали от своих оппонентов директивные указания своего вождя о «дальнейшем развитии социалистической демократии».

Каждую неделю Адамацкий продолжал звонить Коршунову с одним и тем же вопросом: «Павел Николаевич, когда Долинин выйдет на свободу?» Коршунов вначале не исключал такой поворот событий: «Лично меня это бы устроило». Но вскоре стал говорить, что следствие, скорее всего, затянется. А это значило, что в руках следствия стал накапливаться новый обвинительный материал и психологическое давление на подследственных усилилось.

Из записей Адамацкого:

Коршунов считает, что Долинин ведет себя легкомысленно, говорит больше, чем требуется, а следователь – человек, он должен записывать все.

Наконец дело дошло до связей Долинина с членами клуба.

В. Соловьев позвонил Адамацкому и сказал: «Следствие хотело бы вызвать на допрос ряд членов клуба, но мы убедили следователя ограничиться беседой с вами и Ивановым, привести вас поручили мне. Мы хотим избежать неадекватной реакции ваших товарищей по клубу и еще раз подтверждаем: Долинин проходит по делу, к клубу никакого отношения не имеющего». Из рук Соловьева Адамацкий получил повестку. Через несколько дней Адамацкий ответил на вопросы, заготовленные следствием, ответы были запротоколированы и подшиты к делу Долинина. Относительно меня Соловьев сказал: «Иванов проходит по протоколам допроса Долинина. Пусть мне позвонит. Иначе трудно будет удержать следствие. А так, может быть, поговорим, что-то решим полюбовно».

Вспомнил отца Сергия (Желудкова). В 1973 году его вызвали в Москву по делу П. Якира и В. Красина. Он навестил меня, чтобы посоветоваться, как вести себя на допросе, – он знал, что я знаком с диссидентскими рекомендациями на этот счет. Отец Сергий сказал, что будет говорить о Красине как человеке замечательном, честном, искреннем и т. д. Я его предупредил, что следователя меньше всего будут интересовать такие показания. Он будет требовать ответов на вопросы типа: вы получили от Красина такую-то книгу, вы были у него дома, когда происходила встреча Красина с американским журналистом таким-то, и т. п. В этом случае диссиденты советуют либо ссылаться на плохую память, либо представлять главным действующим лицом человека, недоступного для преследования: уехал, умер… Простой отказ от показаний может привести к уголовному наказанию. После возвращения отца Сергия из Москвы он о допросе рассказал. Меня рассказ потряс.

Ему, собирающемуся представлять подследственного в ореоле духовно-нравственных достоинств, следователь стал зачитывать протоколы, в которых Красин детально рассказал, когда встречался с Желудковым, какие книги тот приносил, какие брал, что говорил, с кем познакомил. Желудков стал все горячо отрицать, предполагая, что протоколы липовые, а факты, хотя и правдивые, никак не могли быть полученными от преданного диссидентскому делу и близкого ему человека. Тогда ему было зачитано распоряжение чуть ли не Андропова, в котором заявлялось, что органы не станут подвергать наказанию тех людей, имена которых Якиром и Красиным будут названы. От Желудкова требуется лишь одно – подтвердить показания Красина, за себя он может не беспокоиться. Но отец Сергий снова отказался подписывать протокол.

И тогда произошло то, что не могло не потрясти: в кабинет ввели самого Виктора Красина, который стал просить своего духовника подтвердить свои признания. Это поможет быстрее закончить следствие, а чистосердечное признание Красиным своей вины облегчит ему наказание. «За себя не беспокойтесь, вас к делу КГБ не привлечет». Когда Желудков и на этот раз подтвердить показания Красина отказался, я не удержался: «Почему! Отец Сергий, он же просил вас!» – «Нельзя соглашаться с поступками человека, когда он совершает их во время духовной слабости…»

Я не стал звонить Соловьеву. В самом деле, о чем я мог договариваться с капитаном полюбовно! Если следователь хочет допросить меня, пусть вызывает в установленном порядке – шлет повестку… Прошло время. Соловьев напомнил о своем предложении: «Борис Иванович, почему вы не откликнулись на мое предложение?» Я сказал, что ценю в отношениях с людьми правдивость и искренность: «Но я бы не мог быть правдивым и искренним, отвечая на ваши вопросы о Долинине».

14 декабря в музее Ф. М. Достоевского – первый вечер провела секция переводчиков. С чтением переводов выступили Виктор Антонов, Елена Зелинская, Владимир Кучерявкин, Борис Останин, Сергей Хренов.

Из записей Адамацкого:

Когда мы выразили беспокойство за судьбу «Круга», А. Чепуров на встрече с нами сказал, что возможны иные решения, в частности, клубные авторы могли бы предложить свои произведения в сборники и альманахи – в «День поэзии», «Молодой Ленинград», обратиться в издательство «Аврора», «Детская литература». Возможно кассетное издание стихов… «Но имейте в виду, идеология остается идеологией, мы живем в Советском Союзе, где марксистско-ленинская идеология, советская идеология требует повышенного внимания».

Нужно ли говорить о том, что из щедро предложенных возможностей ничего не получилось и получиться не могло.

Из записей Адамацкого:

16 августа Ю. Андреев отдает стихи В. Нестеровского в номер «Невы» (аж в первый номер 1983 г.). Что из этого вышло, лучше не вспоминать: эти стихи – безнравственность, если не сказать – подлость.

17 августа. Коршунов:

– У Долинина серьезные связи с Западом. Но по-видимому, для Долинина складывается лучший вариант.

– Почему на допрос вызвали меня?

– Это инсценировка. Новикова и Иванова нельзя вызывать: с Долининым были связаны тесно.

Из воспоминаний Долинина:

На допросах иногда речь заходила о клубе. Следователь утверждал, что в клубе состоят сплошные антисоветчики. Я это отрицал и говорил, что литераторов политика не интересует, а к той деятельности, за которую был арестован, никто из них отношения не имеет.

Вызвали в КГБ председателя правления клуба Адамацкого. У него опыт допросов с 1957 года 30 . Признаюсь, показания Адамацкого прочитал не без удовольствия. Из них я узнал, что являюсь человеком абсолютно лояльным коммунистическому режиму. Никаких антисоветских высказываний, по словам Адамацкого, никто и никогда от меня не слышал.

26 октября состоялся вечер памяти поэта Леонида Аронзона. К этому времени большинство мероприятий клуба проводилось на улице Петра Лаврова, 5. Организовывал вечер В. Эрль, кроме него участвовали и другие литераторы из нашего круга, но в объединение не вступившие: Т. Буковская, В. Ханан, А. Альтшулер. Никакие другие мероприятия не позволяют нам так ощутить ветер истории, сопровождавший наши жизни, как вечера памяти! Звучавшие стихи преодолевали власть физической смерти.

Стало известно, что следствие по делу В. Долинина закончилось.

Из воспоминаний Долинина:

Следствие продолжалось девять месяцев. Я был вырван из привычной среды и постепенно осваивался в новой… В тюрьме меня окружали сотрудники КГБ и «подсадные утки» – публика, для которой моральные нормы не существуют. До ареста я практически не имел опыта контактов с КГБ, допросам никогда не подвергался. Сориентироваться в той жизни, научиться на практике различать подводные камни, а порой и лесть оказалось непросто. В результате я совершил целый ряд ошибок, которые потом, набравшись опыта, пытался исправить. Удалось это лишь частично.

Меня обвиняли по статье 70 УК РСФСР («Антисоветская агитация и пропаганда»)… Основными пунктами выдвинутого против меня обвинения были: издание – совместно с Ростиславом Евдокимовым – подпольного Информационного бюллетеня СМОТа (Свободного межпрофессионального объединения трудящихся), авторство ряда статей для эмигрантского (до 1992 года), а ныне печатающегося в Москве журнала «Посев» и традиционное для политических дел распространение запрещенной литературы…