Валтасаров пир - Роксана Гедеон

Я была вне себя от счастья и в мыслях возносила короля до небес. Людовик XVI – самый лучший государь на свете! И какой надежной защитой стало имя графа д'Артуа для моего сына. Всегда и везде я отныне буду говорить, что именно он – отец Жанно.

– Вы так добры, сир! – воскликнула я, сияя от счастья.

– Благодарю, мадемуазель, – смущенно отвечал король, осторожно отнимая свою руку, которую я покрывала поцелуями, – я, еще когда вы были девочкой, обещал заботиться о вас. Кстати, ваше скорое замужество… Готовы ли вы к нему?

Я подавленно молчала. Стоило ли обременять Людовика XVI еще и этими заботами? В конце концов, это не так уж ему нужно. И в любом случае он не станет решительно вмешиваться, чтобы что-то изменить.

– Сир, я не могу сказать вам ничего другого, кроме того, что только воля моего отца вынуждает меня на этот брак. С другой стороны, я не могу сказать ничего плохого о принце д'Энене.

– Да, вы правы… – сказал король, поглаживая подбородок. – Он на хорошем счету у принца Конде,[7] и в таком возрасте – уже полковник… Но вы, дочь моя, – не слишком ли вы страдаете от необходимости выйти за него замуж?

– Нет, сир, не слишком. Честно говоря, я к этому равнодушна.

– Ваше сердце не затронуто, я понимаю… Но мне почему-то кажется, что принц д'Энен будет хорошим супругом. Мне нравится этот молодой человек. Тихий, спокойный, застенчивый, он так не похож на многих придворных вертопрахов. А это совсем не плохо, уж поверьте мне.

– Да, сир, – произнесла я без всякого выражения. Людовик XVI решил закончить эту тему.

– Итак, мадемуазель, мы рады видеть вас в Версале. Надеюсь, вы найдете время выразить свое почтение графу д'Артуа?

– Я намеревалась пойти к его королевскому высочеству сразу же, как засвидетельствую свое почтение вам, государь.

Несмотря на не слишком приятное окончание аудиенции, из кабинета короля я выходила счастливая, как никогда ранее. Великолепные росписи на стенах и потолке Эй-де-Беф, витые консоли, сверкающая мозаика, блеск позолоты на роскошной мебели, струящийся бархат портьер – все это сейчас казалось мне в тысячу раз прекраснее, чем накануне. Я увидела свою мачеху, ожидающую моего появления, не выдержала и, подбежав к ней, поцеловала в щеку.

– Тише, тише! – воскликнула она. – Что за нежности? Помните об этикете!

Эти слова быстро охладили меня, и я, придя в себя, сразу уяснила неестественность своего поведения. Я не любила Сесилию, свою мачеху, и виделась с ней очень редко. Она платила мне тем же, хотя, возможно, в душе уже смирилась с тем, что именно я, внебрачная дочь ее мужа, стану наследницей титула и состояния.

– Благодарю за напоминание, – сказала я с едкой горечью в голосе. – Напомню и вам, сударыня, что у вас булавка от пластрона откололась, и выглядит это почти неприлично.

С холодной улыбкой она возвратила жемчужную булавку на место.

– Вы остры на язык, моя милая. Только не следовало бы демонстрировать это во время аудиенции. Ваш отец рассержен тем, что вы сказали о своих чувствах к принцу д'Энену.

– Мне наплевать на это. Я иду сейчас к графу д'Артуа… Мимо проходила герцогиня Диана де Полиньяк в великолепном розовом платье. Она услышала мои последние слова.

– А, вот и вы! – воскликнула герцогиня. – Мы с вами еще не виделись. Ну, здравствуйте, душенька. Кажется, вы хотели видеть графа? Он сейчас у своей жены.

– Вот и отлично. Я им обоим засвидетельствую почтение.

– Я похищаю вас, душенька! Пойдемте к д'Артуа вместе. Она подхватила меня под локоть и повела длинными знакомыми галереями.

Апартаменты жены графа, дочери сицилийского короля Виктора Амедея III, были, как ни странно, полны придворными. Обычно графиня д'Артуа не пользовалась вниманием света. Принц относился к ней небрежно и даже пренебрежительно, а аристократы втихомолку смеялись над ней.

– Что, граф д'Артуа влюбился в свою жену? – спросила я у герцогини. – Раньше он не тратил дневное время в ее салоне.

– Вам лучше это знать, душенька! – отвечала герцогиня с известной долей иронии, которая превратила ее слова в намек. – Вы были таким близким другом его высочества.

Я прошла в салон, изящно присела в реверансе, только потом заметив, что граф д'Артуа пока меня не видит. Он был занят разговором с каким-то офицером. Графиня д'Артуа, сидевшая в глубоком кресле, холодно кивнула мне. По ее лицу очень ясно промелькнуло выражение неприязни.

Этикет не позволял мне заговорить первой, а принцесса умышленно молчала, желая поставить меня в неловкое положение. Но в эту минуту граф д'Артуа резко обернулся. Он заметил меня и наши глаза встретились.

Он совсем не изменился, только взгляд стал еще более дерзким, а манеры более бесцеремонными. Бледность его лица говорила о том, что в прошедшую ночь он либо здорово напился, либо слишком увлекся любовью. Несмотря на последнее предположение, я сразу, по первому же взгляду принца поняла, что в его отношении ко мне ничего не изменилось. Его глаза говорили: «Вы вернулись? Я довольно долго ждал этого. И я не ожидал, что вы так чертовски похорошеете. Разумеется, я заполучу вас вновь, чего бы мне это ни стоило».

– А, значит, слухи о вашем приезде были правдивы, мадемуазель!

Я снова сделала реверанс, стараясь держаться как можно более холодно.

– Да, ваше высочество, вчера утром я вернулась в Париж. Его глаза сверкнули. Я интуитивно поняла, что он тоже считает, что Жанно – его сын. Или просто догадывается об этом.

– Вы не очень-то спешили в Версаль, – небрежно произнес он сквозь зубы.

Но за небрежностью тона я чувствовала совсем другое. Его взгляд просто впивался в меня, скользя по лицу, волосам, груди, полуоткрытой глубоким декольте, и маленьким ногам, обутым в атласные туфельки, чуть виднеющиеся из-под пышных юбок. Я была сейчас безупречна, поэтому легко терпела этот взгляд принца.

– Провинция пошла вам на пользу? – резко спросил он.

– Да, ваше высочество.

– Вы не стали провинциалкой, поздравляю вас.

– Благодарю, ваше высочество.

Он должен был понять, что я не расположена разговаривать откровенно, особенно сейчас, под пристальными взглядами придворных. Да и вообще мне не хотелось продолжать наши отношения.

– Я слышал, вы выходите замуж, мадемуазель?

– Да, принц. Выхожу замуж за принца д'Энена де Сен-Клера.

– Отличная партия, мадемуазель! Принц, черт возьми, молод, хорош собой… ну, а то, что он не умеет и слова сказать, – это ведь не такой уж большой недостаток, не так ли?

«Уж не ревнует ли он?» – подумала я. Но в любом случае я ничего не отвечала на это язвительное замечание, стояла молча и невозмутимо, как статуя. О, я умела держать паузу. Пауза иногда больше, чем слова, дает понять собеседнику, что он сказал глупость.