316, пункт «B» - Эдуард Лимонов

Дженкинса вынужденно волновало его собственное здоровье. Боли в спине, вдруг опять начавшиеся, несмотря на строжайшую диету, боли в желудке, головокружения, чаще всего поздно ночью, перед отходом ко сну, боли всех видов посещали теперь его тело всякий день. Дженкинс без докторов отлично знал свой диагноз. «Пришла твоя старость — старик», — ухмыльнулся он горько, поглядев рассеянно в окно вертолета на все уменьшающийся внизу квадрат его «дома» — бывшего здания Метрополитен-музеум. Одну свою мечту он, без сомнения, осуществил. Еще в первый год пребывания в Нью-Йорке, молодым провинциалом, свежеприбывшим из Детройта, увидав впервые Метрополитен-музеум, раскинувшийся привольно над Пятой авеню, он подумал: «Вот бы где жить» и произнес эту фразу вслух. Приятель Майкл Осман, так же, как и Дженкинс записавшийся в Law school[34] Нью-Йоркского университета, прокомментировал:

— Да, аппетит у тебя, Сол, неплохой! — круглолицый Осман зевнул.

— А что, Майкл, человек сильной воли может добиться всего в этом мире, в том числе и сделать Метрополитен-музеум своим домом, — сказал Сол, раздраженный неверием ленивого Майкла.

— Я хочу посмотреть… — Майкл зевнул опять.

Майкл погиб вместе с большей частью населения столицы Вашингтон 21 ноября 2007 года. Майклу не пришлось увидеть своего приятеля Сола Дженкинса, переселившимся в желанное здание. «Судьба удаляет свидетелей», — вздохнул Дженкинс. Безымянные миллионы, видящие строгого Секретаря Департмента Демографии на фотографиях в газетах и по TV, не знали его студентом-юристом Дженкинсом, таким же, как и еще, может быть, десятки тысяч молодых людей, обратившихся к перспективной профессии. Студентом в вельветовых брюках и полосатой спортивной рубашке миллионы его не знали. Они не могут сравнить мизерное начало Дженкинса и его сегодняшнее могущество. Майкл мог увидеть расстояние от пункта «A» до Метрополитен-музеум и открыть рот. Но Майкла нет… Постепенно все, кто мог открыть рот, умерли. Давно ушли в мир иной родители Дженкинса, соученики по колледжу. Кое-кто из них, несомненно, отправился на тот свет благодаря проведенному Дженкинсом через сенат закону 316, пункт «B». Увы, старение — процесс неизбежный и позорный для человеческого существа. До гипертрофированного развития медицины, какового развития Дженкинс не одобрял, человеческие существа не доживали до преклонного возраста. Медицина же нарушила нормальный процесс… и вот человек…

Дженкинс потерял нить мысли. Под вертолетом внизу был сине-стального цвета океан, они перелетали в штат Нью-Джерси. «Скоро и я должен буду уйти, — сказал себе Дженкинс. — Я износился. Семьдесят три года — это много. Даже для мужчины из клана Дженкинсов. Но перед тем как уйти, я хочу убедиться, что эта страна и после моей смерти будет управляема твердыми руками и ясной головой». Том Бакли Джуниор не обладает ни тем, ни другим. И все же, по всей вероятности, он опять станет Президентом Соединенных Штатов. Две трети дряхлой Республиканской партии уже поддержали его, и, вне всякого сомнения, республиканская конвенция в августе назовет его своим кандидатом. Последнее, чего желал бы Дженкинс Соединенным Штатам, — это второго президентства Тома Бакли. Бакли должен уйти. И Дженкинс поможет ему в этом.

В ресторане «Здоровье» на 29й улице, между Бродвеем и Пятой авеню, сидя напротив неопрятного толстяка с красным хмурым лицом, Лукьянов с жадностью поглотил десятиунцевый стейк и салат. Только вылизав содержимое пластиковой салатной чашки кусками хлеба, Лукьянов поднял голову от стола и позволил себе посмотреть вокруг. Вокруг всеми возможными цветами резал лукьяновские глаза пластиковый рай. Сеть ресторанов «Здоровье» опутала Америку в последние десяток лет. Заключив выгодные контракты с главным работодателем страны — Государством, рестораны кормили каждый день все четыре смены «youth workers», санитарных помощников и великое множество другой организованной рабочей силы. Посетители платили «Здоровью» специальными зелеными карточками «Food stamps[35]», которыми их работодатель — Государство выплачивало «youth workers» ежемесячную заработную плату. «Здоровье» обходилось «youth workers» недорого, качество пищи было вполне сносное, и потому зеленые фасады ресторанов «Здоровье» встречались теперь в Нью-Йорке через каждые сто метров.

В десять утра 4 июля не многие пластиковые стулья «Здоровья» были заняты. На дальней стене горела гигантская TV-консоль — показывали парад в честь Дня независимости.

— Идешь на парад? — глухо спросил толстяк Лукьянова и кивнул в сторону TV-стены. Толстяк многозначительно уставился на Лукьянова. — Завидую вам, «S. E.». Всегда свободны. — Лукьянов постарался дружелюбно улыбнуться толстяку, но счел за лучшее не ответить. — По голове-то кто тебе дал? Хорошо приложились… — забормотал толстяк, и Лукьянов понял, что это только прелюдия.

— Оставь меня в покое, толстый человек, если не хочешь иметь больших неудобств. — Лукьянов отвернул с груди черный пиджак и обнажил приколотый к рубашке красный значок. На красном фоне золотыми буквами значилось: «Департмент Демографии. Агент». Круглый значок дал ему Тэйлор.

— Это не big deal,[36] старый Лук, — сказал лейтенант, найдя наконец значок в ящике «лендровера», — но лучше, чем ничего. Старайся особенно не выставлять его и никогда не показывай самим дэмам, но на городских жандармов и мелкие полиции «Агент Департмента Демографии» действует безотказно. Я иногда даю такие значки своим девочкам…»

— Извини, я принял тебя за одного из недобитых… Извини… Извини… — Толстый встал и, подхватив свой чек, быстро ушел к кассе, колыхая необъятным задом в просторных несвежих джинсах.

Лукьянов даже не очень обрадовался тому, что значок сработал. Он хотел спать. Спать было негде. TV вдруг заскрежетал, и звук заполнил ресторан. «Идут наши самоотверженные «youth workers» 18й Трудовой Бригады, — объявил диктор, и трубы и литавры заколотили по барабанным перепонкам Лукьянова. — Вся Парк-авеню залита синим — синие джинсы, синие рубашки — в цвет неба нашей Великой Америки одета сегодня ее трудовая молодежь… Впереди с отточенным долгими тренировками искусством, манипулируя батонами, также в синих юбках и блузках, гарцуют юные мажоретки. Красивая и здоровая Юность Америки гордо шагает сейчас по Парк-авеню». Бравурный марш «youth workers» — случайно Лукьянову пришлось познакомиться с его автором Джефри Ноландом — ударил по забинтованной голове Лукьянова, и в голове что-то запульсировало. Лукьянов встал, сгреб со стола свой чек и поплелся к кассе. Вынул из бумажника доллары, молодая некрасивая кассирша неодобрительно взяла деньги:

— Food-stamps значительно удобнее, мистер. Рекомендую вам пользоваться food-stamps. — И без выдоха продолжила: — Вы также можете покупать у нас «Брекфаст-Сереалс». Три тысячи сто двадцать пять купонов, вырезанных из коробок «Альфа битс Брекфаст-Сереалс», дадут вам право бесплатно получить по почте Avatar 900xL компьютер.

Сверхпроизводство компьютеров создало идиотскую ситуацию, при которой их некуда было девать. Компании выдумывали хитрые трюки.

— Спасибо, в следующий раз, — проскрипел Лукьянов и, осторожно коснувшись руками головы, вышел на улицу.

Поставив одну ногу на тротуар, враждебный толстяк сидел на удивительно хрупком в сравнении с его телом голубом мопеде и, дергая педаль другой ногой, пытался завести мопед. Набитый плодами «Здоровья» живот толстяка дергался при каждой попытке. «Так тебе и надо, stupid[37]», — злорадно подумал Лукьянов и повернул в сторону Бродвея.

Навстречу ему, видимый издалека в своих красных одеждах, шел не спеша дэмовский патруль. До Лукьянова донесся их смех. Пять человек, как обычно (говорят, все инструкции, следуя примеру Ленина, писал дэмам сам Дженкинс). И, по инструкции Дженкинса, патруль должен был состоять из пятерых. Лукьянов повернулся и пошел в противоположном направлении. Не дожидаясь зеленого света, которого, кстати, могло и не быть именно на этом светофоре — светофорная система Нью-Йорка не ремонтировалась множество лет, и городские власти, удалив из города частные автомобили, успокоились, — Лукьянов быстро перешел Пятую авеню. На другой стороне он осторожно оглянулся и на ходу увидел, что дэмы беседуют с толстяком, наконец заведшим свою голубую стрекозу. Толстяк показывал дэмам на него, Лукьянова. Влип, со страхом подумал Лукьянов, влип, и так неожиданно быстро. Жирный, может быть, думает, что делает и им, и мне удовольствие: там еще один ваш, ребята. Вон он, уже на той стороне. А может быть, он не поверил значку Лукьянова? Лукьянов прибавил шаг и быстро пошел по 29й в сторону Мэдисон.

«Кто бы мог подумать… Вчера хотел умереть. Сегодня уже хочу жить… Может быть, завтра я опять захочу умереть. Пожил свое, сколько можно. Мог умереть еще в шестнадцать, когда воспаление легких вдруг развилось в туберкулез…»