Колонизатор - Сергей Калашников

Лежать было удобно. Тело расслабилось, мысли ушли. Он прекрасно слышал звуки леса и видел, как на табло комба на его запястье отсчитываются секунды. Кисленький вкус сонной травы оставил во рту приятное ощущение, прогнавшее жажду. Спустя пять минут услышал:

– Ты спишь?

– Не крепко. Вроде как подремываю, но телом владею. – Для иллюстрации шевельнул кистью правой руки, лежащей сверху на бедре.

Почувствовал, как качнулась палуба, принимая вес девочки. Увидел, что, переступив через его ноги, она взялась за рычаг, и стала его плавно раскачивать. Катамаран вышел на середину русла и бодро заскользил вниз по течению, заметно, впрочем, это течение опережая. Клацнули ружейные запоры, и патрон в стволе был заменен. Стукнула крышка ящика.

– На, вот, перекуси. – Лепешка с толстым ломтем отварного мяса пришлась кстати. – Ешь спокойно, не отниму. У меня еще есть. – Она жевала точно такой же бутерброд, продолжая приводить судно в движение.

Странное устройство. Не скрипнет, не стукнет, а ход заметный, напористый. Берега отбегают за корму, повороты следуют один за другим. Ширина реки метров пятнадцать. Течение слабое. Интересно, когда же им встретится хоть какое то жилье? И что, они так и будут всю дорогу молчать?

– Меня Джеком зовут. А ты Рони?

– Да. Мне сообщили, что ты Джек Макдауэлл. Следуешь в школу. Нам по пути. Тебя высадили не там. Булда впадает в Зину в трех километрах от твоего места назначения. И ждал тебя там хранитель лесов. Да вот не дождался. Наши полагали, что ты передумал приезжать. А вместо этого тебя высадили на триста километров западнее, из-за неверного чтения букв в вашем, не к ночи будь помянутом, языке.

– Ты говорила Зена и Балда?

– Верно. Мы сейчас плывем по Балде.

Джека не оставляло странное чувство. Восьмилетняя девочка разговаривает с ним, как взрослый с маленьким. Голос, интонации, мимика – все детское. Впечатление, что ребенок копирует взрослого, пытаясь выглядеть старше. Но это не копирование. И содержание речи….

– Тебе восемь?

– Да.

– А твою маму, случайно, не Ловисой зовут?

– Нет. Но книжки Астрид Линтгрэн она очень любит.

– А ты?

– Не очень. Я их не понимаю. Они какие-то чужие. Может быть позднее, когда познакомлюсь с культурой других миров.

– Ты говоришь… и действуешь, словно взрослый человек. А в твоем возрасте полагается играть в куклы и учиться в начальной школе. Выписывать кривые буквы в тетрадках в косую линеечку и ронять с ложки на фартук черничное варенье. – Дик поймал себя на том, что и сам говорит взрослыми словами. Вот ведь, с кем поведешься….

– Я играю в куклы, и буквы у меня получаются пока не очень. Микромоторика наработается с годами. Но я взрослый человек, и должна тебе напомнить об инъекции.

– Откуда ты зна…. – Рони постучала пальцем по рации. – Все доложили!

Шприц-тюбики у него в газырях. Справился, отвернувшись.

– Кстати, твою болячку здесь вылечат, если будешь себя правильно вести.

– Это как, излечение полагается заслужить?

– Какие все-таки гадкие, эти американские дети. И все то у них с подковырочкой, все с борьбой за справедливость! В общем, готовься, в школе обижать тебя будут часто, до тех пор, пока не обуздаешь гордыню. И не станешь вежливым и внимательным. Не внешне, а из глубины своего разума.

Теперь про "заслужение". Ваша медицина это не лечит вообще. А наша – с великим трудом. И, чтобы справится с недугом, тебе придется радикально измениться, иначе, ты просто не сможешь пройти через это.

Неожиданно стало стыдно. Он, Бомбила Джек, авторитет всех трех школ, в которых учился за последнюю пару лет, отчитан, словно последний засранец.

Глава 14.

В пути

Заночевали прямо на берегу. Рони пристала к месту со старым кострищем, разожгла огонь, не потратив на сбор дров и пары минут, подвесила котелки на приготовленные кем-то рогульки.

– Как у себя дома. – Отметил Джек, переодеваясь в длинные штаны, пока она натягивала палатку, привязав растяжки к сучьям деревьев. Отмечал молча.

Макаронно-тушеночное варево пошло легко и непринужденно. Котелок опустел в два счета. Чай оказался из какой-то травы, несладкий, но очень даже ничего. И Джек решился продолжить расспросы. Нарываться на колкости не хотелось, так что завязку беседы формулировал очень старательно

– Ты вот, говоришь, что взрослая. Но ведь тебе еще расти и расти. Как-то не вяжется. Расскажи поподробней.

– Все упирается в определение. Если взрослость считать связанной с размером тела, способностью к рождению потомства или количеством прожитых лет, то мне еще далеко до совершеннолетия. Но если речь идет о способности заботиться о себе и о других? Как тебе такое рассуждение?

– Имеет право на жизнь. Даже, пожалуй, вернее иных, более привычных.

Вот ведь незадача. Девчонка одной фразой исчерпала тему. Хотя есть еще лазейка. И Джек не сдастся так легко.

– А как на счет завершенного образования?

– Разумное существо учится всю жизнь. Собственно, это утверждение касается практически всего живого. Различия чисто количественные. И еще есть комментарий. Соотношение между получаемым и отдаваемым. В культурах, доминирующих в ваших мирах это особенно принимается в расчет. В общем, давай-ка на боковую. Оно, конечно, свет костра создает уют и располагает к доверительным беседам. Но нам завтра долго монотонно плыть, успеем все обсудить. Мой юный организм нуждается в десяти часах сна. Да и твоему отдых не повредит.

– А почему я не заснул от той сонной травы?

– Это были листья нюхачихи. Я тебя немножко обманула. Надо было убедиться, что у тебя разум пришел к осознанию необходимости принять местные реалии.

– А в ружье патрон был холостой?

– Обычный был патрон. С иньектором. Нормальный парень попытался бы увернуться, и я всадила бы заряд в мягкое место на кувырке. А ты чуть не навалил в штаны. Отбой.

Вот и поговори с такой. С виду – ребенок, а словами буквально размазывает тебя тонким слоем.

Утром костер не разжигался. При первых признаках света палатка была свернута, и путь продолжился. Рони выдала Джеку бутерброд из лепешки с толстым ломтем сыра. Напились прямо из реки. Рассудил, что если рядом "взрослый" человек, то не допустит, чтобы он принес себе вред неразумным поступком. Если она пьет, значит и ему можно. Иначе остановила бы.

Тишина утра, красивый рассвет, пейзажи, достойные кисти художника. Все было ново и как-то…. Слов не нашлось. Конкретные категории, которыми он мыслил всю свою жизнь, здесь не имели значения. Все состояло из полутонов и нюансов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});