Хозяин Колодцев (сборник) - Марина и Сергей Дяченко

Нет, не перевелись. Но для состязания специально выбрали самых старых и немощных. Уж не для того ли, чтобы унизить претендентов? Чтобы о будущем князе говорили — он выиграл скачку на полудохлом одре?

— Пошла, — сказал Юстин умоляюще. — Ну пожалуйста, давай, осталось немного…

Арунас опередил его уже на четверть круга. Юстин взмахнул новым кожаным кнутом — но не ударил.

Кляча дрожала крупной дрожью. Капала в пыль тягучая слюна. Мокрые бока поднимались и опадали. На шкуре видны были полосы от предыдущих прикосновений хлыста.

Арунас опередил Юстина уже на полкруга! Юстинова уверенность, что именно он станет князем, вдруг потускнела и сморщилась, как проколотый бычий пузырь.

— Давай же!

Лошадь едва тащилась. Юстину ни с того ни с сего вспомнился мертвый Огонек у порога, и как дышал дед, когда его избили вербовщики…

Сзади налетел Арунас. Молодецки присвистнул; непрерывно шпоря свою клячу и без устали нахлестывая ее, он опередил Юстина уже на целый круг.

Юстин понял, что проиграл.

Почему им велели скакать на клячах? Нет, не для того, чтобы унизить. Каждое предыдущее испытание имело свой смысл — пусть Юстину не всегда удавалось разгадать его, но он был. Звор ничего не делает без смысла; вероятно, по его задумке будущий князь должен добиваться цели любой ценой, и если во время скачки придется до смерти загнать лошадь — так тому и быть…

Арунасу оставалось проехать два круга. Юстину — четыре. Он не скакал — тянулся, не решаясь коснуться шпорами впалых окровавленных боков, не решаясь ударить, да и зачем, все равно Арунаса уже не догнать…

Когда Арунас пересек черту в десятый раз, Юстин сразу же слез с лошади. Она стояла, опустив голову, глядя на него мутными старческими глазами; в этих глазах не было благодарности, только упрек.

Арунас бросил повод, вскинул руки, будто намереваясь схватить в ладони солнце. Лошадь под ним зашаталась и рухнула, и забилась в конвульсиях — Арунас выбрался из-под тяжелого тела, прихрамывая, двинулся к возвышению, на котором стояло кресло Звора; по мере того, как он шел, грудь его все больше выдавалась вперед, подбородок поднимался выше, это шагал не кузнец и не бастард, а молодой князь, и стражники, заметив эту перемену, расступились почтительно и, казалось, подумывали, а не поклониться ли?

Юстин подошел и остановился в стороне. Арунасова лошадь перестала дергаться, окончательно обратившись в падаль.

— Молодец, — сказал Звор Арунасу, — ты победил, значит… что ж. Теперь отдыхай, готовься… Я распорядился — тебя отвезут во дворец.

Вероятно, Арунас ждал поздравлений, каких-то более теплых и уважительных слов. Он замешкался, а потом, решив, видимо, что его княженье только начинается и разгуляться он еще успеет — все той же величественной походкой пошел за приставленным к нему стражником.

Юстину показалось, что о нем все забыли. Он уже подумывал, не сбежать ли под шумок — когда Звор поднялся из кресла, и голубые глаза его остановились на Юстиновой переносице.

— Поди сюда, — Юстин скорее прочитал эти слова по губам, нежели услышал их.

Бежать было некуда. С неприятным предчувствием Юстин подошел и остановился в двух шагах от Звора.

Глаза Ушастого были такими светлыми, что казались кусочками зеркала, отражающего небо. Юстин подумал, что этот вот красивый человек с большими, как лопухи, ушами вел в атаку войска, выигрывал битвы и собирал генералов к себе в шатер, и что он, Юстин, мечтал увидеть его хотя бы раз в жизни, перед боем, хотя бы над верхушками копий.

И что у него был шанс стать с ним вровень. Стать князем. Как странно; кто бы ему сказал восемь дней назад, что он будет сожалеть о княжьем венце, уплывшем прямо из рук…

— Почему ты не боролся за победу? — спросил Звор.

Юстин не знал, что ответить. Он в первый раз в жизни разговаривал с Ушастым вот так, лицом к лицу.

— Уж не лошадь ли ты пожалел? — Звор чуть заметно усмехнулся.

— Нет, — быстро сказал Юстин. — Конечно, нет.

— А почему, как ты думаешь, хороший князь не должен жалеть лошадей?

— Я не знаю, — сказал Юстин беспомощно.

Звор некоторое время разглядывал его. Потом кивнул:

— Пойдем…

И зашагал к своей карете. Юстин тащился следом, не зная, куда себя деть, и, мельком оглядываясь, искал пути к отступлению, однако бежать было по-прежнему некуда.

Звор вошел в карету (дверь открыл и опустил ступеньку слуга). Юстин замешкался.

— Сюда, — сказали из бархатной полутьмы. — Иди сюда, неудачник, я тебе что-то скажу…

И Юстин впервые в жизни влез в карету. Опустился на мягкое сиденье. Карета тронулась, но так легко, что Юстин почти не почувствовал толчка.

Звор сидел напротив. Ветер из приоткрытого окна теребил шелковую занавеску с гербом Краснобрового.

— Так почему хороший князь не должен жалеть лошадей? — снова спросил Ушастый.

— А чего их жалеть? — сумрачно спросил Юстин.

— Вот и неверно, — Звор потрогал мочку своего огромного уха. — Хороший князь, как и полководец, обязательно должен жалеть лошадей… Обязательно. Людей еще так-сяк, но лошадей — всенепременно. Понял?

* * *

На террасе бил фонтан, в чаше его цветными лепестками плавали красные и желтые рыбки. Герб Краснобрового, вышитый шелком на темной тяжелой скатерти, был во многих местах закрыт донцами тарелок, бутылок и блюд.

— Завтра примешь княжение, — неторопливо говорил Ушастый. — Дела мои здесь закончены… Людей тебе оставлю. И посоветуют, и научат. Пей. Отдыхай.

— Мне надо деду весточку передать, — сказал Юстин. Серебряная вилка в его руках была причудливо изогнута, и Юстин продолжал сгибать и разгибать ее, сам того не замечая. — Мне надо деду дать знать, что я живой… И что я князь.

— Ты еще не князь, — Ушастый отхлебнул из кубка. — Ты завтра будешь князь. Вот тогда хоть приказ подписывай, чтобы деда твоего разыскали и с почестями доставили, хоть сам к нему поезжай… Вилку оставь. А впрочем — гни, твое право, хоть все вилки переломай здесь, твое добро, не мое…

И Ушастый улыбнулся. И Юстин понял, что если сейчас не возьмет себя в руки — хлопнется в обморок, как толстяк Флор перед жабой.

Он поднялся. Пошатываясь, подошел к фонтану. Перегнулся через бортик и сунул голову к рыбкам. В воде раскрыл глаза; дно фонтана было мозаичным, и на нем изображена была сцена купания толстомясых белокожих девиц.

Юстин выпрямился — капельки холодной воды приятно щекотали шею, стекали за ворот новой шелковой рубашки. Он виновато оглянулся на Звора, однако Ушастый вовсе не был раздосадован Юстиновой вольностью — наоборот, улыбался.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});