Половой рынок и половые отношения - Матюшинский Александр Иванович

Доведенная таким образом упомянутыми лицами, также и помощником пристава, находящимся при управлении, г. Шаншиевым, которые, поправ всякие человеческие права, надругались, издевались и истязали меня, доведенная до самого плачевного физического, материального и нравственного состояния, обращаюсь к высокогуманному чувству Вашего Сиятельства, оказать Ваше просвещенное содействие в защиту меня, ни в чем не повинной, от преследования полицейских властей.

Крестьянка Фекла Абрамовна Жукова

Это «прошение» как нельзя более характерно; оно вполне обрисовывает то положение, в которое попадает девушка, пожелавшая оставить печальное ремесло (мы оставляем в стороне исключительное положение Жуковой, попавшей в «дом» не по своей воле). Хозяйка просто выталкивает ее за дверь, без паспорта и без гроша денег, а агенты полиции насильно, с издевательствами вталкивают ее «в вагон отходящего поезда», не снабжая при этом билетом, т. е. ставят ее в невозможное положение: оставаться в городе не смей, а ехать дальше первой станции тоже не можешь, высадят. Словом, положение такое, в какое закон не ставит даже самого тяжкого преступника. А тут девушка, страшно потерпевшая от содержательницы дома и уж во всяком случае ни в чем не виновная, подвергается какому-то невероятному остракизму, ее хотят выбросить на соседнюю пустынную станцию, где она не в состоянии будет найти себе даже ночлега. За что и по какому праву? А главное, для чего это делается? Ответ на эти вопросы может быть только один: чтобы «проучить», отбить охоту протестовать у других. Иначе говоря, делается это исключительно в интересах содержательницы дома. В этом же направлении идет и все последующее «действо». Девушка вырывается и бежит к помощнику полицеймейстера. Тот принимает ее жалобу, относится к ней сочувственно (один из всего состава полиции), приказывает составить протокол, т. е. дает делу законный ход. С этой минуты девушка становится полноправной гражданкой. Так она думает и занимает номер в гостинице, чтобы переночевать. Но это не в интересах «хозяйки». Девушка возмутилась и нашла защиту, нашла «управу» на хозяйку, — это дурной пример другим. В таком положении нельзя оставлять дело. И оно не оставляется. Рано утром ее с побоями (до того, что она падает) тащат в участок и бросают в темный холодный чулан. И тут над ней опять начинают «показывать пример».

— Что, нашла правду! — издевается над ней та же хозяйка. — Не хотела жить в тепле да в холе, так посиди-ка вот тут!

— Как же, права отыскивать вздумала! — вторит ей околодочный Шахтахтинский. — Вот тебе и права, вот тебе и суд! Мы своим судом скорей найдем твои права!

И, чтобы окончательно убедить ее, что она вовсе не человек, а по-прежнему только проститутка, к ней впускается участковая челядь во главе с братом околодочного, и над ней производятся возмутительные насилия…

Выводится она из этого положения только случайно, только потому, что тот же помощник полицеймейстера через городового узнает о действиях чинов 3-го участка. Ее освобождают и приводят в полицейское управление. Но на этом ее мучения не кончаются. Ее нельзя отпустить, она уже опасна и для чинов полиции, и для хозяйки. И вот ее начинают «водить».

— Иди в третий участок! — говорит ей полицеймейстер.

Это в тот самый участок, в котором она больше всего натерпелась мучений!

— Ради Бога, не посылайте меня туда! — молит она.

— Ну, тогда приди завтра.

А назавтра ее посылают в 5 участок. Почему в пятый? Дело началось в третьем и продолжалось у полицеймейстера, живет просительница в 3-м участке (гостиница «Лондон»), а ее посылают в 5-ый, собственно, за черту города, в заводской район. Зачем, почему?

Чтобы довести до того состояния, в котором человек машет на все рукой и поступается всеми своими правами. И это достигается. Она соглашается взять свою жалобу назад, признает, что она сама пожелала быть проституткой, что «хозяйка» права во всем, а виновата одна она, Жукова. В чем виновата? Этого ни она, ни те, которые отбирали от нее подписку, не знают. Фраза о ее виновности внесена просто на всякий случай. Сами они кругом запутались, спасаясь от одной вины, нагромоздили целую кучу преступлений, а поэтому и стараются оградить себя со всех сторон, до виновности ни в чем не повинной противницы включительно. Отбирая подписку, полицеймейстер забывает даже то, что самая эта подписка, говорящая о том, что Жукова согласна на уничтожение протокола, обличает его виновность, как чиновника полиции, прекращающего такие уголовные дела, как преступления по должности подведомственных ему чинов, неправильное лишение свободы со стороны тех же чинов, побои, издевательства и пр. и обманное завлечение Жуковой в дом терпимости хозяйкой этого дома Рахман, — словом, прекращающего и, следовательно, скрывающего такие преступления, которые прекращению не подлежат. Такова юридическая сторона дела. Но не такова фактическая. С фактической стороны Рахман и чины полиции достигают намеченной цели, они наглядно показывают всей корпорации таких же отверженных, что никаких прав у них нет, что протесты с их стороны ни к чему не ведут, что хозяйка всегда будет права, а они всегда останутся виновными. В этом убеждена даже сама Рахман. Заступничество полиции так подействовало на нее, что она в своих двух домах ввела еще более строгую дисциплину. Как раз в разгар борьбы с Жуковой перед ней «провинилась» чем-то еще другая девушка, крестьянка Харьковской губернии Марья Григорьевна Ткаченко. И вот хозяйка запирает девушку в сырой подвал и держит ее там около 10 дней. Факт этот был известен чинам полиции того же третьего участка. Приведенные нами факты, нам кажется, достаточно подтверждают высказанную выше мысль, что девушки остаются в домах терпимости далеко не добровольно. Иначе говоря, на глазах у общества существуют такие учреждения, которые, будучи поставлены как бы вне закона, на глазах у всех вырывают юных членов общества и превращают их в отвратительный позорный материал, почти пытками вытравливая в них все человеческое. И неужели это нормально? Неужели несчастные не найдут себе защиты хотя бы в той мере, в какой они имеют право на эту защиту по закону? Это было бы позорно для людей XX века.

Но, по-видимому, позор не особенно тяготит «людей XX века», так как они довольно охотно мирятся с существованием этих учреждений. Даже больше того, стараются закрыть глаза и не видеть их и приносимого ими зла. В этом отношении весьма характерна краткая история одного «Общества защиты несчастных женщин». Инициаторы этого общества с самого начала повели энергичную борьбу с развратителями девушек и с домами терпимости, опубликовывая в местной газете все факты с именами виновных. Но местные буржуа испугались такого направления деятельности «общества» и решили принять меры. Сначала они попробовали «уговорить» инициаторов, а когда это не удалось, то они привлекли в члены общества своих сторонников и, составив большинство, оттерли своих противников, забаллотировав их при выборах в правление. В результате деятельность «общества» ограничивается содержанием мастерской, в которой работает 4–6 девушек. Борьба же с причинами зла совершенно оставлена. Между тем, инициаторы общества на эту-то борьбу и возлагали главные надежды. Насколько правилен был взгляд инициаторов общества, можно судить по тому, что в период их деятельности девушки и женщины прямо осаждали общество всевозможными просьбами, создалось целое движение среди женщин, распространившееся далеко за черту проституции. Ежедневно, например, приходили жены с жалобами на мужей и с просьбами выхлопотать отдельный вид на жительство; являлись по нескольку в день брошенные сожительницы с младенцами на руках, умоляя о юридической помощи и проч. Мы не говорим уже о проститутках, желающих бросить свое печальное ремесло… А теперь все это заглохло, затихло, к обществу в его новом составе почти никто не обращается.

Но возвратимся к нашим цифрам.

Следующая графа таблицы распределяет проституток по профессиям. В этой графе мы видим, что в кадры проституток рекрутируются исключительно трудящиеся женщины или жены трудящихся. Занимающихся домашним хозяйством попало в дома терпимости 68 женщин, домашняя прислуга представлена 88-ю женщинами и девушками, портнихи — 8, шляпницы — 3, белошвейки — 6, прачки — 1, фабричные работницы — 5, хористки — 3, бонны — 1 и нищенствующие — 1.